Он прошел через комнату и сделал мне знак. Я последовал за ним.
Он открыл дверь и мы прошли в другую комнату большего размера также с множеством книг и картин. Он пошел дальше, а я остановился около картины в нише слева от меня. Это был портрет женщины с вьющимися волосами и большими темно-серыми глазами. На ней была старомодная шляпка и платье в стиле ампир с открытой шеей и плечами, украшенное цветами. Я остановился и не мог отвести взгляда от этих загадочных глаз, темной массы волос.
— Пойдемте, — позвал Элисон, останавливаясь в проеме двери.
— Сибрайт Элисон очень похоже на сценический псевдоним, — сказал я. — Вы когда-нибудь играли на сцене?
Он прищурил глаза.
— Возможно. А почему вас это интересует?
В ответ я тоже пристально посмотрел на него. Картина была увеличенной копией той, что была у меня в миниатюре — единственный портрет моей матери Элизабет. Сомневаюсь, знал ли он о его существовании.
— Мне как-будто знакома эта леди, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Портрет достался мне как часть собственности, которую я приобрел. Очень хорошо смотрится на этой части стены.
У меня закружилась голова. С тех пор как я познакомился с этим человеком, ничто не производило на меня такого сильного впечатления, как это.
— О, — сказал я и повернулся, чтобы идти.
Он миновал дверной проем и прошел в следующую комнату с высоким потолком, заполненную книгами, оружием и картинами. Я быстро вернулся назад и провел пальцем по пыльной бронзовой пластине, на которой была подпись к картине.
— Элизабет Арнольд, — прочел я и поспешил за Элисоном.
Это было имя моей матери, хотя это подтверждение моей догадки было уже излишним. Неужели он тот человек, который бросил ее… Но это был другой мир, а не тот, которому я принадлежал. Ceteris Panibus, он был отец По, а не мой. Но на этой Земле было все не так, как на моей. А это означало, что мне никогда не удастся точно узнать, жертвовал ли он своим сыном в этом деле осознанно и преднамеренно. И был ли мой отец там, дома, похож на этого человека.
— Здесь очень мило, — сказал я, догнав его. После этих двух комнат дверей уже не было, теперь мы проходили через сводчатые проемы в готическом стиле, задрапированные красной или голубой материей. Я начал догадываться, что эта галерея проходила вдоль большей части здания.
— Вы не помните своих родственников, не так ли? — сказал он спустя какое-то время.
— Наверное, нет. Я был так мал.
Мы дошли до конца галереи и повернули направо. По короткому коридору мы прошли мимо проема, выходившего во двор, где довольно большая группа вооруженных людей коротала время, от скуки разглядывая друг друга с противоположных сторон двора.
— Команды атлетов? — предположил я.
Он ухмыльнулся.
— Да. Моя и их. Они здесь для того, чтобы мы не сомневались в честности друг друга.
— Так вам пришлось объединиться, чтобы дать цену, назначенную Ван Кемпеленом?
Он кивнул.
— Этот человек провернул выгодное дело.
— Если бы у него был мой опыт, он бы нанял собственную команду атлетов, чтобы не сомневаться в честности двух других.
Он похлопал меня по плечу.
— Говорите как истинный солдат, — заметил он. — Это одна из причин, по которой я нанял вас. Вы еще расскажите мне все о вашей одиссее, когда дело будет закончено.
— Как продвигаются дела у Ван Кемпелена?
— Он получил то, что мы хотели, — сказал он.
— А когда вы получите это, как он выйдет отсюда?
Он сделал глубокую затяжку, потом отвел сигару и не спеша выпустил дым. Потом он показал мне оба ряда своих зубов, но не сказал ничего.
— Хотите посмотреть его лабораторию?
— Я хочу увидеть Энни!
— Возможно она там.
— Что происходит с ней, — спросил я, — когда все это кончится?
— Вам известно, что она от природы величайший медиум в мире.
— И что это значит?
— Обладатель такой силы стоит денег и может быть использован во многих других предприятиях.
— А если она не хочет работать?
— Она постоянно попадает в зависимость от определенных лекарств. Она будет работать ради них.
