Количество детских домов там примерно такое же, как у нас. Они очень разные – есть в конкретном комьюнити, есть городские, есть в подчинении штата, есть федеральные. Вопрос: почему же американцы своих детей не забирают из детских домов? А дело в том, что их невозможно усыновить: закон так устроен, что родители не лишаются родительских прав. Они лишаются права опеки над ребенком, но родительские права сохраняются пожизненно. И ребенок имеет право, когда вырастет, узнать, кто его биологические родители. А биологические родители могут прийти к замещающим родителям, так называемым фостерным, и спросить: «А как вы воспитывали моего ребенка? Не причиняли ли вы ему вред?» Да еще и засудить. Прецеденты есть.

Система фостерного устройства в Америке весьма своеобразна. Каждые пятнадцать месяцев ребенка забирают из одной замещающей семьи и передают в другую. На эту тему снято несколько художественных фильмов. Один из сравнительно недавних называется «Как по маслу», главная героиня там – черненькая девочка лет двенадцати, которая любит вырезать скульптуры из сливочного масла и даже участвует в соревнованиях. Начинается фильм с того, что девочка – серьезная такая, с косичками, – сидит на стуле с чемоданчиком и рассказывает свою историю. Как пришла служба опеки, которая забрала ее у пьющей мамы, и передала в семью, потом в другую семью, потом в третью. И вот она сидит со своим чемоданчиком, а вокруг нее меняется обстановка. Вот представьте себе – каждые пятнадцать месяцев новый дом, новые люди, новое окружение. Если, например, ребенок попадает в детский дом в два-три года, к моменту совершеннолетия он может сменить полтора-два десятка фостерных семей.

Конечно, есть и счастливые истории. Когда я жил и учился в Америке, у моего старшего сына в классе из девятнадцати детей было семеро приемных, из них пять русских, все из разных мест. Те ребята, конечно, уже стали стопроцентными американцами и давно забыли русский язык. Благополучная дорогая школа, хорошие родители. Им повезло. Но спустя несколько лет я побывал на ранчо в Монтане, где воспитывалось шестьдесят три ребенка, которых просто сдали туда приемные родители. Они не отказывались от детей – в Америке, если ты отказываешься от усыновленного ребенка, ты должен платить алименты. Если ребенок инвалид – будешь платить пожизненно. Суммы серьезные – например, в Калифорнии алименты составляют половину дохода родителей. Чтобы этого не делать, выгоднее платить деньги таким ранчо. Заправляет ранчо сердобольная тетя, которая всех устраивает, дети живут коммуной, вместе моются, вместе едят, вместе работают, к ним приходит учитель – один на шестьдесят человек от пяти до семнадцати лет, – что-то им там рассказывает. А хозяйка получает за это ежемесячно три тысячи долларов. Раньше родители платили за содержание детей четыре тысячи, но после кризиса она снизила ставку. И большая часть этих детей – наши, русские, которых когда-то увезли американцы.

Есть и другая история. Сейчас в Россию массово поехали дети, которые выросли в Америке. У нас уже полтора десятка таких. Они достигли возраста восемнадцати или двадцати лет, и приемные родители им сказали:

– Мы с тобой тут намучились, вырастили тебя – ну и хватит. Перед тобой все дороги открыты, иди на все четыре стороны.

Так случилось, например, с девочкой Валей, которую забрали из псковского дома ребенка. Девочка выросла в Америке и стала никому не нужна. Приехала в Россию. Ей двадцать лет, а она бомж. У нее есть американские родители, она не сирота. Но ей негде жить. Пока она остановилась у троюродной сестры.

Похожая история произошла с мальчиком Иваном, приехавшим в Петрозаводск. Американский папа выдал ему его российский паспорт и билет в один конец, говорит: «Съезди на родину, сынок». Он съездил, захотел вернуться – а его обратно не пускают. Еще один мальчик, Артём из Чебоксар, вернулся сам. Три года назад он написал мне на сайте и оставил видеообращение. Рассказал, что находится в закрытом социальном приюте, куда его сдали практически сразу после усыновления, и что хочет вернуться в Россию. Два года мы совместно с консульством занимались решением этого вопроса, и наконец Артём смог вернуться в Чувашию. И таких детей достаточно много.

К сожалению, я сейчас все чаще и чаще получаю не особо хорошие вести о наших детях в Америке. И это грустно. Потому что иначе мы могли бы по-другому относиться к усыновлению американскими родителями. У нас же нет подобных претензий, например, к Франции, Германии, Италии. А в США двадцать один ребенок был убит приемными родителями, и это только доказанные, известные нам случаи. Причем американские правозащитники, с которыми мы плотно сотрудничаем, говорят, что таких случаев гораздо больше.

В феврале 2013 года много говорили о деле Максима Кузьмина. Меня тогда критиковали за то, что я якобы нашел его маму, Юлю. Никого я не искал – мама Юля в Псковской области нашлась сама, когда узнала из новостей, что один из двоих ее детей, которых усыновили американцы из Техаса, трагически погиб. Фактически это было убийство. Сами посудите: маленьких детей, двух и трех лет, оставляют на заднем дворе дома одних, без присмотра. Мать потом написала в объяснении шерифу, что у нее был, прошу прощения, приступ диареи, поэтому она бросила двоих детей во дворе и ушла в дом. Но я сам в Америке видел, как службы защиты детей поступают с родителями, оставляющими ребенка одного даже во дворе дома. Ты не имеешь права оставлять ребенка одного, пока ему не исполнилось четырнадцать, а до восьми лет нельзя оставлять даже просто без присмотра, постоянно нужно быть рядом. А тут двух– и трехлетка! По большому счету этих людей должны были лишить права опеки.

Но дело быстро приобрело политический характер, потому что 1 января вступил в действие «закон Димы Яковлева», а в конце месяца погиб Максим Кузьмин. Ребенка очень быстро похоронили в другом штате и не давали эксгумировать тело. У меня есть все документы следствия, в том числе карты патологоанатомического исследования, где на теле ребенка обозначены синяки, шрамы – их более тридцати. У мальчика зафиксирован разрыв селезенки – отчего он произошел?

По показаниям, которые дали родители, мать увидела в окно, что ребенок лежит на земле и не дышит. Она подбежала к нему, чтобы оказать первую помощь. Есть такой медицинский прием, который позволяет запустить дыхание и заставить сердце забиться, – для этого наносится сильный удар кулаком или коленом в живот. Но, простите, речь идет о трехлетнем ребенке!

Вообще надо сказать, что произошедшее вполне укладывается в американскую традицию – в том смысле, что большинство американцев живут по схеме. Вот они знают, что ударом в живот можно запустить сердце или заставить дышать, и они будут так делать – неважно, кто перед ними, взрослый пузатый мужчина или маленький ребенок. Могут и допомогаться до того, что забьют насмерть – неумышленно. Допускаю, что так оно и было.

Еще один штрих в картине случившегося: мать давала Максиму лекарства, которые прописывают взрослым людям от шизофрении. Причем у ребенка не было такого диагноза. Врач, прописавший таблетки, говорил:

– Ну да, я прописал этот препарат, но предупредил, что надо последить за реакцией организма, нельзя злоупотреблять лекарством.

А приемный отец утверждает, что мать пичкала мальчика сильнодействующими препаратами, пока, за три дня до гибели, он не начал терять сознание. Только тогда женщина перестала давать Максиму таблетки. Ребенка рвало несколько дней. А потом он погиб.

Надо отдать должное американским правоохранителям: до определенного момента они раскрывали мне фактически всю информацию – пока дело не перешло на уровень высокой политики между нашими странами и после чего стало понятно, что мы идем на разрыв. Я беседовал с прокурором округа Юрека в Монтане, где находится то самое ранчо, куда ссылали ненужных детей, в том числе русских. Он сел напротив меня и сказал:

– Вы меня только не фотографируйте и на видео не пишите, а на диктофон – пожалуйста.