Холодный лунный свет внезапно отразился внизу, в глаза прыгнул призрачный зайчик. Я сделал осторожный шажок. Среди камней, наполовину засыпанный, лежит меч. Не двуручный, простой, с прямым нехитрым лезвием.

Я осторожно потянул за рукоять, камни нехотя раздвинулись. Меч поднялся из этой россыпи, как вампир, что вылезает прямо из могилки. Я повертел его в руке, чувствуя приятную тяжесть металла.

Этот меч выглядит так, словно им долго рубили железные столбы, в него попадали слепящие молнии, он лежал на дне болот, его омывали потоки сильнейших кислот, и вот сейчас он все еще готов к боям: пощербленный, с темными и желтыми пятнами, так бывает, когда под воздействием огромных температур металл «отпускают», он теряет закалку, становится мягче.

Даже металлическая рифленая рукоять стала темной под воздействием неведомого мне жара. Я сжал пальцы крепче, показалось, что меч все еще хранит жар подземных глубин.

Уже с мечом в руке я хотел было вернуться, но слева ощутилось некое движение. Из каменной стены вышла совершенно нагая призрачная женщина. Меня не видела, двигалась вдоль камней бесшумно, сквозь ее тело отчетливо видны темные камни, а ее словно бы глубоководную рыбу, не знающую солнечного цвета, слегка подсвечивает изнутри.

Женщина прошла мимо, не замечая меня или не пожелав заметить, вошла в камень на другой стороне и растворилась в нем.

– Мать, мать, мать, – сказал я дрожащим голосом. – Это же надо!

Со стороны костра послышался голос, но слишком близко, чтобы от костра:

– Что случилось, сэр Ричард?

– Это я Богоматерь вспомнил, – огрызнулся я. – И туды ее в качель… в смысле, где спит младенец Иисус. А вы какого дьявола?

Он подошел, сильно припадая на правую ногу, лицо изможденное, перекосился.

– Не поминайте дьявола, – простонал плаксиво. – Не поминайте!.. Он услышит и… придет.

– Он вряд ли, – буркнул я. – А вы какого… ангела?

Он сипло отдувался, сказал жалко:

– Сэр Ричард… мы с вами никогда не станем приятелями, но сейчас многое зависит от того, чтобы мы оба были целы. По крайней мере до того, как достигнем Кернеля…

Я брезгливо отмахнулся:

– Да идите, идите… спать. Я вышел сверчков послушать.

– Све… сверчков?

– Да, – ответил я безжалостно. – Обожаю слушать сверчков. Простых деревенских сверчков. Простолюдинных. Обыкновенных. Которые должны знать свои шестки…

– Сэр Ричард… Я рад, что вы уже знаете свое место. Но… Откуда у вас этот меч? Кто вам его дал… и против кого вы его обнажили? Против сверчков не совсем…

Голос его внезапно оборвался. Через полутемное помещение медленно шел в глубокой задумчивости мужчина плотного сложения, с короткими волосами. Стены просвечивают сквозь его тело, однако он не казался призраком, те в моем представлении все же малость астральные, что ли, в развевающихся одеждах, замедленные в движениях, патетические, а этот прет, как из одного помещения в другое двигается человек, сосредоточенно обдумывающий трудную задачу.

Гендельсон забормотал молитву, выхватил из-за пазухи крестик и выставил перед собой в дрожащей длани. Призрачный человек заметил нас, на лице на миг проступил слабый интерес, но тут же погас. Он шел прямо к противоположной стене, я поспешил крикнуть:

– Эй, хлопец, ты тут местный… подскажи дорогу!

Он оглянулся, в глазах мелькнула насмешка, тут же вошел в стену, словно та из тумана, а он бронетранспортер. Я ощутил стыд, нашел у кого вызнавать дорогу, идиот. Те дороги, которые он знал, давно засыпаны, перепаханы, на тех местах выросли новые города, были сожжены, разрушены… и так, возможно, не один раз. Его бы спросить о… О чем бы спросить?

– Какого черта, – проворчал я сварливо, – обнаженный потому, что ножны давно истлели!

Гендельсон бормотал молитву, упал на колени и вознес еще одну, благодарственную, уже за спасение.

– Сэр Ричард, – сказал он сурово, – а почему вы не благодарите Бога?

