Джина почувствовала, как по телу пробежали мурашки.

– И насколько большую?

– Я не могу сказать, пока мы не сделаем проверку. Обычно первым симптомом являются изменения в химическом составе крови и лимфатической системе. Как я сказал, мы проверим количество лейкоцитов. Если они не начнут уменьшаться в течение семидесяти двух часов, то, возможно, все и обойдется.

– Лучевая болезнь! – вырвалось у Джины.

– Верно, – кивнул Харпер. – Количество лейкоцитов является самым надежным показателем, но я хочу просить тебя сообщить, если начнется озноб, частые позывы к рвоте или на теле появится непонятного происхождения сыпь или ожоги.

– Я кое-что читала об этом. Поражение слизистых оболочек тканей, выпадение волос…

– Это не сразу, сначала лейкоциты… Но я настаиваю, чтобы ты сообщила мне о всех необычных изменениях.

– Что вы собираетесь сказать им? – Джина кивнула головой в сторону приемной.

– Не так много, как тебе. Администрация хочет, чтобы туристы ничего не знали. Мне запрещено даже упоминать слово «радиация». Боссы хотят, чтобы я преподнес это как обычную проверку.

– Поэтому-то вы их и подняли всех на ноги в два часа ночи, – улыбнулась девушка.

– Время жизненно важно, Джина, а мне необходимо всем срочно сделать анализ крови.

– Я понимаю.

– И что, интересно, я им могу сказать такого, что не вызовет тревоги и не повлечет за собой вызов в суд? Ты упомянула воздушные канистры, могу я сказать, что мы нашли некую инфекцию в воздухозаборниках? Каких-нибудь мутантов-вирусов или нечто типа болезни легионеров?

– И вы полагаете, доктор, что это не повлечет за собой иска за преступную халатность?

– М-м… пожалуй, ты права.

– Почему бы вам не сказать им правду? – спросила Джина.

– Я не хочу паники. К тому же администрация озабочена тем, что скажут про курорт в средствах массовой информации. Ты не хуже меня знаешь, как просачиваются такие слухи. Едва люди начнут думать, что космические путешествия и работа вне Земли опасны – я уж не говорю об отпуске на Луне, – как доходы упадут вполовину. Нам это ни к чему.

– Но такая волна энергии возникает далеко не каждый день, – запротестовала девушка. – Это астрономический феномен. Божественное знамение, если хотите, и законники, там, наверху, обязаны это уразуметь. Туристы подписали немало разных страховых полисов, разве не так? Любая юридическая контора сумеет с легкостью защитить корпорацию от любых исков в этой связи. Разве адвокатов не этому учат?

– Естественно, что они знают свое дело. Но это слово «радиация». Это ужасно – радиоактивное заражение и все такое.

– Расскажите мне об этом!

– Успокойся, дорогая, ты знаешь, что у тебя есть шанс. Существует вероятность, что твой костюм и термический скафандр сумели укрыть тебя от радиации.

– Доктор, да вы знаете, из чего сделаны эти костюмы? – Джина в недоумении воззрилась на врача. – В основном из синтетических волокон. Ну, еще немного силиконовой шерсти да слой алюминизованной пленки толщиной в один атом. Пожалуй, я могла бы проходить в нем сканирование на томографе – каждая моя кость и мышца были бы видны. С таким же успехом мы могли бы танцевать там голыми.

– Это очень плохо.

– Что делать, – горько ответила Джина.

Доктор вздернул подбородок:

– Ладно, через семьдесят два часа мы будем знать, что творится внутри. Затем, в зависимости от степени болезни…

– Разве мы не можем сделать что-нибудь до этого?

– То есть?

– М-м, я кое-что читала о световом излучении. Оно поражает чувствительные части тела человека, такие, как костный мозг, кожные покровы и бактерии кишечного тракта. То, что оно не может уничтожить, подвергается заражению за счет того, что органические молекулы под действием радиации превращаются в токсичные соединения. В ряде мест поражается ДНК и могут образовываться опухоли.

– Наверняка не все из вышеперечисленного будет иметь место в твоем случае.

– Пожалуйста, не держите меня за дурочку. Я получила достаточную дозу, чтоб влететь на полную катушку.

