— Вы, Эдди, будете извозчиком, — сказала она.

— Я даже не знаю дороги в Барселону.

Она указала.

— Туда, — сказала она. — Как только потребуется, я дам другие указания.

Я открыл перед ней дверку и помог подняться в повозку. Когда я сел на передок, Петерс вскарабкался и занял место возле меня.

— Все равно. Я поеду здесь, с тобой, — сказал он.

— Хорошо. Ты поможешь мне править.

Я ослабил тормоз, слегка тряхнул вожжами и мы тронулись. Когда мы выехали со двора, лошадь ускорила шаг. Когда оказались на дороге, она пошла рысью. Вскоре мы уже двигались с удивительной быстротой. Хотя лошадь, казалось, едва ли выбивалась из сил. Во всем этом было что-то странное. Мы продолжали мчаться все быстрее и быстрее. Вскоре скорость стала максимальной, с какой я когда-либо ехал. Придорожный пейзаж сливался в одну пеструю полоску.

Я правил несколько часов, потом меня сменил Петерс. Животное не проявляло никаких признаков усталости; казалось, что этого многочасового пробега просто не существовало. Я поплотнее завернулся в плащ и откинулся назад. Запахи весенней ночи витали в воздухе. Только звезды были неподвижны. Лиги прокричала другое направление, и Петерс на развилке повернул влево.

Я задремал. Казалось, что это По, а не Петерс сидит возле меня. Но как я ни пытался с ним заговорить, он не отвечал. Наконец он прыгнул на спину лошади, освободил ее от упряжи и оставил меня сидеть в брошенной повозке. Но этого не могло быть… Я мог чувствовать, как мы движемся.

А потом рядом со мной села Энни. Я ощутил прикосновение ее руки к своей.

— Перри, — сказала она, — Эдди.

— Энни… Мне показалось, что совсем недавно здесь сидел По. Но он не захотел говорить со мной. Потом он ушел.

— Я знаю. Он уходит все дальше и дальше. Я не могу удержать его с нами.

— А как ты сама, моя милая леди? Я видел тебя на вечере, который превратился в танец смерти. Но ты, Ван Кемпелен и напарники Грисуолда в какой-то момент исчезли.

— Я могу предчувствовать несчастья. Другие поверили моим предостережениям и мы сбежали.

— Я хотел, чтобы ты подошла ко мне.

— Я знаю. Я тоже этого хотела.

— А как ты сама? В порядке?

— Все в порядке физически. Ни чумы, ни царапин.

— Где ты сейчас?

— На борту лодки, направляющейся вниз по течению к морю. Смотрю на огонь лампы и вижу тебя. В дельте реки нас ждет корабль. Он бросил якорь специально для этого.

— Как он называется?

— 

«

Грампус». Мы будем на борту, снимемся с якоря и поднимем паруса до того как ты будешь на твоем судне в Барселоне.

— Куда ты направляешься? Я должен следовать, ты знаешь.

— В Лондон, забрать кое-какое оборудование.

— Какое оборудование?

— Которое необходимо Ван Кемпелену.

— Для эксперимента?

— Да.

— И когда вы возьмете его?

— Назад, в Америку.

— Куда?..

— Я еще точно не знаю. Куда-нибудь, к северу, наверное…

— Где ты будешь в Лондоне?

— У меня нет адреса. Но…

— Что?

— У меня есть предчувствие, что мы не встретимся там. Что-то другое маячит перед тобой. Я вижу это в виде облака. Вот и все.

— Я могу только попытаться.

— Ты стараешься больше других.

— Я люблю тебя, Энни. Даже если причиной этого послужила выдумка одинокой маленькой девочки, которая искала друзей.

— Мой вихрастый мальчишка… — сказала она, и я почувствовал, как ее рука коснулась моих волос.

— Я никогда не смогла бы найти тебя, если бы не нуждалась и не стремилась к тебе тоже.

Мы посидели молча, потом я почувствовал, как ее образ гаснет.

— Я начинаю уставать, Эдди.

— Я знаю. Мне бы хотелось, чтобы Красная Смерть была немного более предприимчивой, когда она придет к твоим попутчикам.

— Темплтон защитил их, — сказала она, — как тебя и твоего друга охраняет замечательная леди, которая освободила силу, несущую вашу повозку.

Я хотел попросить ее остаться со мной навсегда, но пожелал ей доброй ночи. Потом пришли настоящие сны: горящие тела, свисающие с люстры, стонущие люди, окровавленная обезьяна, гуляющий труп…

— На фиг, Эдди, на фиг, Эдди, на фиг, Эдди.

