Когда внезапно начинается дождь

Когда в жаркий солнечный день внезапно начинается дождь, и ты ныряешь в ближайшую подворотню

Когда в жаркий солнечный день внезапно начинается хохочущий сизый дождь, и ты, только что шедший по улице Гелю к вокзалу, поспешно ныряешь в ближайшую подворотню, чтобы спрятаться от его веселящих брызг, стоишь там в промокших ботинках, радуга в пол-лица, думаешь: «Теперь придется смеяться, пока не высохну», – но пока только улыбаешься, знать бы еще кому

Когда стоишь в подворотне на улице Гелю в промокших насквозь ботинках с радугой на лице, смеешься взахлеб, как положено всякому, кто попал под хохочущий дождь, на плечо вдруг ложится легкая, как ветер рука, и, кажется, сам ветер шепчет на ухо: «Так вот, где ты ошиваешься. А мы, дураки, бьемся головами о тучи, не в силах тебя отыскать, мог бы предупредить».

И тут, наконец, все сходится, все становится не то чтобы объяснимо, зато совершенно ясно, можно больше не мучиться, пытаясь понять, в чем подвох.

И ты говоришь:

– Я просто куда-то не туда проснулся однажды утром – выходит, уже давно?

Говоришь:

– Я, получается, сам не понял, что натворил. Думал, все в полном порядке, все как всегда – прикинь.

Говоришь:

– А теперь разбуди меня дома.

Подумал: забавно, две лавки рядом, дверь в дверь, в одной товары для художников, в другой – товары, произведенные самими художниками, полуфабрикат и готовый продукт, выбирай, чего надо тебе. И еще мастерская, где делают рамы – через дорогу, такую узкую, что автомобили проезжают по ней каким-то чудом, вернее, проползают на минимальной скорости, практически втягивая живот и поджимая трепетные боковые зеркала.

Не планировал делать покупки, но все-таки зашел в лавку, вернее, галерею, где продавали картины, украшения, игрушки, керамическую посуду и прочую чудесную белиберду, которая производит неизгладимое впечатление – вот так, вся, скопом. И неизменно разочаровывает, когда начинаешь выбирать что-то конкретное – все не то и не так, неплохо, но не настолько, чтобы платить даже совсем небольшие деньги и тащить ненужные безделушки в дом. В идеале, в такой маленькой уютной галерее надо просто оставаться жить навсегда или хотя бы на пару дней, потому что главная ценность подобных местечек – атмосфера, а ее не купишь, не вынесешь, не присвоишь, не воспроизведешь.

Знал это заранее, все знал, столько раз заходил уже в подобные лавки – дома и во всех городах, куда приезжал больше, чем на пару часов. Было в них какое-то необъяснимое притяжение. Всякий раз даешь себе слово не тратить время и деньги на ерунду, но не успеешь оглянуться, как уже сидишь в облезлом плюшевом кресле, в глазах рябит от разноцветных пятен «под импрессионизм», на тебя таращатся глиняные ангелы, тонконогие куклы с вдовьими лицами, деревянные коты и тряпичные зайцы, разглядываешь самодельные открытки и блокноты под вкрадчивый шепот продавщицы: «Совсем недорого, уникальная авторская работа, единственный экземпляр». И уходишь потом с пухлым свертком, перебирая в уме имена друзей и коллег: кому можно будет это подарить? Клянешься себе: «Больше никогда», – и заранее знаешь, что нарушишь этот обет прежде, чем пропоет петух – и хорошо, если только трижды. Вот и сейчас не устоял.

Сперва решил, что в лавке никого нет. Успел подумать: надо же, столько соблазнительных мелочей оставили без присмотра! И тут откуда-то сверху, практически с небес, раздался глас; впрочем, скорее приветливый, чем грозный:

– У вас решительное лицо человека, только что давшего себе честное слово ничего здесь не покупать.

Поднял голову и обнаружил под самым потолком совершенно седую женщину с таким молодым лицом, что седая прическа казалась париком, надетым ради развлечения. Женщина восседала на вершине высокой стремянки и привязывала к самодельной люстре крылатую фею в бальном платье.

От растерянности сказал правду:

– Угадали.

