Я ужасно сентиментальная, и меня до слез умиляет всякая трогательная чепуха: котята, младенцы или мальчики, солирующие в хоре. Надин подсмеивается над моей дуростью. Сама она на дух не переносит пушистиков. Но под настроение тоже не прочь пореветь. После разрыва с Лиамом она рыдала часами. Заводила песни о несчастной любви, лежала на кровати в своей черной комнате, и из глаз у нее били фонтаны слез.

Но Магда всегда была живой и жизнерадостной. Она вообще не из породы нытиков. Во всяком случае, она не допустит, чтобы потекла тушь. Магда красится каждый день, даже в школу (хотя нам это и не разрешается). Она из тех девчонок, которые не перестанут прихорашиваться, даже если объявят пожарную тревогу, завоют сирены, а двери будут лизать языки пламени.

Но сегодня на лице Магды нет ни грамма косметики и, похоже, она даже не расчесала свои малиновые кудри.

Я мигом забываю про Рассела и кольцо.

Надин забывает о своем супермене.

Мы бросаемся к Магде. Я обнимаю ее за талию. Надин нежно гладит по спине:

– Что с тобой, Магда?

– Ну же, Магда, не молчи.

– Я ее убила! – рыдает Магда. Она кладет взъерошенную голову мне на плечо и всхлипывает.

Мы с Надин разеваем рты и странно переглядываемся.

– Кого ты убила, Магда? – лепечет Надин.

Надин постоянно грозится кого-то убить. Главным образом, своих сородичей. Чаще всего потенциальной жертвой становится младшая сестра Наташа, но когда Надин овладевает настроение серийного убийцы, она бормочет угрозы в адрес мамы, папы, бабушки и даже тетушек. А вот Магда никогда не отличалась склонностью к убийствам.

– Помадочка, миленькая! – завывает Магда.

Помадка? Мне рисуется безумная картина: Магда молотком лупит по коробке со сливочной помадкой… и вдруг до меня доходит. Помадка – это хомячиха. Точнее, бывшая хомячиха. В начале девятого класса Магда встречалась с парнем по имени Грег. И этот Грег разводил хомяков и других грызунов: мышей, белых крыс, тушканчиков – словом, зверьков с дергающимися носиками и усиками. По словам Магды, комната у него походила на город Хамельн до прихода Крысолова[1]. Когда у Греговой любимой хомячихи Голубушки появилось потомство, он предложил Магде взять одного хомячка. Это и была Помадка. Несколько дней Магда не могла надышаться на свою новую пушистую подружку. Все уши мне с Надин прожужжала про то, что Помадка ест, как умывается и где спит.

А Помадка любила поспать. Магда не подозревала, что хомяки бодрствуют в основном по ночам. Она ожидала, что Помадка будет тихонько сидеть, поджав хвост (понятное дело, это было за пределами ее возможностей), и осваивать всякие трюки. Магда надеялась, что Помадка обучится по команде делать стойку, давать лапу и чистить усики. Но на попытки ее дрессировать хомячиха обращала ноль внимания. Она удирала в свой туннель из рулонов туалетной бумаги и пряталась в глубине, отказываясь вылезать.

Довольно скоро Магда охладела к своей питомице. Разуверилась в способностях Помадки и оставила попытки сделать из нее звезду арены. Рассказы о зверьке прекратились, и у меня полностью вылетело из головы, что у нее вообще есть хомяк.

– Короче, – продолжила Магда, – в автобусе я подсела к Грегу, и он опять стал со мной заигрывать. Я подумала: может, закрутить с ним по-новому? То есть он, конечно, отстойный…

– А то. – Надин закатывает подведенные карандашом глаза (она тоже не признает школьного запрета на косметику).

– Да, но в данную минуту мне не из кого особенно выбирать. – Магда хлюпает носом.

– А у меня совсем наоборот! – восклицает Надин. – Слушай, Мэг, я только что рассказывала Элли, что познакомилась с потрясным парнем. Ну, не то чтобы познакомилась…

Магда так громко всхлипывает, что заглушает Надин.

