— О! Так здесь замешана женщина!

Он склонился в поклоне и сжал мне локоть.

— Понимаю.

— Думаю, что только отчасти, — ответил я. — Но я был бы очень удивлен, если бы даже француз сумел бы легко разгадать эту странную связь.

— Не испытывайте, пожалуйста, больше моего любопытства. Прошу, расскажите мне все.

И я рассказал. Совершенно забывшись, я выпил во время рассказа четыре крохотных бокала шерри. Разумеется, от этого я не впал в белую горячку, а только с большей убедительностью пытался доказать ему, что говорю правду.

— Да, — сказал он, кивая головой, — это кажется простым и достоверным для того, кто знаком с немецкими философами, особенно, с Лейбницем. Понятие множественности экзистенций…

— Дрэк! Дрэк! — закричал Грин, вспорхнув со своего насеста и устремившись к левому плечу Дупина. — Говно! Морда! Шваль!

— Тихо, Грин! — приказал Дупин. — Различные уровни бытия, как я говорил, модифицируются в рамках абструктивной теории…

Мари Роже откашлялась и встала.

— Извините, — сказала она, — но я думала, вы дадите мне дальнейшие инструкции. Если нет, я постараюсь что-нибудь узнать о попытке убийства мистера Перри.

— Да, я хотел предложить навести кое-какие справки.

Она что-то сказала по-французски и Дупин встал. Он взглянул на меня и Петерса, сказал:

— Извините, джентльмены, я должен проводить леди.

И удалился с ней, продолжая говорить по-французски.

— Вы поняли, о чем он говорил, босс? — спросил Петерс. — О каких-то немецких философах и все такое?

Я поежился.

— Похоже, он слишком далеко углубился в теорию.

— Постарайтесь перевести разговор на другое, когда он вернется. По-моему, птица тоже не будет против такой идеи.

Несколько минут спустя, когда Дупин вернулся, а Грин сел ему на правое плечо, он перевел свой взгляд с меня на Петерса, потом снова — на меня и спросил:

— На чем я остановился?

— Что касается дела Ван Кемпелена… — предложил я.

— О, да, — сказал он, — создателя так называемого автоматического шахматиста. Конечно, это обман, так как никакая машина не может научиться играть в шахматы. Ведь это не механический, а творческий процесс.

— Предполагаю, — сказал я.

— Более того, если кто-то может создать такое устройство, — продолжал он, — оно должно неизбежно выигрывать все партии. Если найден принцип, с помощью которого можно сделать машину, умеющую играть в шахматы, разрабатывая этот принцип, можно заставить ее выиграть партию. Дальнейшее развитие заставит ее выигрывать все партии…

— Кхе, — прервал я, — мы, в основном, имели дело с его алхимическими экспериментами.

— Конечно. Простите, — согласился он. — Захватывающий предмет — алхимия. Я…

— Как вы думаете, мы могли бы войти к нему в доверие, чтобы он, по крайней мере, захотел признать существование такого способа?

— Хм. Есть несколько возможных вариантов. Обычно, простейший обман — самый легкий способ достичь и добиться. Минутку… Я знаю. Вы — два путешествующих американца, которые случайно узнали его на улице. Вы представляетесь ему в его квартире, выражая желание встретиться с изобретателем механического шахматиста. Чтобы он вас впустил, вы можете даже предложить ему держать пари на большую сумму денег, что один из вас выиграет у автомата. По этому поводу беспокоиться не стоит, так как даже если игра и начнется, она никогда не будет закончена.

— Почему? — спросил я.

— Вы появляетесь у него сегодня вечером, в восемь. Перед этим я поговорю с Генри-Жозефом Гискетом, нашим префектом полиции, который мне кое-чем обязан. Он проследит, чтобы в этот час по-соседству не оказалось полицейских, и пошлет мне несколько человек с подмоченной репутацией, которые обязаны ему. Я дам указание этим людям ворваться в девять часов словно бы с целью разбойного нападения и грабежа. А вы вдвоем дадите им отпор и они убегут. Это должно помочь вам полностью расположить к себе Ван Кемпелена, и он в целях безопасности возьмет вас в свою компанию. Продолжайте восхищаться его творением и подружитесь с ним. Через день или два расскажите все, как есть. Если возникнет необходимость, поставьте под сомнение репутацию Грисуолда и Компании и предложите более высокую цену.