Я почувствовал, как к глазам подступили слезы.
— Я рад, что вы не мой отец, — сказал я, поддавшись порыву.
Он отмахнулся, словно я ударил его. Моя рука была на рукоятке сабли. Я опустил ее. Он все еще был мне нужен.
— Но я и не отец По, — сказал он сквозь зубы.
— Никогда не говорил, что вы его отец. У вас есть дети?
Он отвернулся.
— Не стоит об этом говорить, — сказал он.
Я последовал за ним, как мне показалось, в северном направлении.
— Вы ненавидите меня, не так ли? — спросил он спустя некоторое время.
— Это так.
Он помедлил на вершине широкой каменной лестницы, повернулся и прислонился к стене.
— Я хочу, чтобы все было решено сегодня же.
— Так вот что вы имели в виду, говоря о моем своевременном появлении?
Он кивнул.
— Сегодня вечером все решится. Но для вас это, должно быть, не является неожиданностью?
— Думаю, что нет.
— Я получу все золото, — сказал он тогда. — Но должен буду отдать большую часть своего состояния, включая это местечко.
— А Энни? — спросил я. — Она тоже часть цены?
Он опять кивнул.
— Но я бы хотел привлечь вас на свою сторону сегодня вечером, Перри, когда настанет время расчета. Да, я обещал им Энни. Я бы пообещал им все, только бы работы была завершена. Но потом… Они хотят обрести счастье, получив реальную собственность, драгоценности, счета в иностранных банках. Я получаю золото, вы получаете Энни и к дьяволу всех остальных.
— Если бы вы не были таким византийцем, Элисон, и таким последователем Маккиавелли… — сказал я. — Я не могу поверить такому человеку, как вы, даже если бы и захотел.
Он вздохнул. Потом стал смотреть себе под ноги. Прошла, наверное, минута. Или он действительно когда-то был актером, или в нем происходила огромная внутренняя борьба.
— Хорошо, — наконец сказал он, запустив руку под халат и доставая оттуда серебряную фляжку. Он открутил крышку, снял ее и помахал у меня перед носом. Я почувствовал запах виски.
Он наполнил крышку, которая была размером с короткий стакан, и опрокинув, выпил залпом. Потом он вновь наполнил ее и протянул мне. Я взял ее и проделал тоже самое.
— Мне эта идея пришла в голову случайно, — сказал он, — во время странного шторма. Я понял, что можно было осуществить. Мне потребовалось много времени, чтобы разработать механизм этого сотрудничества. Вот так я познакомился с Грисуолдом и Темплтоном. Мы работали вместе, отыскивая способы. Но в последнее время их одолела жадность. — Он снова предложил мне выпить. Я отказался. Он выпил сам, закрыл фляжку и отложил ее в сторону. — Так вот, я не буду испытывать угрызений совести, если нарушу часть соглашения с ними. Если леди действительно так много для вас значит, она ваша.
Я уселся на верхнюю ступеньку и потер лоб.
— Родство еще больше упрощает дело, — сказал он наконец.
— Черт вас возьми, сэр, — сказал я.
— Я не прошу сыновней почтительности, а рассчитываю на простое сотрудничество, — сказал он. — Мы обойдем этих злодеев и будем в выигрыше. Я получу свое золото, вы получите Энни, а они будут достаточно богаты, чтобы не слишком громко жаловаться. Это будет лучше, чем смерть.
— Ваши войска выглядят вполне равными мне одному.
— У меня есть резервы, о которых они не знают, — сказал он. — Они явятся по первому указанию, и перевес будет на нашей стороне, кровопролития не будет. Обе стороны, огрызаясь, отступят и займутся своими делами.
— А Ван Кемпелен?
— Он останется в живых.
— Почему?
Я вспомнил пожилого пучеглазого человека, который угощал нас чаем в Париже и выразил уверенность в нашем благополучии, когда мы выбрались, чтобы бежать по крышам. Да, он корыстен, но он не убийца, не сумасшедший, не хищник. Но разве мог я сказать об этом. Даже если бы и сказал, это ничего бы не значило.