– Богу наверняка неловко, – ответил я, – когда его благодарят за то, чего он не делал. Шел себе это призрачный мужик и шел. Может, к такой же призрачной бабе.

– Вы чудовище! – бросил сэр Гендельсон с отвращением.

– Да, конечно, – согласился я рассеянно. Подумал, что, может быть, нечаянно ляпнул правду. До этого здесь прошла та призрачная женщина. – Идите, сэр Гендельсон.

– Без вас? – удивился он.

Я вздохнул.

– Ладно, пойдемте. Когда-нибудь добраться бы до этих руин.

Мы вернулись к костру, Гендельсон сказал с облегчением:

– Что вам эти руины?.. Тут куда не пойди – руины! Господь покарал нечестивые народы, истребив их где огнем с неба, где огнем из-под земли, а где и вовсе насылал облака огненного воздуха…

– Мне не все руины нужны, – буркнул я. Положил под голову кулак, так не спал, если верить летописям, даже князь Святослав. – Мне не все…

Гендельсон вскоре захрапел, а я подумал внезапно, что и в других руинах могут скрываться те диковинки, на которые не обращают внимания эти люди. Но мы в самом деле должны спешить… Во-первых, надо в Кернель доставить этот загадочный камень как можно быстрее, а во-первейших, я должен вернуться как можно быстрее к Лавинии, моей любимой, Единственной…

Веки мои потяжелели, я ощутил, что засыпаю, и в этот момент за кругом света я увидел, как мелькнула тень. Сперва только тень, но я осторожно сдвинул ладонь, закрывая глаза от слепящего пламени костра. В полумраке удивительная женщина легко и красиво танцевала в свежем ночном воздухе. Она похожа, решил я, на балерину с длинным прозрачным шарфом в руках, что вьется причудливо, как у чемпионки по художественной гимнастике на показательных выступлениях, создает странные фигуры, целые композиции, и это все в танце, дивном и причудливом, ибо она взлетает в воздух и замирает в нем на долгие мгновения. Ее танец то из каскада сверхбыстрых движений, недоступных человеку, то она начинает двигаться, словно в плотной воде, я видел все нюансы ее танца, будто наблюдал замедленную съемку.

Волосы ее черны как ночь, я рассмотрел два-три красных цветка в этих волосах, розы или даже георгины, очень крупные, с мясистыми лепестками. Такие же яркие цветы скрепляют ее наряд, полупрозрачную одежду, из которой легко выстреливают то длинные, изумительной формы ноги, то руки, открывают периодически живот и спину, только грудь и ягодицы остаются все время закрытыми, целомудренная такая фея, явно на стороне Добра, Света…

Ее танец становился все быстрее, она незаметно приблизилась к нам. Свет костра пал на ее тело. Я с изумлением увидел крепкое тело спортсменки, хорошую здоровую кожу, облицованную солнцем, даже лицо показалось хорошо знакомым с косметикой: слишком яркие щеки, синева над верхними веками, чересчур пурпурные губы, брови тонкие, шнурком, и вздернуты высоко…

Она видела, с каким изумлением смотрю на нее, в танце приблизилась, я услышал тихий голос:

– Спи… ты должен спать!..

– Ну да, – пробормотал я, – щас… такое пропустить…

– Ты ничего не пропустишь, – пообещала она и опустилась со мной рядом. – Ты получишь все…

Не рекомендуется, вспомнил я, просыпаясь, мужчинам спать в лесу одним. Не рекомендует иудаизм, не рекомендует христианство, а ислам так и вовсе запрещает. Ибо приходит Лилит, чтобы родить от таких мужчин детей. Известно, что Адам и Ева, будучи в «отлучении», за сто тридцать лет породили множество духов, девов и лилит. Так сказано в Священном Писании. Потом Адам и Ева снова начали совокупляться, но дело было сделано: за эти сто тридцать лет Адам весьма и весьма населил землю демонами.

Я сорвал пучок травы, вытерся с некоторой брезгливостью. Судя по всему, эти духи и демоны сами размножаться не могут, как, к примеру, наши мулы. Живут долго, возможно, вечно… если не погибают, однако новые могут появляться на свет только так. Ну, вот так, после процесса, который в разных вариантах снился мне всю ночь.

Хотя кто знает здешние нравы, может быть, это вовсе не снилось. Как-нибудь на досуге надо будет разобраться или хотя бы подумать…