Тиви бросилась к первому вагону цепи и собственными руками сорвала ржавую рукоять. Руками она ощутила, что Дрив жив. И всё же она была готова к тому, что увидит его труп.

Она отодвинула дверь, и герцог вышел на свет. Бульдог подхватил его, не дав упасть.

Ошеломлённый внезапным освобождением от вечной агонии, Дрив воспарил разумом вдоль пространства, свободный от времени. Он парил за пределами вращающегося света горизонта.

Ночь накрывала континентальный Ирт, и он летел дальше, к океанскому краю планеты. Море полировало сапфиры под Извечной Звездой — и тёмно-синие грани зеленели до изумрудов там, где вода вдруг мелела.

В текущем океане пены и каскаде водорослей затонувший континент Габагалус поднимался навстречу новому дню под огнём Чарма и громоздящимися облаками.

Герцог парил высоко, он видел погодные спирали, связывающие облака в штормовые фронты над выветренными пиками и коралловыми вершинами древних железных гор. Морская вода бежала по широким руслам рек на скользких континентальных шельфах.

Герцог пристально всматривался в цветные пятна клейкой флоры, покрывающей Габагалус разноцветным узором бежевой, желтоватой и коричневой слизи. Среди горных цепей прятались морские города, часто за широкими дымящимися катарактами пены.

Орбита герцога несла его слишком высоко, чтобы разглядеть дороги, фермы и ракетные площадки, но он знал, что они там, внизу. С начала талисманных времён вестники из доминионов Ирта отправлялись в этот земноводный домен, но мало кто из них вернулся.

Те немногие, которым это удалось, сообщали о развитой цивилизации, о колониях, принадлежащих межпланетной утопии, которая охватывает светлые миры. Саламандроподобные обитатели Габагалуса неизменно относились к своим гостям с подчёркнутым уважением, однако по отношению к Сухим Землям — как называли они доминионы — проявляли полное и неизменное безразличие.

Дрив смотрел вслед уходящему назад континенту, уносясь в ночь. Он пролетел мимо берега Залива и свернул обратно к сумеречному краю темноты и мраморному сиянию дневного Ирта.

Шафрановые течения дня на Рифовых Островах раздвинулись, и он упал на дымящуюся пирамиду, в вонь пожара, в круг осунувшихся победных лиц, улыбающихся со всех сторон.

Бульдог отнёс исхудавшего герцога подальше от невыносимой вони механизма боли. Тиви держалась рядом, узами судьбы не давая ускользнуть призраку. Касаясь его, она ощущала тяжкую каменность его тела и почти отделившуюся душу.

Тут подбежал Поч и вложил в обмякшие руки Дрива меч Таран. Чарм сразу начал исцелять. Риис и Джиоти бежали впереди, разыскивая целительные опалы в сокровищницах змеедемонов.

В покоях Дрив поднял голову и увидел разорванный труп Врэта, глядящий слепыми глазами из-под кривых век. Только тогда его отпустила тревога и он уронил голову, скользнув в сон мимо транса.

Даже призрак Казала у корней баобаба ощутил дугу судьбы, которая озарила это исполненное Чарма мгновение. Он посмотрел в пустоту небес между облаками и возблагодарил Неназываемого.

Смерть стала лёгкой.

Он повернулся к Извечной Звезде, к белому свету, которому ещё предстояло остыть до материи, и отдался его теплу. Лучи медленно сняли с него тяжесть и понесли к ночи, и старый чародей растаял.

Когда Риис на закате пришёл его разыскать, рассказать ему, что узнал о себе от Властелина Тьмы, что вспомнил из забытого более глубокого, чем его магия, души Кавала уже не было. Она уплыла на ночном приливе.

И волхв тоже ушёл этой ночью. Он ускользнул, не прощаясь, пока остальные лихорадочно вызволяли пэров из склепов мучений. Он выполнил свою роль для слепых богов Светлого Берега и верил, что заработал право продолжать поиски первой женщины, которую любил. Его чувства к Джиоти подождут, пока он завершит свою миссию, которая привела его сюда с Тёмного Берега.

Душа Лары оставила на просторах Ирта ароматы своей мелодии. Они вели его прочь от Рифовых Островов. Он поплыл за ними на корабле к Сухим Болотам. Картель по изготовлению вина воздвиг небесный причал там, где змеедемоны сожгли старые доки.

Дирижабль привёз его в Дорзен инкогнито, и из этого блестящего города он поплыл на ветровом корабле через море к радостной Кери. Там на глайдере он отправился далеко в северные горы, подальше от радостного ликования доминионов. И, наконец, пешком поднялся на заснеженные каменные высоты Календаря Очей.

Воздух обжигал холодом, но Рииса согревала магия. Со всех сторон пепельно сияли сумерки. Песня Лары заискрилась так ярко, как ни разу не было с тех пор, как он утопил её душу в холодных водах Тёмного Берега.

На вершине выветренной скалы он сидел в темноте, слушая до рассвета пение души, а потом встал под изумрудными полосами неба, чтобы приветствовать Извечную Звезду.

Она поднялась со всех сторон. Белые лучи сияли из Начала и окружали его светлым куполом покоя, чистой радостью, которая открыла ворота тайного царства его сущности.

И теперь, услышав здесь песню Лары, он наконец понял.

Риис стал спускаться с Календаря Очей. По дороге он остановился закрыть Дверь в Воздухе. Звезды лежали на небе плотно, как песок, но найти дверь оказалось очень легко, поскольку он знал, что дверь здесь. Он подошёл к её тонкому порогу и встал на беззвёздной границе всего, глядя через Бездну на Тёмный Берег.

— Кавал! — крикнул он. Очень нескоро донёсся ответ:

— Я здесь, Риис. И вижу тебя… очень далеко… на краю звезды…

— Я нашёл Лару! — крикнул Риис. — Она вернулась к Извечной Звезде! К Началу!

— Конечно, — протянулся голос Кавала через красные тени. — Она ведьма… она принадлежит Матери…

— Но как? — крикнул Риис в слепые глубины. — Она умерла на Тёмном Берегу!

— Я отнёс её погибшую душу, — ответил Кавал через долгое время, и слова его размывало эхо. — Я отнёс её душу по реке вниз… Я взял её с собой на Ирт… отдал Сестричеству… Её душа была крепкой… из холодного мира… сёстрам трудно было её спасти… Они нашли ей тело на Ирте… Она прожила тридцать пять тысяч дней… ведьмой в Кери… а потом поднялась по Лестнице Ветра… к Началу!