– Не дерзи мне, сопляк. – Плохой Полицейский навис над кроватью. – Я смотрю на таких, как ты, каждый поганый день. Не прошло и двадцати часов, как тебя выпустили, а твои кишки уже текут в канаву.

Филип даже не вздрогнул.

– Огнестрельное ранение – нарушение условий досрочного освобождения?

– Где ты взял деньги?

– Я не помню.

– Ты явился в этот район за дозой?

– Вы нашли при мне наркотики?

– Может быть. Ты ведь не помнишь?

«Вот вам и Хороший Полицейский», – подумал Фил.

– Я бы сейчас не отказался от дозы.

– Притормози. – Хороший Полицейский закинул ногу на ногу. – Послушай, сынок, если будешь сотрудничать, мы пойдем тебе навстречу. Ты достаточно хорошо знаком с государственной исправительной системой, чтобы знать, как она работает.

– Если бы система работала, я бы тут не валялся. Вы не можете сделать со мной ничего нового. Поймите же наконец, если бы я знал, что затевается, меня бы там не было.

Неожиданный шум в коридоре отвлек внимание полицейских. Филип закрыл глаза. Он узнал этот разъяренный голос.

«Накачалась», – подумал он с тоской. И когда она, пошатываясь, ворвалась в палату, Фил открыл глаза и увидел, что не ошибся.

Она принарядилась ради этого визита. Новые джинсы и открытый лиф с завязками на шее. Соломенного цвета волосы начесаны и налачены, и полная боевая раскраска. Красивое лицо – только под толстым слоем грима не сразу разглядишь. Хорошее тело… иначе она не удержалась бы в своем бизнесе. Стриптизерки, подрабатывающие проституцией, должны поддерживать форму.

Цокая трехдюймовыми каблуками, она подбежала к кровати.

– Кто будет платить за это, черт побери? От тебя одни неприятности.

– Привет, ма. Я тоже рад тебя видеть.

– Помолчи. Меня уже тошнит от копов. И все из-за тебя. – Она взглянула на мужчин по обе стороны кровати и, как и сын, мгновенно распознала в них полицейских. – Ему почти четырнадцать. Я его назад не возьму. Копы и социальные крысы больше не будут дышать мне в затылок.

Она оттолкнула медсестру, схватившую ее за руку, и склонилась над кроватью.

– Почему ты просто не сдох, черт тебя побери?

– Не знаю, – спокойно ответил Филип. – Я старался.

– От тебя никогда не было никакой пользы. – Она на секунду отвернулась и, как змея, зашипела на Хорошего Полицейского, попытавшегося оттащить ее от кровати. – Никогда никакой пользы. Когда выйдешь отсюда, ищи себе другой дом! – Это она уже орала, когда ее выволакивали из палаты. – Я с тобой покончила!

Филип ждал, прислушиваясь к ее ругательствам и крикам. Она требовала, чтобы ей немедленно дали подписать бумаги, позволяющие выбросить его из ее жизни. Затем Фил поднял глаза на Плохого Полицейского.

– И вы думаете, что можете напугать меня? Я живу с этим. И на свете нет ничего хуже.

Два дня спустя в его палату зашли какие-то люди. Мужик был огромным, с синими глазами, горящими, как фары, на широком лице. Лицо женщины усыпано веснушками и окружено рыжими кудрями, выбившимися из небрежно закрученного на шее узла. Женщина сняла со спинки кровати медицинскую карту, просмотрела и постучала ею по ладони.

– Привет, Филип. Я – доктор Стелла Куин, а это – мой муж, Рэй.

– Ну и что?

Рэй подтащил стул к кровати, уселся, вытянул ноги и с облегчением вздохнул. Затем он поднял голову и внимательно взглянул на Фила.

– Знаешь, парень, мне кажется, что ты влип. Хочешь выбраться?

Филип ослабил завязанный модным узлом широкий шелковый галстук от «Фенди» и запрограммировал компакт-диск-плейер с учетом неблизкого пути до Восточного побережья Мэриленда. Как обычно, Балтиморская кольцевая дорога была забита транспортом, однако сегодня машины еле ползли из-за противного моросящего дождя и неистребимой человеческой привычки глазеть на чужие несчастья: водители притормаживали и выворачивали шеи, завороженно разглядывая три изуродованных в столкновении автомобиля.

