Только бы Ордоньес не вздумал напасть, пока я тут порхаю. Мало какая древняя чертовщина там могла уцелеть. Не случайно же император настойчиво дарит мне не принадлежащие ему острова. Немалая вероятность того, что не только не принадлежащие, но и отстоявшие независимость от всего императорского флота. Возможно, так отстоявшие, что от всех эскадр остались щепки. Во всяком случае, император теперь науськивает меня, а это настораживает, если сказать очень аккуратно.

За островами выплывали острова, потом еще и еще. К счастью, небо чистое, облака не мешают подниматься выше и озирать, так сказать, но от этого озирания у меня душа все больше уходит в пятки.

Острова большие и малые, огромные и совсем крохотные – сколько их? Я рискнул чуть снизиться, сердце колотится, как у загнанного воробья, которого пора пристреливать, хоть я еще тот воробей, в черепе стучит ошарашенное: ни фига себе подстава… Неужели император надеется, что я попрусь завоевывать это вот… даже не государство, а конгломерат государств… с двумя, а когда отремонтируем «Синий Осьминог», с тремя кораблями?

Да нас же в порошок сотрут, едва только войдем в архипелаг и попробуем пробраться между островами вглыбь! У нас у всех со словом «остров» всегда ассоциации с чем-то мелким, но когда Вильгельм Завоеватель оставил материк и высадился на остров, он основал там такую империю, что стала владычицей морей!.. И уже сама высаживала на породивший ее материк войска, захватывая там территории… не появись Жанна д’Арк, завоевали бы там и последний клочок той, породившей их страны…

Впрочем, император не так глуп, чтобы решить, что вот так слепо ринусь захватывать острова. Возможно, он просто старается понять мои мотивы и то, насколько я намерен принимать его власть. Он же понимает прекрасно, что реальной власти надо мной не имеет, но если увижу выгоду от сотрудничества с ним, формально подчиняясь, то начну делать какие-то шаги, чтобы продемонстрировать это вот…

Я вздрогнул, прямо из воздуха передо мной прозвучал медленный голос:

– Кто бы ты ни был… остановись…

И хотя я несся быстро, голос не остался позади, а продолжал звучать, словно незримо летит передо мной. Я перестал колотить крыльями, растопырился и шел в парящем полете с минуту, прежде чем собрался с разбежавшимися мыслями.

– Да-да… уже встал, как… ты кто?

– Охраняющий, – ответил Голос. – Страж.

– Уже остановился, – повторил я, сердце застучало чаще и тревожнее. – Уже не лечу… Я всего лишь гость. У меня нет враждебных…

Голос прозвучал с той же дистанции:

– Нельзя.

– А уже бывали, – спросил я, – глупцы, что не слушались?

– Ответ утвердительный.

– И что с ними?

– Все были отмечены.

– Ага, – сказал я, – сурьезные вы люди. Хорошо, поворачиваю обратно! Можно махать передними конечностями?

– Можно, – ответил Голос с той же интонацией.

– А с какой частотой?

– Еще гард, – произнес Голос бесстрастно, но мое воображение дорисовало угрожающую нотку в могучем тембре, – и…

– Начинаю маневр, – перебил я громко и заложил широкий вираж, стараясь напоследок увидеть как можно больше и дальше, – и ухожу, ухожу… Ты давно на страже?

– Ответ утвердительный, – ответил Голос.

Я сделал очень широкий полукруг, чувствуя всей шкурой, что слишком близко подошел к грани, после которой стану отмеченным, знать бы, что это означает, но вряд ли дадут пряник, всмотрелся в горизонт, там поднимаются вершины очень большого острова с белоснежными башнями невиданного города, и шумно пошел обратно.

Сердце все еще стучит тревожно и укоряет, что зря рисковал, непонятно же, с какой силой столкнулся, а отмеченность может означать то, что на мне поставят незримую метку, которая позволяет всем убивать меня, а то еще и получить награду.

– Скажи, – спросил я, – что ты охраняешь?

В ответ донеслись только далекие крики чаек, а также шум далеких волн, то и другое на уровне неслышимости простому двуногому.

