– Положим, что так. Ну а ты, Герасим, откуда знаешь, а?

– А что, велик клад?

– Да уж так велик, что не унести, – пошутил Трифонов.

– О, какая досада! – вскричал извозчик нецензурным слогом, ошпарил лошадь кнутом и рванулся прочь со всех колес. Городового окатило пылью, и прочихался он до самых печенок.

Августа 6-го дня, года 1905, ближе к половине второго, даже жарче.

Прямо на углу Офицерской улицы и Львиного переулка

До печенок ведь проберет ротмистр, требуя дежурную пролетку. Станет бегать в поисках штатного кучера, примется лично выводить лошадь из конюшни, донимая конюхов указаниями, и вот, не пройдет четверти часа, как взмыленный Джуранский, исчерпав командный запал, доставит коляску. Можно было заняться бумагами в кабинете, но Родион Георгиевич выскочил из управления. Впереди, подгоняемый тычками, плелся Пряников, лопоча неизъяснимую белиберду.

На улице было жарко, тело молило о прохладе, но хозяин его упрямо балансировал каблуками на краю приступка, нетерпеливо поглядывая на угол, откуда ожидалось чудесное явление транспорта.

Позади кто-то вежливо кашлянул. Ванзаров обернулся.

Ему поклонился невысокий господин в пристойно недорогом костюме, с начинающейся залысиной, несколько островатым носом, глубоко посаженными глазами и того неопределимого возраста, какой у мужчины начинается лет в тридцать, а заканчивается с внуками. Господин казался смутно знаком. Видимо, обладал счастливой внешностью, на какую сколь ни смотри – все равно не запомнишь.

Рядом держалась строгая барышня в круглых очочках. Скромная прическа, изящная шляпка. Красавицей не назвать, но далеко не дурнушка. Несколько тяжеловатый овал лица, но глаза живые, умные. Видать, девица бойкая и начитанная. Хотя фигурка могла бы быть и получше.

Незнакомец отступил на полшага и неуверенным тоном спросил:

– Прошу прощения, Родион Георгиевич?

Ну конечно! Раз или два они мельком виделись в Министерстве внутренних дел. Кажется, служит в Департаменте полиции чиновником канцелярии. А вот фамилию припомнить решительно невозможно.

– Берс, Николай Карлович, коллежский асессор! – подсказал прохожий и сразу представил спутницу родной племянницей Антониной Ильиничной.

Вежливость требовала спросить: чем коллежский советник, страдающий от жары, может быть полезен.

– Мне, право, неловко, видите ли, дело в том… – витиевато начал Николай Карлович. Но политес был прерван без всякого почтения.

– Так вы Ванзаров? – резво встряла Антонина.

Родион Георгиевич кивнул.

– Тот самый?!

Родион Георгиевич не знал иных.

– Ну, из книжки! Это же вы?

Пришлось уточнить:

– В чем дело, Антонина Ильинична?

– Ведь это с вас списан литературный Ванзаров в «Пяти каплях смерти»?! А это правда, что Сома обладает такой силой? А правда, что…

– Откуда знаете про Сому? – оборвал восторги материальный Ванзаров.

– Так в «Пяти каплях смерти» все описано!

Берс робко следил за выражением лица вышестоящего чиновника. Но тот лишь просил рассказать подробнее, откуда такие поразительные сведения. Источник знаний явился из дамской сумочки помятой книжонкой в бумажном переплете, какими торгуют на лотках по тридцать копеек. Тут же последовало признание, что роман предоставил дядя.

– Могу ли знать, как он попал к вам? – сохранил дружелюбие Родион Георгиевич.

Берс застенчиво потупил глаза:

– Принес из департамента…

– Кто подрабатывает книжной торговлей, неужто сам директор Гарин?

– На столе моем довольно часто лежат новые романы, ну, по пути забежишь в лавку, бывает… Так вот, третьего дня принес домой стопку, а в ней обнаружил том, который не покупал, помню наверняка.

Забавная история. Однако романтические восторги пришлось пресечь на корню, заверив, что помощник начальника сыскной полиции не имеет никакого отношения к выдуманному Ванзарову, и все это лишь случайное совпадение. Художественный вымысел. Не более.

– Позволите просить об одолжении? – осведомился прототип литературного сыщика.

– Для вас – что угодно! – излишне горячо заявила Антонина Ильинична.

– Подарите мне романчик.

– С удовольствием! – она протянула, но сразу отдернула руку. – Только с одним условием.

– Это каким же?

– Разрешите присутствовать на вашем расследовании. Вы сейчас какое преступление будете раскрывать? Можно я буду вашей ассистенткой?

– Антонина… – растерянно произнес Николай Карлович.

Но Ванзаров одобрительно кивнул:

– Что ж, сударыня, желаете стать сыфиком? Прекрасно! Завтра жду в девять утра в морге Выборгского участка.

– З-зачем? – выдавила Антонина.

– Будем осматривать свежий труп. Интересное дело, головы нет, тело разрублено на куски.

Книжка немедленно легла в руку Ванзарова и отправилась в карман к утренней записке.

Очень кстати из-за угла выпорхнула дребезжащая пролетка с полицейским на козлах и Джуранским на подножке. Ротмистр был мрачен и собран. Как перед боем. Не слушая извинений и расшаркиваний, Родион Георгиевич решительно затолкал Никифора, бормотавшего околесицу, и приказал трогать.

Августа 6-го дня, года 1905, после полудня, очень жарко.

I Выборгский участок IV Отделения С.-Петербургской столичной полиции, Тихвинская, 12

Заехать извозчику по уху – вот что хотел сгоряча усочинить подполковник Шелкинг. Затем, взяв себя в руки, он склонился к заточению в «сибирку», но гуманизм все-таки победил. Пристав изволил дослушать разгоряченного Растягаева.

Мужик нес несусветную чушь: требовал разделить какой-то клад по-христиански или хоть выдать сто рублей ассигнациями, а коли и это невозможно, то пусть подлец Пряников вернет долг, раз честным людям на этом свете такая невезуха.

Только тут до сознания Ксаверия Игнатьевича стало доходить, что извозчик вовсе не пьян и не свихнулся, а, видимо, откуда-то узнал про утренний сундук. Пристав немедленно предложил стакан воды и быстро выяснил причину осведомленности.

Но тут возникла другая путаница. Растягаев уверял, что действительно раным-рано вез этот злосчастный ящик. Герасим запомнил необычную поклажу и верно описал ее. Вот что касается пассажира… тут выходила какая-то странность.

Только в одном можно было не сомневаться: Растягаев возил сундук до Пряникова. И даже до того места, где пассажира подобрал Никифор. И время сходилось. Но одна маленькая закавыка все равно никуда не делась. А стояла твердым вопросительным знаком. Пристав быстро понял: сломить ее силенок не хватит. Прикинул, что да как, и намекнул: дескать, Растягаев может рассчитывать на часть клада, если поспеет вовремя. Окрыленный Герасим помчался с родимой Выборгской стороны в самый центр столицы.

Августа 6-го дня, года 1905, около двух часов, жарче.

Особняк князя Одоленского в Коломенской части С.-Петербурга

Хоть и не в центре столицы располагался дом, но поражал тем, что выглядел нарочито небогато. Деньги, доставшиеся от прапрадедов, воспитывают нужный вкус. Следят, чтобы золота на новых обоях и мебели было в меру и даже чуть меньше. При этом современный стиль должен быть заметен, но не слишком, как бы с иронией над самим собой. Чтобы ни один придирчивый критик не смог упрекнуть хозяина в нежелании следовать моде, но при этом не укорил излишним поклонением ей. Золотая середина соблюдалась исключительно, в каждой завитушке. Подобный подход Родион Георгиевич уважал.

Изысканный интерьер не поразил Джуранского. Все потому, что ротмистр был оставлен внизу беречь Никифора до поры, а заодно и аккуратно расспросить прислугу.

Проведя по мраморной лестнице на второй этаж, слуга отворил дверь и сдержанно поклонился Ванзарову, как истинный джентльмен.

С первого взгляда кабинет ослепил невообразимым сборищем вещей и вещиц. Не всякая антикварная лавка могла похвастаться таким разнообразием фигурок, статуэток, вазочек, тарелок, безделушек и вовсе необъяснимой ерунды. Безумная жадность коллекционера, понукаемая неограниченными возможностями, превратила комнату аристократа в чулан старьевщика. Среди пестрого разнообразия особо выделялась коллекция музыкальных инструментов. По стенам в намеренном беспорядке развесился целый оркестр флейт, рожков, труб, забавных барабанов и даже виолончель. Несколько струнных, считая потертую скрипку, хранились под стеклом особого шкафчика. Вещи хранили пыль веков, как старая кокотка пудру.