Когда Филип наконец свернул на Пятидесятое шоссе, ведущее на юг, даже «Роллинг Стоунз» времен их расцвета, сменившие вкрадчивых «Хартбрейкерс», не смогли поднять его настроение. Реклама для фирмы «Шины Майерстоуна» должна быть готова к понедельнику, а Фил даже не надеялся выкроить хоть немного свободного времени в этот уикенд.

Заказчик потребовал совершенно новый подход к рекламной кампании… Может: «Только шины от Майерстоуна принесут вам счастье!» – подумал Филип, барабаня по рулю в такт обезумевшей гитаре Кейта Ричардса. Чушь собачья! Никакие шины не сделают счастливым водителя, пробирающегося по мокрому шоссе в час «пик»!

Ничего. В конце концов он обязательно внушит потребителям, что только тот защищен, счастлив и сексуален, кто мчится на железном коне, подкованном «Майерстоуном». Это его работа, и он в ней ас. Он настолько хорош, что может одновременно руководить четырьмя полномасштабными рекламными кампаниями, контролировать еще шесть не таких значительных, причем без видимого напряжения. В «Инновациях», самой крупной рекламной фирме округа, руководящим работникам платят за блестящие идеи, безукоризненный внешний вид и жизнерадостность, а если идеи иногда рождаются в тяжелых муках, то это никого не волнует. За пот ему не доплачивают.

Однако сейчас мысли его были заняты другим. Мало того, что за шесть месяцев, прошедших со смерти отца, он так и не смирился с утратой, новые обязательства оставили одни воспоминания от беззаботного образа жизни состоятельного холостяка. Сможет ли он снова наладить жизнь, которую Рэй и Стелла подарили ему семнадцать лет назад, когда вошли в унылую больничную палату и предложили малолетнему преступнику переехать к ним? Фил воспользовался предоставленным шансом, так как и тогда был достаточно умен, чтобы понимать: выбора у него, в общем-то, нет.

Грязные, полные опасностей улицы Балтимора уже не казались такими романтичными, как до ранения. О жизни с матерью и думать не хотелось, даже если бы она смилостивилась и впустила его в свою тесную квартирку. Чиновники социальной службы вцепились в него мертвой хваткой, и он прекрасно понимал, что не успеет выйти из больницы, как его проглотит государственная исправительная система.

Фил не собирался возвращаться ни в каталажку, ни к матери, ни в канаву, если уж на то пошло. Необходимо было выиграть время, чтобы разработать какой-нибудь план, однако пока это не представлялось возможным: отказывались работать мозги, затуманенные наркотиками, которые – впервые в жизни! – не приходилось ни покупать, ни красть… однако и это маленькое счастье не обещало быть долговечным.

Умиротворенный скользящим по жилам димедролом, Фил окинул Куинов беглым взглядом и, как ему показалось, прекрасно понял, что они собой представляют: парочка чокнутых благодетелей. Им нравится играть добрых самаритян? Прекрасно. Они хотят предоставить ему убежище? Еще лучше. Он перекантуется с ними, пока не выздоровеет.

У них есть дом на Восточном побережье? Филу, выросшему в городских кварталах Балтимора, залив казался краем света, но он решил, что смена обстановки ему не повредит. У них есть два сына приблизительно его возраста? Можно себе представить, каких слизняков воспитали эти зануды!

Придется подчиняться определенным правилам, а главное – учиться? Подумаешь! Учеба давалась ему легко, конечно, когда он брал на себя труд появиться в школе.

– Никаких наркотиков, – сказала Стелла таким строгим голосом, что Фил изменил первоначальное мнение о ней и придал своему лицу самое ангельское выражение.

– Конечно, мадам, – вежливо согласился он, абсолютно уверенный в том, что как только захочет обкуриться, то раздобудет косячок даже в захудалом городишке на берегу залива.

Стелла улыбнулась, прищурилась и склонилась над кроватью.

– У тебя, парень, лицо ангела с картин эпохи Возрождения, но ты все равно хулиган, воришка и лжец. Мы поможем, если тебе нужна помощь, только не считай нас идиотами.

А Рэй разразился низким раскатистым смехом, одной рукой сжал плечо Стеллы, другой – плечо Фила, словно соединяя их, и сказал: