— Пожалуйста, — произнесла она. — Пожалуйста, не надо больше.

— Надо намного больше, — сказал он, и тут вновь появился кулак, заполняя ее поле зрения. Ее щека стала горячей, раздался щелчок в центре ее головы, и она потеряла сознание.

7

В следующий раз, когда она пришла в себя, он танцевал вокруг нее в своем комбинезоне, раскачивая руками из стороны в сторону и напевая «Коричневый сахарок» горланя атональным голосом. Солнце садилось, и два окна, выходящие на запад от заброшенного магазина — с пыльными, но чудесным образом не разбитыми вандалами стеклами — были заполнены огнем. Его тень танцевала позади него, прыгая по дощатому полу и стене, на которой остались светлые квадратные отметены, где прежде висели рекламные вывески. Звук его топающих ботинок был апокалиптичен.

Она видела свои слаксы, скомканные под прилавком, где некогда, должно быть, стоял кассовый аппарат (вероятно, рядом с банкой вареных яиц и маринованных свиных копыт). Она чувствовала запах плесени. И, о боже, как ей было больно. Ее лицу, груди, а больше всего низу, где она чувствовала себя разорванной.

Притворись, что ты мертва. Это твой единственный шанс.

Она закрыла глаза. Пение остановилось, и она ощутила запах мужского пота. Более резкий теперь.

Поскольку он упражнялся, подумала она. Она забыла об игре в мертвую и попыталась закричать. Прежде, чем она успела, его огромные руки схватили ее горло и начали душить. Она подумала: это конец. Мне конец. Мысли были спокойные, полные облегчения. По крайней мере, больше не будет боли, не будет пробуждений, чтобы наблюдать, как мужчина- монстр танцует в горящем свете заката.

Она потеряла сознание.

8

Когда Тесс вернулась в сознание в третий раз, мир стал черным и серебряным, и она парила в нем.

Вот, каково это быть мертвым.

Затем она почувствовала на себе руки — огромные руки, его руки — и кольцо боли вокруг ее горла. Он душил ее не достаточно, чтобы убить, но она носила форму его рук как ожерелье, ладони спереди, пальцы по бокам и на затылке ее шеи.

Была ночь. Луна взошла. Полная луна. Он нес ее через стоянку заброшенного магазина. Он нес ее мимо своего грузовика. Она не увидела «Экспедишн». Ее машина исчезла.

Где же ты, Том?

Он остановился на краю дороги. Она чувствовала запах его пота и ощущала подъем и падение его груди. Она чувствовала ночной воздух, прохладный на ее голых ногах. Она слышала тиканье вывески позади нее, «ТЕБЕ НРАВИТСЯ ОН, ЕМУ НРАВИШЬСЯ ТЫ».

Неужели он думает, что я мертва? Он не может думать, что я мертва. Я все еще кровоточу.

Или все же она была? Сложно было сказать наверняка. Она вяло лежала в его руках, чувствуя себя подобно девочке из фильма ужасов, той, которую унес Джейсон или Майкл или Фредди или неважно, как там его звали, после того, как все остальные убиты. Нес ее к какому-то заболоченному логову в глубине леса, где она будет прикована цепью к крюку на потолке. В этих фильмах всегда были цепи и крюки на потолке.

Он снова двинулся. Она слышала звук его ботинок по дорожному дегтю заплаток на Стэгг-роуд: шмяк-шмяк-шмяк. Потом, на противоположной стороне, скрежет и гремящие звуки. Он отшвыривал ногой куски досок, которые она так тщательно собрала и бросила сюда в канаву. Она больше не слышала тикающую вывеску, но услышала проточную воду. Не поток, а только струйка. Он опустился на колени. Мягкий грунт расступился под ним.

Теперь он точно убьет меня. По крайней мере, мне не придется больше слушать его ужасное пение. Это прекрасная часть, сказала бы Рамона Норвилл.

— Эй, девочка, — сказал он доброжелательным голосом.

Она не ответила, но видела, что он склонился над ней, изучая ее полузакрытые глаза. Она прилагала огромные усилия, чтобы сохранить их в таком состоянии. Если он заметит их движение, даже небольшое… или блеск слез…

— Эй. — Он шлепнул тыльной стороной руки по ее щеке. Она позволила своей голове перекатиться в сторону.