– Это вы просто не знаете, куда попали. Сейчас мы это исправим. Меня зовут Агата, и без покупок от меня не уходит никто. Такова убийственная сила моего обаяния. У вас есть ровно минута, чтобы спастись бегством.

Рассмеялся. И, конечно, остался. Надо же помочь даме спуститься с небес на землю, особенно когда на ней туфельки на шпильках и платье почти до пят, а стремянка шатается, словно попала в невидимый для стороннего наблюдателя, но явно жестокий шторм.

Руки ее были легки и прохладны как шелк, глаза темнее безлунной ночи, а дыхание пахло медом июльского сбора, из луговых трав.

– Спасибо, – сказала она, оказавшись на твердом надежном полу. – Вы благородный рыцарь, возможно даже заколдованный принц. За это даю вам еще один шанс уйти отсюда без покупки. Бегите же, бегите!

Сама при этом держала за руку, явно не собираясь отпускать. Превосходный тактический маневр.

– По крайней мере, в награду за спасение я не продам вам картину, – решила Агата. – Вы явно приехали сюда из другого города – Киев? Краков? Калининград? – пока не понимаю, но явно на букву «К». В любом случае, тащить с собой громоздкую покупку – не лучшая идея. Решено, картины не для вас!

Улыбнулся:

– Очень любезно с вашей стороны беспокоиться о моем багаже. А я действительно из Киева, вы угадали. Удивительно все-таки, что у вас в городе почти со всеми можно договориться по-русски. Честно говоря, не ожидал.

– Да у нас почти на любом языке почти со всеми можно договориться, – отмахнулась она. – Такой уж мы, виленчане, сговорчивый народ! Однако вы нравитесь мне все больше. Придется предложить вам кофе. Не стесняйтесь, это обычная часть обольщения, и при этом ни к чему вас не обязывает. Равно как и моя болтовня. Просто настроение сегодня такое – хочется всех дразнить и задирать. И немножко кокетничать. Но как назло, почти ни одного покупателя. Вы третий, за весь день. Вторники в этом смысле вообще дурацкие дни, хуже воскресений и понедельников. Не знаю, почему. Хоть выходной переноси!

Пока болтала, нажала на кнопку кофейной машины, та склочно фыркнула и облагодетельствовала подставленную чашку тоненькой струйкой темной жидкости. Налила на два глотка, зато восхитительный аромат заполнил всю лавку, вот теперь и правда хоть до ночи тут оставайся, плевать на хорошую погоду и на запланированную прогулку плевать. Из рая добровольно не уходят.

– Садитесь, – предложила Агата. – Да вот прямо сюда, на мой стул. А я сяду на подоконник. Зря, что ли, все утро разбирала сваленный на него хлам. То есть, простите, произведения искусства. Уникальные авторские работы. Которые совершенно прекрасны после того как займут свои места на стенах и в витринах. Но пока свалены в кучу на подоконнике – хлам. Сколько лет в этом бизнесе, а до сих пор удивляюсь, насколько экспозиция важнее самих объектов. Поразительно!

Сказал:

– Слушайте, а может быть, я просто на вас женюсь? Вот прямо сейчас. И останусь здесь навек.

– Навек – это вряд ли, – отмахнулась Агата. – Максимум до четверга. Потому что по четвергам у меня обычно плохое настроение. Что, честно говоря, совершенно некстати, покупатели по четвергам приходят буквально один за другим. Но я все равно становлюсь сварливой, всем недовольной старухой. И оттаиваю только к вечеру пятницы. Но за это время все молодые мужья успевают благоразумно сбежать. Так что не имеет смысла заводить канитель. Лучше давайте подумаем, что из моего товара может пригодиться вам по-настоящему. Чтобы вам не пришлось забывать покупку в гостинице, передаривать кому-нибудь из приятелей, или прятать на самую дальнюю полку шкафа, на радость будущим наследникам. Нас с вами не должны интересовать столь недостойные компромиссы, верно?

Согласился:

– Верно. Но, честно говоря, не думаю, что…

– Не думаете, что у меня найдется хоть одна нужная вам вещица? А вот сейчас поглядим.