Я взглянул на Петерса, который кивал.

— Неплохо, — сказал он, — короче говоря… у меня такое чувство, что нам надо торопиться.

— В крайнем случае, — продолжал Дупин, — есть министр Дупин, — странное совпадение, не так ли? Однако, только именем оно и заканчивается; он неисправимый позер — который, возможно, знает, делал ли Ван Кемпелен реальные шаги, чтобы вывести наше правительство из последнего кризиса с помощью большого количества золота. Может быть, мне удастся узнать, что, на всякий случай, министр знает о деле. Может быть, это прольет свет на ваши планы.

— Будем безмерно благодарны за помощь.

Он махнул рукой, отчего Грин поднял крылья и зашипел.

— Поберегите ваши благодарности до другого случая, — сказал Дупин. — В связи с этим мне нужно подготовить чек для оплаты непредвиденных расходов.

— Между прочим, не мог бы я получить часть суммы сегодня? — добавил он.

— Конечно, — сказал я. — Я как раз собирался сегодня зайти в один из банков, так как могут понадобиться большие суммы наличными. Дайте мне, пожалуйста, адрес Ван Кемпелена — может быть, даже набросайте план — и скажите, сколько вам нужно, я сделаю все по пути.

Он удалился к маленькому письменному столу, где написал и указал все необходимое.

— Если вы собираетесь вернуться на «Эйдолон», когда закончите дела в городе, — сказал он, — я найду вас там и дам знать, что для вечера все приготовлено, а заодно и заберу свой аванс.

— Отлично, — сказал я, и он проводил нас до двери. — Мы вернемся на борт корабля через несколько часов. Большое вам спасибо.

— Нет проблем, — ответил он. — Кстати, не могли бы вы пока дать мне взаймы двадцать франков?

— Конечно, — сказал я, вынимая банкноту из пачки денег, которую я нашел в сейфе Элисона, и протягивая ему.

— Отдам позднее, — сказал он.

— Прекрати, — услышали мы голос ворона, когда за нами закрывалась дверь.

В этот вечер, одевшись потеплее, так как дул сырой холодный ветер, мы с Петерсом отправились на поиск жилища Ван Кемпелена. На этот раз Петерс не хотел отказываться от услуг Эмерсон в случае, если события примут непредвиденный оборот. Обезьяна следовала за нами всю дорогу. Горожане были в совершенном неведении относительно того, что в темноте по их крышам кто-то совершает прогулку. Однако собаки Парижа обратили на это внимание. Их лай и вой провожали нас от улицы к улице.

Во время нашей прогулки Петерс вдруг присвистнул и захохотал, как помешанный, когда собаки разразились особенно дикими руладами. Причиной тому была женщина, которая, проходя мимо нас, перекрестилась и поспешила удалиться.

Наконец, мы нашли то, что искали. В окне верхнего этажа горел свет.

— Неужели ему нравится жить на этом чертовом чердаке? — проворчал Петерс. — Не мог найти ничего получше.

— Он старается быть незаметным, — сказал я.

— Он мог бы делать это этажом ниже, — прорычал Петерс.

Выпалив скороговоркой фразу на своем уличном французском консьержу, который открыл на стук, Петерс добился, чтобы нас впустили. Испуганный консьерж с удивлением смотрел на улицу, где за нашей спиной стая собак образовала кольцо.

— Porgui les chiens aboient-ils? — спросил он.

— Je suis loup-garou, — Je veux Von Rempelen.

Человек воззрился на нас, тогда Петерс снова разразился своим сумасшедшим смехом. Натянуто улыбаясь, консьерж пропустил нас.

— Trois? — спросил Петерс.

— Oni.

— Merci, — сказал я, когда мы поднимались по лестнице, чтобы тоже не быть без дела.

Мы дошли до самого верха, постучали в его дверь. Ответа на было. Мы немного подождали, потом постучали снова.

В третий раз я сопроводил стук словами:

— Ван Кемпелен! Это важно, я думаю, это вас заинтересует. Это вас должно заинтересовать.