– Это латынь, – прошептал реставратор, вслушиваясь в слова черного человека. – Что-то вроде молитвы, но вывернутой наизнанку, извращенной и страшной.

– Черная месса! – догадалась девушка.

– Не совсем, но что-то подобное.

Скоро молитва закончилась, и собравшиеся снова запели. На этот раз Маша и Старыгин были подготовлены, и странная песня не произвела на них такого неодолимого гипнотического впечатления. Да и закончилась она гораздо быстрее.

Люди в черных плащах выслушали краткое напутствие своего предводителя и по одному удалились через арку в дальнем конце зала.

В подземном храме остались только двое сам «священник» и еще один человек, молча стоявший перед ним.

– Что скажешь, Азраил? – спросил священник. Каждое его слово было отчетливо слышно благодаря удивительной акустике храма и полной тишине, царящей в подземелье.

Тот, кого он назвал Азраилом, откинул капюшон. Маша вздрогнула, узнав того человека, который был на присланной Мишкой Ливанским фотографии, того человека, который сидел в такси в аэропорту, человека, который преследовал их со Старыгиным. Узкое, худое лицо, похожее на профиль со стертой старинной монеты. Разные глаза, странным блеском горящие в дымном свете факелов.

– Повелитель, она в наших руках! – проговорил он глухим, хриплым голосом. – Она и ее спутник попали в капкан и ждут, когда исполнится ваша воля!

– Ты уверен, что это она? – проговорил «священник». Его лицо по-прежнему было скрыто капюшоном.

– Без сомнения! Она рождена под знаком числа света. Четырежды семь, я это проверил.

Она рождена в царском доме, в ее жилах течет священная кровь...

– Хорошо! – кивнул безликий. – Отправляйся за ней. Мужчину убей, а ее приведи в крипту под храмом. У нас будут два священных элемента из трех... Что ж, будем готовить Церемонию, а там поглядим, возможно, судьба сама пойдет нам навстречу!

– Слушаюсь, Повелитель! – проговорил Азраил, сложив руки на груди и поклонившись.

Через минуту подземная церковь опустела.

Маша и Старыгин крадучись пересекли ее и вошли в ту дверь, через которую незадолго до того ушли участники черного богослужения.

– Они говорили о вас, – прошептал Старыгин. – Вы для чего-то им нужны! То, что вы родились под знаком четырех семерок.., и еще что-то про царскую кровь... Вот тут непонятно...

– Вам не показался знакомым голос этого «первосвященника»? – перебила Маша своего спутника.

– А ведь правда... – Старыгин остановился. Где-то я его точно слышал... Правда, в этом склепе такая акустика, что все голоса искажаются до неузнаваемости...

– Ладно, может быть, потом вспомним! А пока не будем задерживаться. Помните, что они сказали? Мужчину убить! Так что не будем давать им такой возможности!

О том, что собираются сделать с ней самой, Маша предпочитала не думать.

За дверью, в которую вошли Маша и ее спутник, оказался довольно широкий коридор, освещенный такими же факелами, как зал подземного собора. Впереди еще слышались шаги и голоса удаляющихся людей, поэтому приходилось двигаться медленно и осторожно.

Коридор сделал поворот, и, выглянув из-за угла, Маша едва на налетела на двоих людей в плащах, которые о чем-то негромко разговаривали. Девушка отскочила назад, едва не сбив с ног Старыгина. Однако ее заметили, и за поворотом уже слышались приближающиеся шаги.

Дмитрий Алексеевич схватил девушку за локоть и потянул ее к темному проему, видневшемуся в стене коридора. Они нырнули в этот проход, едва успев скрыться от преследователей, и, не удержавшись на ногах, свалились на пол.

Пол в этом коридоре оказался скользким и покатым, и спутники заскользили по нему в темноту, съезжая, как с детской горки. Коридор, точнее, труба, по которой они ехали, несколько раз меняла направление.

– Куда мы едем? – крикнула Маша, хватаясь за Старыгина, как утопающий за соломинку. – Теперь уж наверняка прямо в преисподнюю!

Дмитрий ничего не успел ей ответить, потому что подземный полет внезапно закончился, в глаза им хлынул яркий солнечный свет, и они оказались на покрытом травой склоне холма.

