— Верно, — тихонько поддакнула Надежда, чтобы показать соседке, как она внимательно слушает.

— Значит, и в тот раз поначалу все так же было, — продолжала Мария Семеновна. — Гулянье у них, шутки, смех, вечером шашлыки — я уж по запаху знаю… А наутро обнаруживается, что одна из девушек умерла!

— Да ну?! — Надежда сделала вид, что аж подпрыгнула от неожиданности. На самом деле она ничуть не удивилась, потому что знала уже всю историю. То есть не всю, а только одну ее часть, надводную, так сказать.

— Вот вам и «ну»! — торжествующе сказала соседка. — Милиции понаехало — туча! На трех машинах! В общем, пришли они к выводу, что девица своей смертью умерла, что-то у нее там было не в порядке, она во сне и умерла. Очень Илья Константинович по этому поводу переживал — у него, дескать, в доме — и такое… Сам не свой ходил, однако утряслось все. И тут как раз ему плохо стало в электричке, он и помер, очень его та история подкосила… В милиции ведь церемониться не будут.

Понаехали, весь участок потоптали, окурков набросали… А толком никого ни о чем и не спрашивали…

Расслышав в голосе соседки нотки обиды, Надежда насторожилась.

— А что, вы что-то знаете? Заметили что-нибудь?

— Ну что я знаю, — протянула Мария Семеновна, — просто ночью разговор слышала.

Тогда ночь темная была и холодная. А я вдруг спохватилась, что теплица у меня открыта. Это сейчас я уже все помидоры сняла, а тогда еще оставались. Ну, думаю, за ночь точно их подморозит, если не закрыть. И пошла тихонько.

А у меня теплица возле забора. Иду и вдруг Слышу у соседей кто-то разговаривает. Два женских голоса. Один-то я узнала — это той девушки, что умерла, такой голос у нее был низкий, хрипловатый. А вот кто другая была — не знаю. Она тихо так говорила, но прямо заходилась вся. Ты, говорит, стерва такая, нигде от тебя житья нету! Я, говорит, думала, что все забыто, а тут ты возникаешь! Я, говорит, тебя ненавижу, убила бы своими руками!

— Ну надо же! — поразилась Надежда.

— Вы, может, не верите, так я никогда не вру! — с таким жаром воскликнула соседка, что Надежда сразу засомневалась, однако спросила просто так:

— А в милиции вы про это не говорили?

— А кто меня вообще спрашивал! — Мария Семеновна махнула рукой. — К тому же хорошего человека позорить не хотела — это я про Илью Константиновича. Как соседи всегда мы дружно жили, так зачем же я буду напраслину возводить? Ведь я даже не знаю, кто там с той девицей разговаривал. Слышала ночью, в полной темноте — те в милиции только посмеялись бы — дескать, померещилось тетке спросонья…

— Тоже верно, — задумчиво согласилась Надежда, незаметно взглянув на часы.

Она поняла, что скоро любознательная соседка может проникнуться подозрительностью, и повернула к выходу, по пути еще раз осматривая дом. Дом был двухэтажный, с просторной застекленной верандой, входная дверь заперта на огромный висячий замок. И только одно окошко на втором этаже было полуоткрыто.

— Непорядок! — показала Надежда на окно.

— Ах, это, — Мария Семеновна понизила голос, — это то самое окно и есть… Ну в той комнате девушка ночевала, которая умерла…

Внезапно раздался сердитый мужской голос:

— Мария!

Через забор заглядывал строгий дедок в аккуратном застегнутом на все пуговицы ватничке.

— Мария! — повторил он. — Ты опять лясы точишь? Немедленно прекрати! — и отвернулся, не ответив на Надеждино приветствие.

Мария Семеновна усмехнулась:

— Мой благоверный соскучился. Иду, Васильич, иду уже!

