– Я до сегодняшнего дня не понимала, что заставило меня сбежать. Я просто больше не могла оставаться там после того, что она сделала, а я не сделала. Этот мальчик подарил мне самые счастливые минуты моей жизни, из-за меня он оказался в беде. А я пальцем не шевельнула, чтобы ему помочь. Я ничего не сказала о том, что она сделала. Я предала его. Его загребли, а я осталась в стороне.

– Ты была ребенком.

– И это меня извиняет?

– Да, конечно.

Ева села и взглянула на него сверху вниз.

– Черта с два. Его загребли в участок, наверно, дело завели, хотя они не могли доказать, что это он испортил машину. Его родителям пришлось оплатить ущерб.

– Страховка.

– Это хрень, Рорк. Ты же понимаешь, дело не в этом.

Он крепко обнял ее.

– Тебе было девять лет, ты была напугана. А теперь ты оглядываешься на двадцать лет назад и винишь себя. Вот это хрень, Ева.

– Я ничего не сделала.

– А что ты могла сделать? Пойти в полицию и сказать им, что ты видела, как женщина – лицензированная и одобренная службой защиты детей приемная мать – изуродовала свою собственную машину, а потом обвинила в этом мальчишку из дома напротив? Они бы тебе просто не поверили.

– Это дела не меняет.

– Меняет. И мы оба знаем, что мальчик пережил этот подлый навет. У него были родители, дом, друзья. Ему хватило широты души предложить маленькой девочке покататься на своем скейтборде. Я даже думаю, что он живет совсем неплохо. Ты посвятила себя защите общества и ради этого рискуешь собственной жизнью. И нечего, черт побери, обвинять себя в том, что когда-то ты была испуганной маленькой девочкой и вела себя соответственно.

– О черт.

– Я не шучу. И сними пальто. Боже милостивый, ты что, хочешь живьем свариться?

Нечасто Ева чувствовала себя… сконфуженной: это было единственное слово, которое она могла подобрать. Она стащила с себя пальто и оставила его на кровати.

– Нельзя уж поваляться в собственной постели.

– Это и моя постель тоже. И хватит тебе валяться. Может, попробуем что-нибудь другое?

Ева подняла кота и усадила его к себе на колени.

– Нет.

– Ну и ладно, можешь сидеть и дуться. Это все же лучше, чем валяться. – Рорк встал.

– Я хочу вина.

– Может, он был травмирован на всю жизнь.

– О, я тебя умоляю. – Он открыл дверцу винного шкафчика.

Ева прищурилась.

– Может, он стал профессиональным преступником из-за этой подставы в детстве.

– А что? Это мысль. – Рорк выбрал бутылку белого вина из холодильной секции. – Может, ты же его и посадила. Ну разве не ирония судьбы?

Губы у нее дрогнули в улыбке.

– Может, ты с ним сделки проворачивал в твоем темном прошлом. Может, он сейчас криминальный босс где-нибудь в Техасе.

– И всем этим он обязан тебе. – Рорк вернулся к кровати с двумя бокалами вина и протянул один ей. – Полегчало?

– Не знаю. Может быть. Я забыла об этом, понимаешь? Забыла, словно ничего особенного не случилось. А когда это вернулось, на меня навалилось страшное чувство вины. Ему было лет четырнадцать-пятнадцать. Он меня пожалел. Я по лицу видела. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – горько усмехнулась Ева, чокнувшись с ним бокалом.

– Я могу его разыскать, если хочешь. Посмотришь, каким он стал сейчас. Если он не криминальный босс в Техасе.

– Может быть. Я подумаю.

– А пока я хочу тебя кое о чем попросить.

– О чем?

– У меня нет ни одной твоей ранней фотографии. До нашего знакомства.

Ева не сразу поняла, о чем он говорит.

– Какой фотографии?

– Из той эпохи, когда ты была юной незамужней девушкой, салажонком в форме… Кстати, я надеюсь, ты опять ее наденешь в самом скором времени. Обожаю женщин в униформе. Я могу скачать из Интернета старые фото с удостоверения, но мне бы хотелось, чтобы ты сама что-нибудь для меня разыскала.

– Ну ладно. Может быть. Попробую. А зачем?

