— Я получил премию за то, что оформил ему кредит, — Пробормотал Стритер. — За то, что проявил дальновидность.

— Но, на самом деле, вы хотели продвижения по службе.

— Откуда вы знаете это?

— Сейчас я бизнесмен, но некогда я был скромным служащим. Уволившийся, прежде чем с позором вылетел. Лучшее, что когда-либо происходило со мной. Я знаю, как ведутся эти дела. Что-то еще? Может, еще в чем-то исповедуетесь.

— Он пьет «Споттед Хен» из частной пивоварни! — Выкрикнул Стритер. — Никто в Дерри, не пьет это претенциозное дерьмо! Только он! Только Том Гудхью, Король Мусора!

— У него есть спортивная машина? — Спокойно сказал Эльвид, словами, струящимися шелком.

— Нет. Если бы она у него была, то, по крайней мере, я мог бы шутить с Джанет о климаксе спортивной машины. Он ездит на долбаном «Рендж Ровере».

— Полагаю, должна быть еще одна вещь, — сказал Эльвид. — Если так, вы можете также добавить ее в свою исповедь.

— У него нет рака. — Стритер почти прошептал это. — Ему пятьдесят один год, так же как мне, и он здоров… как долбанный… конь.

— Вы тоже, сказал Эльвид.

— Что?

— Готово, мистер Стритер. Или, раз я вылечил ваш рак, по крайней мере, временно, я могу называть вас Дэйвом?

— Вы очень сумасшедший человек, — сказал Стритер, не без восхищения.

— Нет, сэр. Я столь же нормален как прямая линия. Но заметьте, что я сказал временно. Сейчас мы находимся в стадии «попробуйте, затем покупайте». Это продлится не меньше недели, возможно дней десять. Я настоятельно советую вам посетить своего доктора. Думаю, он найдет значительное улучшение вашего состояния. Но это еще не все. Пока…

— Пока?

Эльвид наклонился вперед, дружелюбно улыбаясь. У него снова казалось слишком много зубов (и слишком больших) для его безобидного рта.

— Я прихожу сюда время от времени, — сказал он. — Обычно в это время суток.

— Как раз перед закатом.

— Точно. Большинство людей не замечают меня, они смотрят сквозь меня, словно меня нет, но вы будете внимательней. Верно?

— Если мне станет лучше, то конечно, буду, — сказал Стритер.

— И вы принесете мне что-нибудь.

Улыбка Эльвида расширилась, и Стритер увидел удивительную, ужасную вещь: человеческие зубы были не только слишком большими или слишком многочисленными. Они были острыми.

Джанет складывала одежду в прачечную, когда он вернулся.

— Вот и ты, — сказала она. — Я начала волноваться. Нормально доехал?

— Да, — сказал он. Он оглядел свою кухню. Она выглядела по-другому. Она была похожа на кухню из сна. Затем он включил свет, и стало лучше. Эльвид был сном. Эльвид и его обещания. Просто душевнобольной, надень сбежавший из психушки «Акадии».

Она подошла к нему и поцеловала его щеку. Она покраснела от высокой температуры сушилки и стала очень симпатичной. Ей было пятьдесят лет, но выглядела она моложе. Стритер подумал, что у нее, вероятно, будет прекрасная жизнь после того, как он умрет. Он предположил, что у Мэй и Джастина может быть отчим в будущем.

— Хорошо выглядишь, — сказала она. — У тебя даже кожа приобрела нормальный цвет.

— У меня?

— Ага. — Она ободрительно улыбнулась ему, лишь слегка обеспокоенно. — Пойдем, поговоришь со мной, пока я складываю остальную часть вещей. Это так скучно.

Он последовал за нею и встал в дверях прачечной. Он знал, что помощь лучше не предлагать; она говорила, что он даже кухонные полотенца сворачивал неправильно.

— Джастин звонил, — сказала она. — Он с Карлом в Венеции. В молодежном общежитие. Сказал, что их таксист разговаривал на очень хорошем английском. Он весело проводит время.

— Отлично.

— Ты был прав, не рассказав про диагноз, — сказала она. — Ты был прав, а я ошибалась.

— Впервые за наш брак.

Она наморщила свой нос ему.

— Джас с таким нетерпением ждал этой поездки. Но ты должен будешь признаться, когда он вернется. Мэй приедет из Сирспот на свадьбу Грейси, и это будет подходящим временем.

Грейси была Грейси Гудхью, старшим ребенком Тома и Нормы. Карл Гудхью, попутчик Джастина, был средним.

— Посмотрим, — сказал Стритер. У него был один из пакетов для рвоты в заднем кармане, но он никогда не чувствовал меньшего желания блевать. Что он действительно чувствовал так это голод. Впервые за много дней.

Ничего там не произошло — ты же знаешь это, верно? Это просто небольшой психосоматический подъем. Он исчезнет.

— Как и мои волосы, — произнес он.

— Что, милый?

— Ничего.

— Да, и к разговору о Грейси, Норма звонила. Она напомнила мне, что их очередь приглашать нас на ужин к ним в четверг вечером. Я сказала, что спрошу у тебя, но что ты ужасно занят в банке, работаешь допоздна, из-за всех этих проблем с неудачной ипотекой. Не думаю, что ты хочешь видеть их.

Ее голос был так же нормален, и спокоен как всегда, но внезапно она начала плакать, невероятно большие слезы хлынули из ее глаз и потекли по щекам. Любовь становилась банальной в более поздние годы брака, но сейчас она словно заново расцвела, как это было в первые годы, когда они жили вдвоем в паршивой квартире на Коссут-стрит и иногда занимались сексом на коврике в гостиной. Он вошел в прачечную, взял из рук рубашку, которую она сворачивала, и обнял ее. Она горячо обняла его в ответ.

— Просто это так тяжело и несправедливо, — сказала она. — Мы пройдем через это. Я не знаю как, но мы пройдем.

— Это точно. И мы начнем с ужина в четверг вечером с Томом и Нормой, так же, как делаем это всегда.

Она отшатнулась, глядя на него своими влажными глазами.

— Ты собираешься сказать им?

— И испортить ужин? Нет.

— Ты ведь даже не сможешь поесть? Без… — Она поместила два пальца на сомкнутые губы, надула щеки, и собрала глаза в кучку: комическая пантомима рвоты, которая заставила Стритера усмехнуться.

— Не знаю насчет четверга, но сейчас я съел бы что-нибудь, — сказал он. — Не возражаешь, если я поищу себе гамбургер? Или могу сходить в «Макдоналдс»… может, принесу тебе шоколадный коктейль…

— Боже мой, — сказала она, и вытерла глаза. — Это чудо.

— Я точно не назвал бы это чудом, — сказал Стритеру доктор Хендерсон в среду днем. — Но…

Это было спустя два дня, как Стритер обсудил вопросы жизни и смерти под желтым зонтиком мистера Эльвида, и за день до еженедельного ужина Стритера с Гудхью, который на этот раз состоится в просторном жилище, о котором Стритер порой думал как о «Доме Выстроенном на Мусоре». Разговор проходил не в офисе доктора Хендерсона, а в небольшой приемной в главной больнице Дерри. Хендерсон попытался отговорить его от МРТ, говоря Стритеру, что страховка не покроет ее, а результаты на 100 % не оправдают надежд. Стритер настоял.

— Ну что, Родди?

— Опухоли, кажется, сжались, и твои легкие выглядят чистыми. Я никогда не видел такого результата, и ни один из двух других докторов, которых я привел посмотреть на слайды. Что важнее — это только между нами — ни лаборанты МРТ никогда не видели ничего подобного, ни парни, которым я действительно доверяю. Думаю, что это компьютерный сбой в самой машине.

— Тем не менее, я чувствую себя хорошо, — сказал Стритер, — именно поэтому я попросил анализ. Это сбой?

— Тебя тошнит?

— Пару раз, — признался Стритер, — но я думаю, что это из-за химиотерапии. Кстати, я прекращаю ее.

Родди Хендерсон нахмурился.

— Это очень неразумно.

— Неразумно было начинать с этого, друг мой. Ты сказал, «Сожалею, Дэйв, вероятность того, что ты умрешь прежде, чем получишь шанс сказать «С Днем Святого Валентина», девяносто процентов, поэтому, мы собираемся испортить время, что у тебя осталось, накачав тебя ядом. Ты можешь почувствовать себя хуже, если я введу тебе отстой со свалки мусора Тома Гудхью, но вряд ли». И как дурак, я согласился.

Хендерсон выглядел обиженным.

— Химиотерапия является последней надеждой на…

— Не неси чепуху, трепач, — сказал Стритер с добродушной усмешкой. Он сделал глубокий вздох, который проделал весь путь до основания его легких. Он превосходно себя чувствовал.