Я открыл глаза. Грин сидел у меня на плече, призывая полюбопытствовать восхитительным зрелищем роз и апельсинов, которое разворачивалось в восточной части небосвода.

— Я сменю тебя, Петерс, — сказал я, — а ты отдохни.

Он передал мне вожжи и кивнул. Грин пересел ему на плечо.

— На фиг, Петерс, на фиг, Петерс, на фиг, Петерс…

Мы оставили позади много заброшенных ферм, их поля зацветали весенним буйством сорных трав. В одном месте мы остановились и взяли еды из погреба и из чулана фермы, чьи хозяева либо умерли от чумы, либо бежали из страны. Наш безымянный конек, казалось, даже не задохнулся, и когда я поднес к нему руку, испарины не было. Только одно изменение произошло в нем с тех пор как я впервые увидел его в доме Монтрезора. Это была странная клочковатость его шерсти и гривы, подобно осыпающейся кромке одежды, которая вот-вот совсем развалится.

Мы продолжили свой путь. Лиги указала нам направление, ведущее вдоль реки вниз по течению. Мы пересекали район темных озер и тенистые, поросшие лесом равнины. Один, может, два раза во время этой части нашего путешествия мне показалось, что я почувствовал присутствие По. Но это быстро прошло, без всякого контакта.

В тот день мы подъехали к горе, с которой была видна Барселона, как сказала мне Лиги. Я наслаждался нашей невероятной скоростью и мечтал о том, чтобы можно было просто так, для удовольствия поскакать на этом замечательном животном. Вид у него однако становился все более и более потрепанным: большие пряди его волос улетали почти при каждом шаге, при малейшем ветерке.

Грин вернулся назад после своего облета района гавани.

— На фиг, Гай, на фиг, Гай, на фиг, Гай, — объявил он жизнерадостно.

Я тяжело вздохнул.

— Думаю, он был на «Эйдолон», — сказал я вслух.

— Следуйте за ним, — указала Лиги.

Я так и поступил.

Мы въехали в город. Улицы большей частью были безлюдны, хотя кое-где можно было слышать шум жизни, в окнах домов и магазинов иногда можно было увидеть людей. Некоторые спешили по улице, словно пытались поскорее преодолеть это расстояние. Впечатление было удручающим.

Мы повернул за угол, и большую часть хвоста нашей лошади унес внезапный порыв ветра. Остался только огузок, который раньше был основой для хвоста. Когда же мы приблизились к основанию длинного спуска, с которого съезжали, пропало одно из ушей и большая часть гривы. Когда мы свернули на пологую дорогу, ведущую к порту, я был изумлен, заметив, что задняя часть животного становится заметно уже с каждым шагом. Посмотрев вниз, я был озадачен еще одним открытием: лошадь ступала ногами по длинной дорожке из собственных волос, которая не прерываясь, казалось, образовывалась из самого животного. Оглянувшись назад, я увидел, что она простиралась до угла, который мы обогнули последним.

Я уже хотел было обратиться к Лиги за советом, когда на наклонную мостовую выкатилась бочка, выпавшая из тележки двух мужчин, которые поднимали ее вверх по улице.

Сначала наш рысак пришел в замешательство. Как будто осознавая свои убывающие размеры, он повернул свою полысевшую голову, в сторону приближающейся бочки. В первый (и последний) раз он издал звук, похожий на слабое полуржание, звучавшее, как эхо, которое зародилось на вершине горы и, постепенно угасая, преодолев огромное расстояние, дошло до ее подножия. Потом внезапно он пустился в галоп. Сила, заставлявшая его раньше двигаться с невероятной скоростью, словно бы вселилась в него опять. Корабли, пирс, здания на набережной превратились в туманную полоску. А лошадь на моих глазах стала растворяться. Вскоре она достигла размеров шотландского пони, хотя менее пропорциональных форм. Но несмотря на уменьшение в размерах, сила все еще сохранилась, и мы ворвались на территорию гавани с ужасающей скоростью. Вскоре казалось, что нашу повозку тянет большая собака, потом — маленькая, потом — тающая тень. И тут, как бы осознав свои обязанности, сморщенное существо встало на дыбы, испустив короткий трубный звук. Повозка покатилась вперед. Я оглянулся и все, что удалось увидеть, был лишь обрывок веревки, лежавший на мостовой. Я с силой нажал на тормоз, но повозка не замедлила ход. Потом подоспел Петерс, отбросил мою руку. Он налег на рычаг, пытаясь сдержать колесо. Зацепившись ногами за скамейку, он перегнулся и потянул. Рукав его рубашки треснул от напрягшихся мышц, запах дыма поднимался снизу. Но мы стали замедлять ход.