Замысел почти созрел, однако Мамонт неожиданно услышал за спиной негромкое бухтенье и краем глаза уловил, как Тойё говорит с кем-то по рации, прижав к горлу ободок авиационных ларингофонов.

Значит, там, впереди, у снегохода есть еще его люди. И вполне возможно, что их путь кто-нибудь прикрывает, двигаясь незаметно сбоку или сзади. Иначе бы не вели себя так раскованно…

«Бураны» не могли подняться в гору по рыхлому снегу и потому ждали внизу. Два так же экипированных «охотника» стояли в ожидании возле трех снегоходов, изрядно продрогшие, краснолицые и оттого напоминающие североамериканских индейцев. При появлении своих они стали выбрасывать на снег лыжи из дюралевых нарт, один что-то крикнул, возможно, на языке хантов, ибо послышался знакомый угро-финский корень слова «охота». Возможно, поздравил товарищей с удачной добычей, потому что остальные засмеялись.

– Я не знаю вашего языка, – сказал Мамонт, сблизившись с Тойё.

Он мгновенно понял намек и произнес короткую, выразительную фразу-запрет. Его люди тут же примолкли, засуетились возле машин. В нарте и на самом деле оказалась оленья полость в виде широкого полуоткрытого спального мешка. «Охотники» бережно уложили в нее Ингу, затем Тойё предложил Мамонту забраться в нарты рядом с ней – заметил по пути его хромоту. Остальные встали на лыжи и взялись за веревку, привязанную ко второму «Бурану». Запустили моторы только два снегохода; третий оставался на месте, поджидал еще кого-то, кто должен выйти из леса. Значит, страховка передвижения была…

Судя по основательности и организованности, это были профессионалы, привыкшие действовать группой в сложных горно-таежных условиях. И дисциплина была, надо сказать, железная, по-восточному беспрекословная.

Нарты летели по снегу, как лодка, изредка встряхиваясь на валежинах и кочках, словно на волнах. Мамонт обнял Ингу, приблизившись к уху: теперь есть возможность сказать ей все.

– Слушай меня и запоминай, – проговорил он вполголоса. – Эти люди – наши враги. Пока я не знаю, кто они и откуда, но враги. Сейчас мы у них в плену.

– В плену? – изумилась она. – Почему же мы сдались в плен? Ведь сдались!

– Тише!.. Считай, что не сдались, а пошли в разведку. Такой команды я еще не встречал на Урале. Что-то новенькое. Раньше тут бродила банда Тарасова. Эти покруче, хорошая организация… На нас охотились, наблюдали. Вырваться сейчас нет возможности.

– Что им нужно?

– Вот и узнаем – что? Я догадываюсь, чего они хотят. Ищут то, что и мы искали: вход в соляные копи.

– Зачем? Зачем… Я не верю в сказки. И ты не обманывай меня, Хозяйки Медной горы нет! И Данилы нет… Так что же они ищут?

– Сокровища Валькирии.

– Ты сумасшедший, Мамонт! Ты намного старше меня, а веришь… в какие-то сокровища.

Он погладил ее обмороженную и теперь шелушащуюся кожу на щеке.

– Я их видел, Инга. Держал в руках… Если я обманываю тебя, если рассказываю сказки – подумай, зачем еще могли прийти в горы эти люди? Хорошо, я сумасшедший. Но можно ли их назвать сумасшедшими?

Она минуту лежала с немигающим взором: в зеницах, как в зеркале, отражались вершины бегущих деревьев.

– Нет… они разумные люди. И очень практичные.

– Но пришли сюда, чтобы охотиться за нами.

Инга снова замолчала, наблюдая за пляшущими деревьями.

– Ты хотел сказать… как я должна вести себя с ними, да?

– Запомни: ты не знаешь ничего. Ты просто заблудилась в горах, а я тебя нашел. Ведь это так?

– Да… Ты меня нашел.

– Нашел, но ты испугалась меня. Потому что поняла – я сумасшедший. Мамонт – больной человек, у него помутился рассудок. Ведь ты так считаешь?

– Не знаю теперь…

– Знаешь! Мамонт – безумец, помешался на каких-то сокровищах, – он уже внушал ей это. – И ты не знала, как от меня отвязаться. И ты благодарна этим людям. Они тебя избавили от Мамонта и спасли жизнь.

– А это – зачем? – вдруг испугалась она.

– Затем, чтобы они не держали тебя как заложницу! – жестко произнес он. – Чтобы знали: ты меня ненавидишь и боишься, но вынуждена была держаться за меня, потому что заблудилась и пропала бы одна в зимних горах. И что я тебя тоже ненавижу, что ты для меня – обуза, помеха. Я тебя несколько раз бросал, пытался убежать, но ты находила по следам.

– Этого не было! – возмутилась Инга.