– Наши жизни начались задолго до нашей встречи. – Рорк коснулся ее лица своими волшебными пальцами. Они легко, словно перышки, прошлись по ее коже. – И хотя я не сомневаюсь, что лучшие наши годы начались именно с момента встречи, мне все-таки хотелось бы иметь частичку тебя из того времени.

– По-моему, это очень сентиментально.

– Виновен. А если бы вдруг у тебя нашелся снимок, где тебе лет, ну, скажем, восемнадцать, да еще в полураздетом виде, было бы еще лучше.

На этот раз она не смогла удержаться от смеха.

– Извращенец.

– И опять-таки признаю себя виновным.

Ева забрала у него бокал и поставила оба на столик у кровати. Свое пальто она небрежно смахнула на пол.

– Займусь-ка я, пожалуй, кое-чем другим.

– Вот как? – Он с любопытством склонил голову набок. – И чем же, например?

Она была стремительной и гибкой. Она перекатилась через себя, вскинулась, и в мгновение ока ее ноги обвились вокруг его талии, ее руки вцепились ему в волосы, а губы впились ему в рот.

– Чем-то в этом роде, – проговорила Ева, позволив ему наконец дышать.

– Придется уделить тебе время.

– Чертовски верно. – Она расстегнула пуговицы на его рубашке, наклонилась и больно прикусила его подбородок. – Ты меня отругал. С учетом того, что мне досталось от Уитни, это уже вторая выволочка за сегодняшний день.

Ее руки трудились не переставая, и к тому времени, как они добрались до «молнии» у него на брюках, он уже был готов достойно встретить ее.

– Надеюсь, ты не среагировала подобным образом на своего начальника.

– Он совсем даже неплох, если тебе по вкусу могучие типы, несущие бремя забот на своих широких плечах. Лично я предпочитаю красавцев. – Ева укусила его за ухо и опрокинула на спину.

Кот был толст, но ему хватило опыта и проворства убраться с постели.

– Ты такой красавец. Иногда мне хочется съесть тебя, как мороженое. – Просунув руки под полы рубашки, Ева положила ладони ему на грудь. – Надо же, какая кожа! Какие мускулы! И все мое. – Она проложила губами дорожку вниз по его груди и почувствовала, как он дрожит. – Вот что может заставить девчонку взвизгивать и причмокивать всю дорогу.

Теперь и он пустил в ход руки, заставляя ее вздрагивать. Но он позволил ей вести в танце, установить ритм. Она знала, что это ненадолго, но не знала точно, насколько. И от этого ее возбуждение только усиливалось.

Она распахнула собственную рубашку, схватила его руки и прижала к своему телу, сомкнула их на своей груди. Она позволила себе уплыть, упиваясь ощущением этих длинных сильных пальцев, ласкающих ее тело. Потом она откинулась назад с закрытыми глазами, а его пальцы скользнули вниз и расстегнули ее брюки.

Ева вновь опустилась на него, опираясь на локти. Губы к губам, долгие, упоительные поцелуи, прерываемые лишь краткими вздохами. Она слышала частое биение своего сердца… Или это билось его сердце? Она выгнулась, предлагая ему свою грудь, и он взял ее. Дыхание у нее пресеклось, а потом вырвалось изо рта судорожным вздохом.

Теперь она принадлежала ему, а он ей. Ее тело воспламенилось для него. Он перевернул ее, схватив за запястья, завел ее руки за голову и прижал к постели. Ее глаза потемнели, в них читались страсть и вызов.

– Хочу видеть тебя голой. Лежи смирно, пока я буду тебя раздевать.

Он коснулся губами ее губ, потом маленькой ямочки на подбородке, потом проложил дорожку быстрых, влажных поцелуев вниз по шее, по груди, по животу.

Он стянул брюки с ее бедер, все больше обнажая ее тело, потом его язык скользнул в нежную ложбинку между ног. Она выгнулась и задрожала.

– Тсс…

Он как будто успокаивал ее, а в то же время его рот безжалостно подталкивал ее к самой грани и наконец толкнул за край. Когда она ослабела, он продолжил свое черное дело, спускаясь вниз по ее бедрам.

Он стянул с нее ботинки вместе с брюками, дал им упасть на пол общей кучей. А потом так же медленно, с извивами, двинулся в обратный путь наверх.

– Рорк…

– Надо же, какая кожа! Какие мускулы! – повторил он ее слова. – И все мое.