– Грег спросил, как поживает Помадка. Я ответила, что она почти ничего не делает. Грег был в ужасе. Объяснил, что я дурно ухаживаю за бедной маленькой Помадкой, абсолютно не понимаю ее потребностей, и я почувствовала себя ужасной гадиной. Я держала хомячиху в одиночестве в клетке, лишая любви. Да и клетка у нее не бог весть что. Сейчас продаются многоярусные суперклетки – с горками, туннелями и всякими прибамбасами – настоящий Олтон-Тауэрс[2] для хомяков, а Помадкина клетка – самая обычная, без ничего, и она в ней сидела месяцами одна-одинешенька. Только вообразите, что бы мы чувствовали на ее месте! Грег предложил приобщить Помадку к светской жизни. Притащил мальчика-хомячка, миленького такого скромнягу. Хомяк-мачо мог напугать Помадку, ведь она еще ни с кем никогда не встречалась. Сказал, что если они поладят, то смогут жить вместе и у Помадки появятся детки. Но все пошло наперекосяк… Мы решили познакомить их на нейтральной территории и выпустили Помадку из клетки, я опустилась на пол, а Грег вынул из кармана своего хомяка и… и…

– Он невзлюбил Помадку с первого взгляда и набросился на нее, как дикий зверь? – нетерпеливо подсказывает Надин.

– Да нет, они друг другу понравились. Носики у них задергались. Казалось, над ними витает хомяк-купидон и посылает в их мохнатые грудки любовные стрелы. Это было так трогательно! Мы с Грегом стояли на коленях и наблюдали за ними, как гордые родители. Воздух точно пропитался любовью, и это оказалось заразно. В общем, если честно, я взяла Грега за руку, но чисто по-дружески. А он меня поцеловал. Кстати, он стал целоваться намного лучше. Нежнее. Раньше он присасывался к губам как пылесос…

Мы захихикали – и Магда вместе с нами, хотя в глазах у нее по-прежнему стояли слезы.

– А что потом? – поинтересовалась Надин. – Вы до такой степени увлеклись, что легли на пол и раздавили беднягу Помадку и ее мохнатого дружка в лепешку?

– Вечно ты все опошляешь, Надин, – сердится Магда. – Но то, что случилось, не многим лучше. В общем, как я уже говорила, у нас с Грегом слегка снесло крышу…

– Но ведь не окончательно? – не выдерживаю я.

Надин перестает ерзать и пристально смотрит на Магду:

– У вас это было, Мэг?

– Вы что – идиотки? Да не было у нас ничего. Думаете, я совсем полоумная? Грег, конечно, здорово целуется, но он ведь сопливый школьник. Нет, в первый раз все должно быть по-особому, красиво и романтично, и с парнем, который меня по-настоящему любит…

Я задумываюсь над ее словами.

– Со взрослым и ответственным человеком, – добавляет Магда.

Я со вздохом киваю.

Однако мы отклонились от темы. И мы опять возвращаемся к роману между двумя юными безответственными грызунами – по всей очевидности, весьма скоротечному.

– В конце концов я отпихнула Грега и стала смотреть, как там моя Помадка, но она как сквозь землю провалилась. Хомяк Грега оставался на месте, и вид у него был подозрительно довольный, будто он дал волю лапам и теперь хочет домой к приятелям похвастаться успехами. А Помадка как в воду канула.

Мы с Грегом ползали на четвереньках по всей комнате и звали ее. Грег даже ухитрился подлезть под кровать и извлечь оттуда пару розовых трусиков, которые я потеряла вечность назад. Было ужасно неловко. Но Помадки и след простыл. И тут я заметила, что дверь в комнату слегка приоткрыта – и сердце у меня екнуло.

Грег сунул своего хомяка в карман, и мы отправились искать Помадку – сначала в коридоре, потом в маминой и папиной спальне и наконец в комнатах братьев. Не самое приятное занятие – у них там мусора по колено и жутко воняет. Затем мы вскарабкались на самый верх лестницы, я поглядела вниз и…

– Только не это! – воскликнула я.

– Именно, – всхлипнула Магда. – На нижней ступеньке лежал маленький пушистый комок.

– Может, Помадка решила, что она лемминг, и бросилась в пропасть? – вступает Надин.