– Было! Я хотел бросить тебя… И сейчас хотел уйти и оставить в берлоге. Но пришли эти люди.

– Опять меня обманываешь?

– Нет, правда, хотел. Ты же мне как камень на шее! Черт тебя принес на мою голову.

Инга отодвинулась, взглянула с недоверием и надеждой – он лишь молча утвердительно покивал головой.

– Понимаю… А кто это – Валькирия?

– Моя возлюбленная. Дева, богиня подземного царства. К ней мы и искали дорогу.

– Она красивая?

– Прекрасная, – мечтательно проговорил Мамонт. – Она же – богиня! Белые одежды и волосы на ветру… Волосы Валькирии!

Инга замолчала, и взгляд ее стал льдистым, в синих глазах отражалась узорчатая изморозь, свисающая с берез. Снежная пыль из-под гусениц снегохода иногда порошила ей в лицо – она вдруг перестала замечать это. Мамонт протянул руку, чтобы смахнуть снежинки, Инга резко отвернулась, спрятав голову в край оленьей полости.

Сначала из-за леса показался столб дыма, белесыми клубами уходящий высоко в небо и образующий там плоское облако, затем все исчезло за холмом, и через несколько минут «Буран» выскочил на торный след, ведущий к незамерзающей речке. На берегу стояли два побуревших от времени рубленых дома, а чуть ниже, у воды, новый сруб с широкой деревянной трубой на крыше, откуда валил густой столб пара, принятый Мамонтом за дым. Снегоход остановился у дома, и со двора выскочили четыре лайки, тут же окружившие нарты. Собаки обнюхивали чужих и миролюбиво виляли тугими кольцами хвостов. Тойё гостеприимно пригласил в дом, и Мамонт, подхватив Ингу на руки, понес было ее к крыльцу, однако она выкрутилась, вырвалась и, сбросив с ног одеяло и шапку, пошла по снегу в носках. Шла как по стеклу, хватая руками воздух, возле крыльца качнулась – Мамонт успел подхватить и насильно уже втащил Ингу в дом. Сразу пахнуло жаром от русской печи, свежеиспеченным хлебом и тонким, но пронзительным запахом, никак не сообразуемым с русской избой – запахом благовоний. На столе, укрепленные в подсвечнике, курились три тонкие палочки.

– Это ваш дом, Мамонт! – весело сообщил Тойё и, сунувшись за перегородку, вывел за руку молодую восточную женщину, национальность которой невозможно было определить ни по облику, ни по одежде.

– А это – Айога, ваша служанка, – добавил он, поднимая пальцем покорно опущенную голову. – Сегодня приводите себя в порядок, отдыхайте. Завтра увидимся.

Хозяин оказался ненавязчивым и на первый взгляд ненапористым человеком. Как только он покинул дом, служанка мгновенно ожила, радостно улыбнувшись.

– Прошу, снимайте одежду, располагайтесь, – по-русски говорила безупречно. – Здесь все для вас.

Мамонт потянул было фуфайку с плеч и ощутил тяжесть пистолета в кармане: повесишь на вешалку – может тут же пропасть. Лучше спрятать…

– Тойё рекомендовал нам горячий источник, – сказал он. – Мы бы воспользовались случаем…

– Да, пожалуйста! – воскликнула Айога. – Я возьму чистую одежду и отведу вас на воды.

Она бросилась к шкафу, вынула аккуратные пачки белья, выбрала нужное.

– А какие воды в вашем источнике? – деловито спросил Мамонт, наблюдая за служанкой.

– Радоновые, – охотно пояснила она. – Но очень слабые и безопасные. Температура – до семидесяти градусов… Вас не смутит, если я дам простые полотняные рубашки?

– Прекрасно, – будто бы обрадовался он и, нащупав руку Инги, сжал ладонь, она повела глазами – независимый и бесстрастный взгляд…

Должно быть, когда-то на берегу речки нефтяники пробурили скважину, а вместо черного золота ударил фонтан горячей воды. В полу посреди бани торчала толстая обсадная труба, из которой изливался мощный полуметровый столб воды, распадаясь в сверкающий гриб. Вокруг было устроено деревянное сооружение, напоминающее восьмиугольный бассейн. Стекающая вода с его бортов падала на решетчатый пол и убегала в речку. В самой бане было светло – горела лампочка в толстом плафоне, а густой пар возникал вверху, где-то над крышей, и уносился в небо, как инверсионный след от самолета. Мамонт рассчитывал, что служанка оставит их и можно будет надежно спрятать пистолет, однако покорная и предупредительная восточная женщина, почти не поднимающая глаз выше бороды Мамонта, оказалась без всяких предрассудков и к тому же всевидящей. Стоило ему чем-то заинтересоваться, как она тут же принималась давать объяснения. Похоже, она больше служила Тойё, чем прислуживала гостям.