– Хорошо, – сказал Харпер, – тогда ответь мне, что у тебя на уме?

– Я полагаю, что поскольку волна излучения прошла сквозь меня вчера, то все эти мертвые и перерожденные молекулы уже вовсю носятся внутри моего тела. Можно их как-нибудь вымыть и облегчить ношу моих лимфоузлов и почек?

Харпер холодно уставился на нее.

– Я имею в виду, – запнулась Джина, – если я умру… Эти люди там…

– Есть лечение, – медленно начал доктор, – его опробовали в начале столетия. Полное переливание крови и полная пересадка костного мозга. Однако сначала мы должны убедиться, что твой костный мозг полностью поражен, кроме того, необходимо установить, какую дозу ты получила, то есть еще раз «просветить» тебя, что может оказаться опасным, поскольку мы не знаем, сколько ты уже успела «схватить». Имеются и противопоказания, так что, возможно, сначала это и не понадобится. Мы не знаем, откуда пришел электромагнитный импульс и насколько ты пострадала. Ты не была в обсерватории, где заметили гамма– и альфа-лучи. Даже там их не смогли измерить…

– Доктор, не берите это в голову. Вы сказали, что наше оборудование тоже пострадало. Какой бы не была доза, я была там дольше всех – я и мистер Карлин, если быть точной.

– Хорошо, ты и Карлин, – доктор сделал пометку в блокноте. – Но я все равно не хочу начинать лечение, пока не узнаю, что болезнь и в самом деле есть.

– Я чувствую ее!

– Что за чушь! У тебя просто психосоматическая реакция.

– Доктор, мы сейчас разговариваем не о вашем теле, – упрямо сказала Джина. – Хорошо, вы выжжете и замените мой костный мозг заодно с кровью, но подождите секунду! Я всегда думала, что для трансплантации костного мозга понадобится найти кого-то одного из двадцати-тридцати тысяч потенциальных доноров. У нас что, на Луне так много кандидатов? Или у нас настолько хорошо подобраны данные?

– Один из кандидатов сидит прямо перед тобой. Мы возьмем пробу твоего мозга, проверим, не нанесен ли ущерб ДНК, изолируем здоровую клетку, осуществим клонирование и введем ее снова, чтобы она начала расти. С кровью проще – нужно только определить группу и подать нужную из хранилища. Затем мы можем заняться тканями с помощью вирусно-инкапсулированного носителя ДНК, сражаясь с поврежденными клетками с помощью твоих же собственных генов.

– Когда мы можем начать? – решительно спросила Джина.

– Джина, не торопись, я еще не все тебе сказал.

– Безусловно, вы еще раз хотите повторить, что это может не понадобиться и что рентген может дать мне слишком большую дозу излучения. Так что же еще?

– Ты будешь слабой как ребенок и проболеешь несколько недель. Пассивная иммунная система и недостаток лейкоцитов сделают тебя восприимчивой к любой, даже самой незначительной, инфекции. Уже только то, что ты выживешь, будет равнозначно огромной удаче, от такого лечения можно запросто умереть.

– Или умереть без него в любом случае.

– Дай мне время, через три дня мы будем знать больше, – заверил ее врач.

– Да, только к этому времени все мое существо будет отравлено, а я сама – наполовину мертва.

– Джина, я твой врач.

– А я свободная женщина, доктор. Дайте мне форму на освобождение от ответственности, и я ее подпишу. Я лучше начну сражаться уже сегодня вечером, чем сидеть и надеяться, что все обойдется.

Харпер выпятил нижнюю губу. Его вид не предвещал ничего хорошего, но Джина заметила, что он всего-навсего прикусил верхнюю губу.

– Хорошо, – вымолвил он наконец. – Ты собираешься пройти через круг мучений, которые могут оказаться ненужными.

– В любом случае выбор за мной.

– Пройди в соседнюю комнату и разденься. Я буду там через две минуты для предварительного осмотра.

Джина привстала и застыла на месте:

– Доктор, а как насчет остальных? Как насчет Карлина? Что вы собираетесь им сказать?

– Как раз поэтому мне и нужно две минуты – чтобы принять решение.