Качаю головой. Нет, не помню…

– Она должна была отслеживать преступников по ключевым словам в электронной переписке, – морщась, поясняет Томилин. – А торговцев порнографией – по розовому цвету голых тел в видеороликах… И знаете, что произошло? Возникла мода – каждое самое невинное письмо писать на розовом фоне и сопровождать лозунгами, шапкой из фраз вроде «НЕТ ТЕРРОРИЗМУ! ВЗРЫВЧАТКУ ДОЛОЙ ИЗ ЖИЗНИ! НАРКОТИКИ – НЕ НАШ ВЫБОР, ПОКУПАЙТЕ ЙОГУРТ!» Через полгода программу свернули. Невозможно было контролировать всё! Ревнители гражданских свобод торжествовали… а преступники продолжали резвиться в виртуальности. Легализовали бордели… создали электронную марихуану и виртуальный героин… обменивались планами терактов…

Я не слышала этой истории. И в голосе Томилина – настоящая горечь человека, вынужденного отступить перед несправедливостью.

– В новом, виртуальном мире нужны новые возможности для борьбы с преступностью, – говорит он вдруг. – Неожиданные. Революционные. Дающие кардинальное преимущество силам охраны правопорядка. Вы не согласны, Карина?

А я и не знаю уже, с чем согласна, с чем – нет. Нет, и Чингизу я не лгала. Средства, которыми пользуется Томилин, мне не нравятся. Вот цели… цели-то самые благие.

– Подготовили отчет, Карина? – интересуется Томилин, так и не дождавшись ответа.

– Я займусь им вечером. Разрешите еще раз проинспектировать заключенных?

Томилин устало прикрывает глаза. Нетронутый кофе на столе, горшок с геранью, фотографии… Я вдруг замечаю, что это фотографии пожилого мужчины и пожилой женщины. Очевидно, родители подполковника, а вовсе не жена и дети…

– Разумеется, Карина. Проверяйте все что угодно, сопровождающего я вам выделю…

Уже у дверей подполковник окликает меня снова:

– Карина!

Оборачиваюсь.

Пальцы Томилина медленно сминают цветок герани.

– Допустим, что я перестраховался. Испугался за вас. Понимаете? Бандиты могут быть сколь угодно обаятельны… в отличие от нас с вами. Но мы по одну сторону. Они – по другую. Этого… не стоит забывать. Приходите к двум часам, хорошо? Я надеюсь, ваше мнение изменится.

Пальцы его все комкают и комкают несчастный цветок. Не провинившийся ничем, кроме того, что есть у нас традиция называть оружие именами цветов.

Мне ничего не остается, кроме как кивнуть подполковнику.

Когда-то, едва узнав, что я собираюсь поступать в юридический, папа сказал мне… тогда я не приняла его слов всерьез, задумалась лишь позже. Нет, отец говорил не насчет опасностей работы следователя или эксперта. Он просто заметил, что, защищая закон, легче всего его нарушить. Именно для того, чтобы защищать. И что долг службы и обычная человеческая мораль начнут бороться у меня в душе… пока не победит что-то одно.

Нет, вначале я не поверила…

Но противней всего понимать, что никакой борьбы уже нет. Я выбрала. Чингиз с товарищами может быть сколь угодно красноречив. Даже прав… с общечеловеческих позиций. Вот только и Томилин прав – невозможно в виртуальности бороться с преступностью старыми средствами.

А еще… неужели я не хочу сама стать дайвером? Понять, увидеть… сложить свой паззл до конца…

Оставив охранника в камере Антона Стекова, я прохожу во «внутреннюю Монголию» незадачливого борца за свободу. Зря он отсидел срок, зря твой приятель раздавал взятки. Ничего вам не остановить. Даже побеги ваши снисходительно не заметят…

Стеков на этот раз не сидит перед телевизором. Разгуливает по комнате, размахивая руками и что-то вполголоса говоря. Я останавливаюсь на пороге «стандартной квартиры» и в недоумении смотрю на заключенного.

Он что, спятил?

Антон Стеков, преспокойно выбиравшийся из виртуальной тюрьмы в Диптаун, общался со своим фантомным окружением! С «программистом Алексеем» и его сыночком «Артемом».

