Иллюстрации в книге Алексея Дурасова

Фото на переплете – из архива автора

© Чиж А., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Милостивые сударыни!

И не менее милостивые господа!

Чиновник для особых поручений Родион Ванзаров, знакомый вам по множеству приключений, среди множества достоинств до сих пор имел один существенный недостаток. Или достоинство. Это с какой стороны посмотреть.

В общем, скажем прямо: Ванзаров был не женат.

Многие высказывали автору громкое недоумение: как же так? Мужчина в полном расцвете сил и умственных способностей и вдруг – не женат!

Мы отвечали им: потому и не женат, что в умственных способностях. Но они, въедливые, не слушали резонов и требовали отвести ни в чем не повинного Ванзарова под венец.

Ну что тут поделать?!

Разве только пойти на отчаянный шаг.

Провести эксперимент над живым персонажем.

Эх, была не была…

Итак, милостивые сударыни и судари, давайте вообразим, что Родион Ванзаров все-таки женился, остепенился и в каком-то смысле счастлив в семейной жизни.

Посмотрим, какой из этого выйдет камуфлет…

В общем – слово за вами, бесценные читатели!

Остаюсь искренен ваш

Антон Чиж

Августа 6-го дня, года 1905, половина одиннадцатого, воздух +24 °C.

Сначала у Финского вокзала, потом в Выборгском участке

«Стало быть, терпение лопнуло. Ну в самом деле! Торчишь пнем, у всех на виду, а господин хороший уже третий час не изволят явиться. Да за такие муки, какой синенькой, красненькой не отделаться. Даже двумя. Нет, пора честь знать. Все, ни минутки более, вон и лошадь умаялась, на пекле жарится, животину сгубить недолго».

Так, а по правде грубее, шевелил мозгами штатный извозчик столицы Российской империи за номером «И-853», а по паспорту, которого у него отродясь не водилось, и вовсе Никифор Пряников.

Что стряслось? А то и стряслось, что без полицейской власти не подсобить. Собрался мужик по утру денежку заработать, а тут на тебе – сплошь убытки. Обманул, бес проклятый! А еще виду благородного! Как хотите, а в Петербурге никому верить нельзя. Все норовят соскочить, не заплативши, иль сунут медяк за серебро. Сплошь обиды трудовому народу.

Никифор натянул вожжи и, угостив затомленное животное крепким словцом, поворотил. Под тяжестью груза колеса скрипели жалостным воем, как жизнь Пряникова. Отъехав от вокзальной площади, направил оглобли он к известному всей округе двухэтажному зданию.

Опора полицейской власти на одной двенадцатой части Петербурга пребывала в плачевном небрежении. Будучи глубоко окраинным, Первый Выборгский не заслужил начальственного внимания, отчего фасады обшарпались, потолок дежурной части пошел расписными пятнами неизвестного происхождения, лавки истерли до полного неприличия, а каждый, кто попадал в неприветливые стены, ощущал в воздухе аромат мадеры, что была бы воля – сразу сбежал бы без оглядки. Участок пропах невообразимым сочетанием потных портянок, мокрой шерсти и засаленных кастрюль. Кого хочешь проберет.

Впрочем, дежурный чиновник Амбросимов так обвыкся в атмосфере присутственного места, что не думал искать лучшего, а душевно терзал муху на листке прошения, лежавшего поверх нового уголовного романчика Грина «Рука и кольцо» (семьдесят пять копеек за том). Как вдруг дневной покой, оглашаемый храпом отловленного бродяжки и смутным эхом воплей из «сибиряки», грубо нарушил хлопок двери.

Амбросимов сонно поднял голову. Очам его предстала отвратительная фигура извозчика, которая, заломив шапку, всем своим видом выражала нужду. По опыту титулярный знал: пользы от этого народа не дождешься.

– Что шумишь, мерзавец? – с беззлобной ленью проговорил он. – Докладывай четко, не мельтеши, а то не понять, каша у тебя во рту, что ли. Ты говоришь великим языком, на котором сам Пушкин Альсан Сергеич изволили выражаться, рожа твоя неумытая.

Никифор приблизился к стойке и, эдак картинно положив руку на сердце, излил свое горе абракадаброй неподражаемого наречия, пересыпая речь чем-то вроде «млин» и «тыкс» и какими-то уж совсем диковинными словесами.

Напор пришлого басурмана был отчаянный. Волей-неволей пришлось прислушаться. Амбросимов стал понимать и даже складывать звуки в осмысленные предложения, несмотря на жару и стойкое желание бросить все и скорее забраться в дачный гамак с графинчиком рябиновой настойки.

Бедствие возничего казалось забавным. Выходило, что его натурально обманули. Ну, уж как-то так невинно, прямо скажем, надули, что и жаловаться грех. Оказывается, часа три тому Никифора остановил господин приятной наружности на углу Арсенальной и Полюстровской набережной, чтобы подвезти на Финский вокзал сундук, громоздившийся на тротуаре в равнодушном покое. Вещь оказалась изрядно тяжелой, хоть и не громоздкой. Сговорившись на трех рублях, сумме, прямо скажем, грабительской даже по такой погоде, Никифор кое-как, а более с помощью пассажира, водрузил поклажу на закорки. Оба употели так, что господин вытирал капли со лба. Но худо-бедно тронулись.

По дороге пассажир веселился, сыпал шутками и даже напевал куплеты. Но, завидя вокзал, вдруг принялся хлопать себя по карманам, заявив, что забыл важный документ, без которого никак не сможет тронуться по железной дороге. За обещанную мзду Никифор готов был уж поворотить, но седок соскочил, крикнув на ходу, чтоб извозчик дожидался его у касс первого класса. Сам же резвым аллюром пустился восвояси.

Честный труженик извоза исполнил все в точности: встал у касс и принялся ждать. И утомлялся этим занятием от восьми до десяти. Но пассажир не изволил явиться. При этом сундук был предоставлен в полное распоряжение Пряникова. Не имея куражу покуситься на чужое добро, впрочем, и отказаться от своего, извозчик счел за благо направиться в полицию.

Сраженный скорее уморительным происшествием, чем честностью «ваньки», Амбросимов приказал заносить скарб.

Двое городовых, недобро зыркая на Никифора, по милости которого их оторвали от чая, кряхтя и, что скрывать, матерясь шепотком, втащили поклажу.

Вещь оказалась приметной. На створках шли затейливо резанные по дереву сцены истории, как видно, евангельской. Стоит поклажа не меньше того, что задолжал пропавший пассажир. А может, изрядно больше.

И что поделать полицейскому чиновнику? Инструкций на такое происшествие даже сам губернатор Клейгельс, обожавший писать распоряжения и правила для полиции, не составил.

Для начала Амбросимов потянул носом. Показалось, веет душком, не то сладковатым, не то приторным. Титулярный осторожно похлопал по крышке сундука и даже попытался вскрыть. Оказалось, сундук заперт. Ключ, без сомнения, остался у пассажира. Видя, что положение безвыходное, Амбросимов решился тревожить местное божество, а именно участкового пристава.