К счастью вокруг никого не было. Они кубарем скатились по холму и зашагали по тропинке, которая перешла сначала в дорогу, а потом – в улицу.

– Знать бы, где мы очутились, – с тоской проговорил Старыгин через некоторое время, – и как отсюда выбраться. Подозрительный райончик, даже такси не видно.

– Куда, интересно, вы собираетесь ехать на такси? – холодно спросила Маша.

– Ну.., в папский дом конечно! Нужно же отдохнуть и привести себя в порядок! И вообще, я есть хочу! – буркнул Старыгин.

Маша без слов потянула его в первую же попавшуюся дверь, над которой была нарисована аппетитная круглая пицца.

Хозяин долго со вкусом перечислял весь свой ассортимент, пока Маша не прервала его, невежливо ткнув пальцем в первое попавшееся название.

Пицца обладала одним достоинством: она была огромной. Вкуса же Маша не разобрала, потому что по невезению выбрала пиццу с чилийским красным перцем.

– Что вы морщитесь? – недовольно спросила она.

– Я не ем острого... – буркнул Старыгин.

Наверху, при дневном свете, все страхи подземелья исчезли, и в Маше поднималось глухое раздражение на этого растяпу и рохлю. Он может только в кабинете сидеть и копаться со своими красками и химикалиями. Или еще расшифровывать разные надписи.

– Ешьте, что дают! – рявкнула она. – Дома перед женой будете капризничать!

– У меня нет жены, – неожиданно спокойно ответил Старыгин и послушно принялся есть пиццу.

От такой быстрой победы Маша еще больше рассердилась. Может быть, этот тип и умный, думала она, краем глаза посматривая на Старыгина, но в экстремальной ситуации он совершенно бесполезен. Сейчас явно растерян и понятия не имеет, что делать.

– Что вы на меня коситесь, как норовистая лошадь, перед тем как укусить? – Старыгин бросил вилку и уставился на Машу гневными глазами. – Я-то чем виноват?

– Да? – агрессивно ответила она. —А кто втравил меня в эту историю? Кто прочитал на картине эти несчастные четыре семерки? Если бы не они, я бы сейчас спокойно спала дома, вместо того чтобы сидеть здесь в грязной одежде и без крыши над головой!

– И есть эту отвратительную пиццу! – поддакнул Старыгин.

Маша надулась и замолчала.

– Вы сами влезли во все это, – сказал Старыгин, выпив залпом полстакана минеральной воды. – Вы являетесь ко мне в дом, вы не гнушаетесь ничем, даже обманом! Вам, журналистам, непременно нужно все разнюхать, все разузнать и сразу же все выболтать, вывалить на страницы газет и проорать по телевидению. Ради информации вы готовы родного отца продать!

– Мой отец тут совершенно ни при чем, процедила Маша, прикидывая, как будет смотреться Старыгин, если она опрокинет ему на голову остатки пиццы.

– И ваш дед тоже? – саркастически осведомился Дмитрий Алексеевич, не подозревая, в какой опасности находится в данный момент. Это не он подарил вам пентагондодекаэдр, не он говорил что-то о четырех семерках, не он оставил вам дневник? Маша, отчего вы все время чего-то не договариваете? Отчего не доверяете мне?

– Это мой дед! Мой, понимаете? Я хочу сама разобраться с его наследием!

– А это моя судьба! Это меня подозревают в краже мирового шедевра из Эрмитажа! Это мне нет ходу назад в Россию, если я не найду Мадонну Литта! Я знаю, что она здесь! Ведь мы видели ее голографическое изображение!

– А вот кстати, – Маша отставила пустую тарелку, – все не было времени вас расспросить.

Вы уверены, что это не вас видел охранник В Эрмитаже в полвторого ночи? И вы не прятались за лошадью в рыцарском зале?

– Совершенно точно уверен, что не был за этой лошадью с того самого вечера, когда спрятался там мальчишкой, – ответил Старыгин. Я той ночью спал дома.

– Но подтвердить это может только кот Василий...

– В общем, да, – грустно согласился Старыгин. – Ну что, надо отсюда выбираться. Позвоню Антонио, он что-нибудь придумает... Что опять не так?