Она подошла к калитке и что-то зашептала мужу. Надежда в это время внимательно рассматривала землю под тем самым окном. Ей показалось, что в траве что-то блестит. Оглянувшись на калитку, она наклонилась и выковыряла из влажной земли камешек в виде капельки. Камень был молочно-розового цвета, оправлен в золото. То есть это Надежда подумала, что в золото, поскольку металл был желтый. Однако камень был так запачкан, что не было возможности разглядеть на металле пробу. Возможно это просто ничего не стоящая безделушка, дети бросили. Хотя.., какие же тут дети? И еще: Надежда была уверена, что недавно видела что-то похожее. Совершенно неожиданно для себя она вспомнила давешнего алкаша, который пытался всучить ей цепочку. Цепочка-то и вправду была золотая, и, судя по оригинальному плетению колечек, — старинная. А эта штучка в виде капельки вполне могла к той цепочке привешиваться, вон и петелька есть. Надежда еле успела спрятать находку в карман, как подошла Мария Семеновна.

— Ну мой совсем разбушевался, — сообщила она, — обедать, вишь, ему подавай срочно! Так что уж извините, но нужно идти!

— Что вы! — усовестилась Надежда. — Вы и так на меня сколько времени потратили!

И спасибо вам за беседу и за то что глаза раскрыли. Только я уж вас попрошу: не говорите вы Анне Константиновне, что я тут была.

— Конечно! — Соседка замахала руками. — Мне ни к чему!

Они пошли к выходу, и тут Надежда сообразила наконец, какая мысль преследовала ее всю дорогу. Прозрению способствовал тот факт, что она увидела за домом небольшой очень нарядный домик размером с собачью будку. Собственно, он и оказался будкой, был аккуратно покрашен той же краской, что и дом, перед круглой дыркой, служащей входом, лежала рогожка, на ней — большая пластмассовая миска.

— Собака! — сообразила Надежда. — У него же была собака, куда она делась?

Действительно, по логике вещей у одинокого хозяина такого дома и такого сада не могло не быть собаки. Вон и все причиндалы имеются — будка, миска…

— Дик был, — помрачнела соседка, — я еще кормить его ходила. Да только он убежал куда-то после смерти хозяина.

— Разве он не на привязи был?

— Да вон, — Мария Семеновна вытащила из будки кожаный поводок, — был он привязан, так, видно, сорвался…

Надежда внимательно осмотрела поводок, он был срезан как бритвой. Или ножом. Собака не может так действовать зубами.

— Давно это было? — спросила она.

— Так на следующую ночь после похорон!

Ночью сначала он лаял сильно, спать нам не давал, а потом как заткнулся. И все, больше мы его не видели. Но, может, хулиганы какие хотели залезть, узнали, что дом без хозяина. Потому что замок на двери вскрыли. Я Анне позвонила, она примчалась — ничего, говорит, вроде не пропало, видно, спугнули их. Она замок амбарный повесила и уехала. А муж мой говорит — хорошо, что Дик удрал, а то выл он ночами сильно, спать невозможно. А так, может, его кто подберет — собака-то породистая, немецкая овчарка.

С этими словами соседка подобрала валявшиеся в траве грабли и понесла их к сараю.

Дверь в сарай была закрыта на простую щеколду. Мария Семеновна распахнула дверь и в ту же минуту из сарая раздалось грозное рычание.

— Ой! — отпрянула женщина. — Да кто же здесь?

Они с Надеждой снова боязливо распахнули дверь и увидели в самом дальнем и самом темном углу крупную собаку — немецкую овчарку. Пес лежал на боку, но, увидев чужих, сделал слабую попытку подняться. Шерсть на нем свалялась, глаза подернуты гнойной пленкой, и даже не щупая можно было понять, что нос у него сухой и горячий.

— Дик! — взвизгнула Мария Семеновна. — Вернулся!

— Что ж он в сарае-то, а не в будке своей?

— А видно, совсем плох, — спокойно сказала соседка, — вот и заполз умирать. Все одно, конец у него один — без хозяина не проживет.

— Может, кто его возьмет? — Надежде ужасно жалко было собаку.

— Да кто его больного возьмет? — Соседка пожала плечами. — Он вон шлялся где-то, может, заразный какой… Нет, тут уж ничего не сделаешь.

Тут соседка заметила, что говорит с пустотой, потому что Надежда в это время смоталась к будке за миской. Она набрала воды из бочки, что стояла у сарая, прихватила еще рогожку и зашла в сарай. Пес при ее приближении зарычал и показал огромные клыки.

— Ладно-ладно, — сказала Надежда, — ничего тебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.

— Зря вы это, — соседка поджала губы, — вы уедете, а нам тут разбираться.