Обратно я несся по прямой и весьма быстро, а когда увидел замершие в ночи «Богиню Морей» и «Ужас Глубин», сперва сделал круг, уточняя, где вахтенный, затем зашел с другой стороны и понесся к кораблю, почти задевая пузом волны.

У самого борта осторожно пошел вверх, уцепился когтистыми лапами за деревянный край и высунул голову. На палубе никого, передо мной тень, я перевалился на ту сторону, там поспешно перетек в человеческую личину и некоторое время лежал на спине, приходя в себя.

Над головой топают, орут, мой короткий сон слетел, как сдернутое грубой рукой одеяло. Я вскочил, быстро оделся и опоясался мечом, выскочил на наверх.

Матросы, окуная швабры в лохань с водой, лениво драят палубу, а чтоб не совсем уж заскучать, тычут ими друг другу в морды и хохочут, как в раю, только там могли быть такие простые шуточки. Я подобных насмотрелся еще в прошлой жизни, потому просто пошел мимо, не обращая внимания.

За спинами раздался зычный хохот. Это в самом конце, когда палуба уже блестит, отражая солнце, матрос взял бадью и, вместо того чтобы выплеснуть грязную воду за борт, с размаха окатил ею опешившего соратника.

Тот сперва раскрыл рот для вопля, потом и сам захохотал, оценив ах какую остроумную шутку.

С капитанского мостика Ордоньес распорядился:

– Сэр Юрген, готовьтесь поднять якорь… Доброе утро, ваша светлость!

– Есть, сэр, – ответил Юрген.

Он побежал вниз с диким криком:

– К подъему якоря товсь!

Я поднялся на мостик, но не успел спросить Ордоньеса, как ему спалось, и спалось ли вообще, как из «вороньего гнезда» донесся вопль:

– Капитан, прямо по курсу берег!

– Хорошо, – проговорил Ордоньес, – поднять паруса!.. Мудрые мы, ваша светлость?.. Если бы прошли еще чуть в темноте, могли бы сесть задницами на рифы.

– Там нет рифов, – заметил я.

– Откуда такая уверенность?

– Чутье, – ответил я скромно.

Юрген прокричал:

– Все наверх! Поднять паруса!

Пронзительно засвистела то ли дудка, то ли свисток, по палубе застучали подошвы, матросы бежали к мачтам и карабкались по веревочным лестницам наверх, как юркие обезьяны.

Со стороны носа корабля донеслись крики, примчался плотник Мишель, глаза, как блюдца, щеки трясутся, на лице ужас.

– Адмирал, – прокричал он, но с надеждой смотрел на меня, – богиня… Богиня!..

– Что с ней? – спросил Ордоньес и повернулся к носу корабля. Там укреплена гигантская статуя, искусно вырезанная из дерева, некая покровительница морей, хотя на самом деле ими заведует Посейдон, именуемый также Нептуном, размер ее около трех ярдов, когда буду строить корабли, на этих излишествах что-то да сэкономлю. – Отломилась?

– Если бы!

– А что?

– Сами увидите!

Я поспешно сбежал с мостика. Огромная статуя выглядит странно, словно устыдилась наконец-то наготы и решила прикрыться зелеными веточками. Они торчат отовсюду, хотя по большей части из щелей, куда могло занести ветром землю…

…но все же я не настолько готов подгонять факты, чтобы поверить, что за ночь может пустить не только корни, но и выбросить наружу ветви.

Подбежали еще матросы, у всех лица белые, Ордоньес вообще то и дело хватается за рукоять меча и тут же отпускает, в глазах страх, беспомощно оглянулся на меня.

Я прижал на время дрожь, сюзерен не должен выказывать страха, сказал бодрым голосом:

– Всего лишь веточки!.. Эх, если бы цветы… уж молчу про ягоды!

Народ еще не пошел в пляс, но страх уже не накатывает нарастающими волнами, матросы смотрят на меня с надеждой.

Ордоньес прокашлялся и спросил почти нормальным голосом:

– Сэр Ричард, вас не пугает это предзнаменование?

Я заколебался с ответом, был соблазн истолковать как благоприятное, уж я-то сумею, но несвойственная мне честность вылезла впереди меня и брякнула со всей дури:

– Для христианина не может быть предзнаменований! Вы христиане или нет?

Ордоньес кивнул, а моряки пробормотал один за другим: