«О боже, – в который раз подумала она, – у этого зануды невероятно сексуальная внешность».

– Я буду делать заметки, – объяснил он. – Обойдемся без диктофона. Как суп?

– Нелл есть Нелл, – просто ответила она.

– Да. – Он начал есть. – Нелл спасла мне жизнь в тот вечер, когда я забыл о времени. Нашел в холодильнике банку с похлебкой из моллюсков и чуть не заплакал. Ваш брат – счастливчик. Я познакомился с ним вчера.

– Да, он рассказывал. – Рипли начинала понемногу успокаиваться. Они беседуют, а время идет… – Эти двое без ума друг от друга.

– Да, мне тоже так кажется… Сколько вам лет?

– Что?

– Ваш возраст. Я хочу записать.

– Черт побери, не понимаю, какое это имеет значение. В прошлом месяце мне исполнилось тридцать.

– Какого числа?

– Четырнадцатого.

– Стрелец. Вы знаете, в какой час родились?

– Никогда не интересовалась. – Она подняла бокал. – Кажется, мать говорила, что это случилось в восемь вечера, после того как она шестнадцать часов парилась в Долине Теней или что-то в этом духе. Зачем вам это?

– Введу данные в компьютер и составлю ваш гороскоп. Если хотите, дам вам копию.

– Вот чушь-то!

– Думаю, вас ждет сюрприз. Вы родились на острове?

– Да. В нашем доме. При этом присутствовали врач и акушерка.

– Когда-нибудь сталкивались с паранормальными явлениями?

Рипли терпеть не могла лгать. От этого у нее всегда сжималось горло.

– С какой стати?

– Вы помните свои сны?

– Конечно. Не далее как вчера мне приснился Гаррисон Форд[3] с павлиньим пером в волосах и бутылкой тростникового масла в руке. Как по-вашему, что это значит?

– Сигара иногда бывает просто сигарой, что бы там ни говорили психоаналитики, а сексуальные фантазии иногда означают просто неудовлетворенное желание. Сны у вас цветные?

– Да, конечно.

– Всегда?

Она пожала плечами.

– Черно-белое – для фильмов Богарта и художественной фотографии.

– Когда-нибудь видели пророческие сны?

Она чуть не ответила утвердительно, но вовремя прикусила язык.

– До сих пор не видела, но не теряю надежды.

Он сменил тактику:

– У вас есть хобби?

– Хобби? Что-то вроде стегания одеял или наблюдения за птицами? Нет.

– Что вы делаете в свободное время?

– Не знаю. – Она чуть не закорчилась, но сумела взять себя в руки. – Занимаюсь всякой ерундой. Смотрю телевизор. Хожу в кино. Иногда плаваю под парусом.

– Фильмы Хэмфри Богарта… Какой из них ваш самый любимый?

– «Мальтийский сокол».

– На чем плаваете под парусом?

– На маленькой яхте Зака. – Она постучала пальцами по столу и задумалась. – Впрочем, я собираюсь купить собственную.

– Собственная яхта – это огромное удовольствие. Когда вы поняли, что обладаете силой?

– Никогда. – Она выпрямилась и постаралась придать лицу бесстрастное выражение. – Я не знаю, о чем вы говорите.

– Нет, знаете, но если вы испытываете неловкость, на время оставим эту тему.

– Я не испытываю неловкости. Просто не понимаю вопроса.

Он положил карандаш, отодвинул тарелку и посмотрел Рипли в глаза.

– Раз так, поставим его по-другому. Когда вы поняли, что вы ведьма?

Кровь бросилась ей в голову, в ушах зашумело, сердце заколотилось как сумасшедшее. Он сидел спокойно и смотрел на Рипли так, словно она была подопытным кроликом.

Внутри что-то начало тикать, как бомба с часовым механизмом.

– Что за дурацкий вопрос?

– В некоторых просыпается инстинкт или унаследованное знание. Других этому учат, как ребенка учат ходить и говорить. Кое-кто обнаруживает это в период полового созревания. Но подавляющее большинство проживает всю жизнь, так и не осознав собственного потенциала.

Теперь он обращался с ней, как с туповатой студенткой.

– Не понимаю, с чего вы взяли… Точнее, почему решили, что я… – Она не собиралась доставлять ему удовольствие, повторяя это дурацкое слово. – Все эти фокусы-покусы – ваше дело, а не мое!

Заинтригованный Мак широко раскрыл глаза.

– Почему вы сердитесь?

– Я не сержусь. – Она наклонилась вперед. – Хотите увидеть меня в гневе?

– Не очень. Но могу держать пари: если я сейчас включу свой прибор, он покажет очень любопытные вещи.

– Я больше не собираюсь заключать с вами пари. И вообще больше не собираюсь иметь с вами дело.

Рипли поднялась. Мак не стал ее удерживать; он продолжал делать заметки.

– За вами еще сорок пять минут. Впрочем, если вы хотите изменить слову… – Он поднял глаза и встретил ее гневный взгляд. – Могу предположить только одно: вы боитесь. Я не собирался пугать или расстраивать вас. Прошу прощения.

– Я не нуждаюсь в ваших извинениях.

Как всегда, Рипли отчаянно сражалась с собственной гордостью. Черт дернул ее заключить это проклятое пари и принять его условия! Она неохотно села на место.

Не моргнув глазом Мак продолжал что-то писать. «Похоже, этот зануда заранее знал, что одержит победу», – стиснув зубы, подумала Рипли.

– Ладно, пойдем дальше, хоть это и рискованно. Как вы используете свой дар на практике?

– Мне нечего использовать.

– Вы же не дура. У меня сложилось впечатление, что вы прекрасно знаете свои возможности. – Мак следил за ее лицом. Она пыталась сохранять спокойствие. Но за сдержанной внешностью скрывались сильные, даже страстные чувства.

Ему отчаянно хотелось раскрыть и изучить их. Изучить ее. Но он понимал, что никогда не получит такую возможность, если восстановит ее против себя.

– Кажется, это болезненная для вас тема. Еще раз прошу прощения.

– Я уже сказала, что не нуждаюсь в ваших извинениях и в предположениях тоже.

– Рипли… – Он поднял руку и растопырил пальцы. Это был знак мира. – Я не репортер, собирающий жареные факты. Не зевака, жаждущий зрелищ, и не новичок, ищущий наставника. Это моя работа. Я обещаю уважать ваше право на частную жизнь и не упоминать ваше имя в своих документах. Это не причинит вам никакого вреда.

– Бук, мне нет до этого дела. Поищите себе другую морскую свинку. Ваша… работа меня не интересует.

– Другая – это Нелл?

– Оставьте Нелл в покое! – Не успев опомниться, Рипли протянула руку и схватила его за запястье. – Если вы сунетесь к ней, я разорву вас на куски!

Бук застыл на месте и перестал дышать. Ее зрачки потемнели и стали почти черными. От пальцев шел такой жар, что у него дымилась кожа.

– Никому не причинять зла, – наконец вымолвил он. Как ни странно, его голос звучал ровно. – Это не просто слова. Я следую первому правилу Ремесла и не причиню зла вашей невестке и вам тоже, Рипли.

Очень медленно, следя за ней как за сторожевым псом, сорвавшимся с цепи, он поднял руку и накрыл ее ладонь.

– Вы не можете справиться с этим, правда? – Его голос звучал мягко. – А если можете, то не всегда. – Он дружески сжал ее руку. – Вы обжигаете мне запястье.

Эти слова заставили Рипли отпустить его. Когда она увидела оставленные ею красные пятна, ее рука задрожала.

– Я больше не буду. – Она попыталась восстановить дыхание и подавить этот бешеный выброс энергии. Иначе говоря, снова стать самой собой.

– Держите.

Она не слышала, как он вставал и шел к раковине. Сейчас Мак стоял рядом и протягивал ей стакан воды.

Рипли залпом выпила воду. Ею владел не то гнев, не то смущение. Но какая разница? Во всем виноват он, этот ужасный человек.

– Какого черта вам понадобилось приезжать сюда и совать нос в чужие дела?

– Знание истины спасает нас от хаоса. – Голос Мака звучал трезво и разумно. Рипли захотелось укусить его. – А терпимость и сострадание делают нас людьми. Отсутствие этих качеств позволяет фанатикам спекулировать на страхе и невежестве. Именно так они вели себя в Сейлеме триста лет назад.

– Да, ведьм больше не вешают, но это не значит, что мир стал терпимее. Я не хочу участвовать в вашем исследовании. Это мое последнее слово.