– А я говорю – взять за шкирку и тащить в глубину! – почти ревет Антон. – Это что ж такое с Ленькой творится? Трудно ему быть Богом, етит его…

– Падла, не ругайся, – живым человеческим голосом отвечает «стандартный программист».

Ничего себе призыв не ругаться!

– Ничего, не маленький уже, – косясь на конопатого «Артема», бормочет Антон. Но тон все-таки сбавляет. – Обязаны мы его уговорить…

И в этот момент меня наконец-то замечают. Скучающий «Артем» оглядывается, видит меня и бормочет:

– Ну вот, дождались… Чингиз, гости!

Удивляться на самом-то деле нечему.

Если есть канал «наружу», через который Антон Стеков покидал тюрьму, то он работает и в обратную сторону. Ну а выбрать в качестве тел марионеток, разыгрывающих перед Стековым свой убогий спектакль, более чем разумно. Унылый стандартный программист ничем не похож на Чингиза. Но это он. А в шкуре парнишки, наверное, тот юноша, что был с ним в машине.

Я захожу в комнату, сажусь на диван. Пытаться арестовать незваных визитеров – бесполезно. Это будет как раз тот самый «шум», который хотел поднять Чингиз. Томилин, видимо, не в силах перекрыть неизвестный канал и поэтому закрывает на него глаза.

– Карина, вы знали, что мы здесь? – спрашивает Чингиз. В чужом теле он угадывается только по интонациям голоса.

– Нет. Я хотела поговорить с Антоном.

Заключенный Стеков досадливо крякает и подходит ко мне.

Поправляет толстым пальцем очки и произносит:

– Вы уж извините меня, Карина.

– За что? – удивляюсь я.

– За то, что втянули вас в это дело. Моя была идея, если честно.

– Не помню, чтобы меня куда-то втягивали.

– Понимаете, – у Стекова по-прежнему смущенный вид интеллигента, отдавившего кому-то ногу в трамвае, – мы полагали, что персонал тюрьмы сам отреагирует на побеги. Но они замолчали этот факт. Как только поняли, что своими силами изолировать меня не смогут, – перестали обращать внимание на побеги. Пришлось подкинуть информацию о побегах на тот уровень руководства МВД, который не посвящен в проект… в результате вас и отправили с инспекцией…

Вот оно что!

Я как-то и не задавалась вопросом, откуда появилась информация о неладах в виртуальной тюрьме. А ее, оказывается, распространили сами заключенные.

– Не надо извиняться, Антон, – говорю я. – Я выполняла свою работу. Вся ваша затея была ребячеством. Но за нее вы сами себя наказали – лишением свободы.

– Не беда. Неограниченной свободы не существует, – философски отвечает Стеков. – Вы убедились, что цель этого… этого аттракциона – эксперименты по созданию дайверов?

– Антон! – вмешивается Чингиз. – Бессмысленно. Карина все понимает, но она не на нашей стороне.

– Кажется, не только я? – не удерживаюсь от иронии.

Против ожиданий они не спорят.

– Не только, – соглашается Чингиз. – У нас есть друг… он дайвер. Но его способности особого рода, они уникальны. Он может уничтожить тюрьму. Может сделать так, что никто из заключенных не станет дайвером.

– Откуда такие таланты? – спрашиваю я. Лицо Чингиза серьезно, но в сказанное мне не верится.

Чингиз пожимает плечами:

– Так уж получилось… он работает непосредственно с глубиной. Но он не хочет вмешиваться.

– Почему? – спрашиваю я с любопытством. Оставим восторженные эпитеты на совести Чингиза, допустим, что его друг и впрямь настолько силен.

– Он сказал почти то же, что и ты, Карина. – Чингиз смотрит на меня из зрачков «стандартного программиста». – Что нельзя смешивать настоящий мир и глубину. Что виртуальность – это новое общество, новая реальность, мир без государственных границ и языковых барьеров. Нейтральная территория, как принято говорить. Уголок будущего, тянущийся в наше время. Глубина выстроит себя сама, ее обитатели решат, что принять, а что отбросить.

– Молодец ваш друг.

– Какое-то время я подозревал, что ты – лишь одна из его масок, – признается Чингиз.

Пожимаю плечами. Бывает. Матрица поехала.

– Ты будешь наблюдать за экспериментом? – спрашивает Чингиз после паузы.