Сила ведьмы в волосах. И те, кто убил её, об этом знали. Они срезали длинные пряди, скрутили их узлами и этими жуткими шнурами связали своей жертве руки и ноги. Мёртвая, обнажённая, она лежала неподвижно, обратив застывшее лицо к тёмному ночному небу. В чёрных зрачках отражались звезды, яркие спирали света, по которым мы оба спускались к ней из темноты небес. Бесшумные, как свет, неотвратимые, как боль, мы мчались к ней так быстро, как только могли, и осколки звёздного света сверкали в вихре наших волос. Но её уже не было.
Убийцы сделали своё дело. Ведьма погибла. Её искалеченное тело, над которым мы так долго трудились, валялось на лесной подстилке, словно выброшенное старое платье.
Склонившись над телом, мы услышали слабый отголосок жизни — еле слышное пение, угасающее в черноте смерти и отчаяния. Тень смерти.
Я отпрянул. Мы не должны были этого слушать. Ещё немного — и вместо того чтобы найти её душу, мы потеряли бы свои.
Но где же искать её? Конечно, в том мире, где она обитала. В лесу. И наверняка неподалёку отсюда.
Ты склонился над ней и замер в неподвижности. «Пойдём, — позвал я тебя. — Тень смерти очаровывает, но она жестока. Волки воют даже от эха её мелодии. Это плач исчезающей души».
Но ты не слушал и не шевелился. И тогда я отправился на поиски в одиночестве.
Даже ночью я видел следы ног убийц на мягкой лесной подстилке. Они вели на запад, к мрачной стене холмов. Тёмные, неуютные тропы, скрытые в чаще дубов и орешника, вывели меня к вершине. Отсюда открывался вид на реку и город. Я огляделся.
В свете луны серебристой змеёй извивалась река. Именно туда захотят попасть убийцы, чтобы утопить душу ведьмы. В воде душа должна съёжиться и испариться — но убийцы не хотят, чтобы это произошло рядом с городом. Они боятся, что ядовитые испарения повредят их семьям. А значит, душа ещё не потеряна…
Но у реки следы убийц терялись. Вероятно, они зашли в воду, и я не знал, куда теперь идти — вверх по течению или вниз.
Я опустился на колени у самого берега. Вязкая грязь вздрогнула, как лягушачья кожа. Протянув руки, я коснулся воды ладонями. Теперь я знал все об этой реке, извивающейся чёрной лентой между холмами и огнями города. Несущая Тени, Травяные Плечи, Шаги Ветра — все это были имена, которые давали реке давно исчезнувшие местные племена. Названия, которые помнили лишь бродившие в лесах призраки.
В ответ на моё прикосновение духи леса собрались у воды, пытаясь вместе со мной почуять тонущую душу и её убийц. Я легонько погладил воду, отправляя призраков в погоню.
Фонари городской пристани отражались в тёмной воде излучины, делая её похожей на сверкающую руку ангела, прорвавшую ткань ночной тишины, чтобы передать мне крик горя. Вернувшиеся призраки принесли слабый стон — последнее биение жизни ведьмы.
Этого мне было достаточно. Теперь я легко определил местонахождение жертвы — там, выше по течению.
Я неслышно продвигался вдоль галечных пляжей и ивовых зарослей, оставляя позади призрачные отражения берёзовых островов. Вот он — слабый запах бессильной ярости. Убийцы завершили свою работу. Ночь вокруг них расплескалась тошнотворным запахом тонущей души. Под сводами леса злыми красными глазками мерцали сигареты — убийцы табачным дымом пытались отогнать зловонные испарения смерти.
В лунном свете я поднялся из нависшего над рекой тумана. Убийцы с воплями побросали свои сигареты. Они были уверены, что я пришёл по их души. Но они были мне не нужны. Я даже не стал их преследовать. Я пришёл за душой ведьмы и нашёл её на илистом дне реки, дрожащую, полуразрушенную, полную страха и боли — но ещё живую.
В стеклянной сфере умирающего сознания метались странные тени — как будто новая жизнь пыталась слепить себя из осколков старой. Но такое, увы, невозможно. Душа уже разрушена. Никогда больше она не сможет принять человеческий облик. Никогда не будет трудиться для нас среди полей и холмов этого маленького мирка. Мы больше не увидим её весенних танцев при луне и буйных плясок в цветочной пыльце лета, не услышим весёлых песенок, которые она распевала на закате.
Ведьма мертва. Часть её души погибла, и Анимула, этот астральный падальщик, уже разросся на омертвевшей ткани. Я дотронулся до неё и не почувствовал ничего — только холод и одиночество. И тогда я опустил её в воду.
Она закричала — как она закричала! И в ответ на её вопль внутри меня разверзлась пустота. Жизненная сила умирающей души взметнулась в последнем крике, а потом рассыпалась в прах и исчезла, как несбывшееся желание.
Но осталась тёмная сущность свершившегося, тень исчезнувшей души — Тень Смерти. Та сила, что заставила тебя застыть возле мёртвого тела ведьмы, теперь не выпускала меня из реки, в тёмных водах которой растаяла её душа. Я не мог противиться этим чарам. В них была вся притягательность жизни далёких предков и густая, чувственная темнота глубокого сна.
Я не мог шевельнуться. Пустота, возникшая на месте погибшей души, сковала меня своей чёрной музыкой. Струйки воды крутились вокруг моих ног, побуждая двигаться хотя бы по течению, но я оставался неподвижным. Мы оба попали в эту ловушку — я здесь, а ты там, в лесу, возле мёртвого тела ведьмы, от окровавленного лица которой ты не в силах оторвать взгляда.
Мне ещё долго придётся слушать эхо её предсмертного крика. Ничего, я подожду. Подожду, когда убийцы вернутся на место своего преступления — только вкус их горячей крови освободит меня из холодного плена мелодии смерти.
Но пока я жду, я обречён слушать эту музыку. Как будто душа — это просто мелодия, которую кто-то сыграл. Просто мелодия. А теперь осталась только тень музыки — тихая, едва различимая, — но я слышу её, несмотря ни на что. Я слышу её сквозь плеск солнечных лучей на поверхности воды, сквозь шум ночной темноты и звон разбивающегося звёздного света — тихая, как смерть, она разлита везде.
Пробудил меня зимний холод. Солнце ещё не встало, и над замёрзшей рекой поднимались струйки тумана. В своём оцепенении я едва заметил, как прошло время — я мог лишь безучастно наблюдать яркие краски осени, течение реки, течение дней…