— Эй! — На этот раз он грубо ударил ее, но по другой щеке. Тесс позволила голове перекатиться назад другим путем.

Он сжал ее сосок, но он не потрудился снять ее блузку и лифчик, и это не причиняло слишком сильную боль. Она лежала обмякнув.

— Я сожалею, что назвал тебя сукой, — сказал он, все еще используя доброжелательный голос. — Было классно тебя трахать. И мне нравятся немного постарше.

Тесс поняла, что он действительно мог решить, что она мертва. Это удивительно, но могло оказаться правдой. И внезапно она ужасно захотела жить.

Он снова поднял ее. Запах пота был невыносимым. Щетина щекотала ее щеку, и все что ей оставалось, это не дергаться от нее. Он поцеловал уголок ее рта.

— Извини, я был немного груб.

Затем он снова понес ее. Звук проточной воды стал громче. Лунный свет пропал. Был запах — нет, вонь — гниющих листьев. Он положил ее в четырех или пяти дюймах от воды. Было очень холодно, и она почти вскрикнула. Он толкнул ее ноги, и она позволила коленям оторваться от земли. Безвольные, подумала она. Они должны оставаться безвольными. Они не далеко переместились прежде, чем натолкнуться на рифленую металлическую поверхность.

— Черт, — сказал он, задумчивым тоном. Затем пнул ее.

Тесс оставалась вялой даже когда ветка больно оцарапала ею спину. Ее колени ударились о гофрированную поверхность над ней. Ягодицы уперлись в губчатую массу, и запах гниющей листвы усилился. Он был столь же густой как от гниющего мяса. Она ощутила непреодолимое желание откашляться от этого ужасного запаха. Она чувствовала подстилку из влажных листьев, скопившихся под ее спиной, как декоративная подушка, пропитанная водой.

Если он сейчас все поймет, я буду драться с ним. Я ударю его снова и снова…

Но ничего не произошло. Долгое время она боялась приоткрыть глаза или сделать ими малейшее движение. Она вообразила его присевшего там, глядящего в трубу, где он спрятал ее, склонив голову на бок в сомнении, ожидая именно такого движения. Как мог он не знать, что она была жива? Конечно, он чувствовал биение ее сердца. И чего бы она добилась ударами против гиганта из пикапа? Он схватил бы ее за босые ноги одной рукой, вытащил ее, и снова принялся бы душить ее. Только на этот раз он бы не остановился.

Она лежала в гниющих листьях и вяло текущей воде, глядя в пустоту из под своих полуприкрытых век, сконцентрировавшись на игре в мертвую. У нее наступило сумеречное помрачение сознания, и она долго пребывала в нем, по крайней мере, по ощущениям это длилось долго. Услышав двигатель — его грузовика, конечно же, его грузовика — Тесс подумала: я воображаю этот звук. Или мечтаю о нем. Он все еще здесь.

Но прерывистый шум двигателя, вначале нарастал, затем исчез дальше по Стэгг-роуд.

Это уловка.

У нее почти началась истерия. Даже если это был не он, она не могла оставаться здесь всю ночь. И когда она подняла свою голову (морщась от приступов боли в измученном горле) и посмотрела в отверстие трубы, она увидела только беспрепятственный серебряный круг лунного света. Тесс начала ползти к нему, затем остановилась.

Это уловка. Не важно, что ты слышишь, он все еще здесь.

На этот раз мысль была настойчивой. Это было вызвано тем, что она не увидела ничего у отверстия водопропускной трубы. В приключенческом романе это было бы моментом ложного расслабления перед кульминационным моментом. Или в фильме ужасов. Белая рука, появляющаяся из озера в «Избавлении». Алан Аркин, прыгающий на Одри Хепберн в фильме, «Подожди до темноты». Ей не нравились страшные книги и фильмы, но будучи изнасилованной и почти убитой, казалось, ей открылось целое хранилище воспоминаний о фильмах ужасов. Словно они были прямо здесь, в воздухе.

Он мог поджидать. Если, например, попросил сообщника отогнать свой грузовик. Он мог сидеть на корточках снаружи трубы тем терпеливым способом, которым умели деревенские мужики.

— Снимите эти трусики, — прошептала она, затем прикрыла рот. Что, если он услышит ее?

Прошло пять минут. Должно быть пять. Вода была холодной, и она начала дрожать. Вскоре ее зубы начнут стучать. Если он был там, он услышит.