Сейчас тоже попытался представить себе этот быстро надвигающийся мир, о котором большинство жвачных даже не имеют представления, но перед глазами стоит прекрасное в своей неповторимой чистоте и доброте лицо Энн, а в черепе больно стучит, как дятел железным клювом, вопрос: ну почему? Что я не так делаю?

На боковой панели жвачника вспыхнул зеленый огонек вызова, номер Вертикова, одного из моих работников.

Я сказал вяло:

– Связь.

Через мгновение на весь экран появилось его широкое потное лицо, он сперва всмотрелся в меня, человек очень предупредительный, заговорил участливо:

– Я не потревожил? А то смотрю, ты почему-то дома, но не спишь…

– Не сплю, – подтвердил я. – Это я мыслю.

Он сказал бодро:

– Это хорошо, у нас на тебя вся надежда. Помнишь, ты говорил, что хотел бы тоже коттедж купить?

– Уже не хочу, – ответил я хмуро.

– И правильно, – сказал он. – Я столько намучился с этим гребаным ремонтом! Представляешь, купил такой милый загородный домик, думал и зиму там пробуду, а там холодина, как на Колыме! Вызвал умников, отодрали окна, а там щели в два пальца шириной!.. И так все до единого!.. А сегодня прочел, что Абрамович купил дворец за триста миллионов долларов, сердце прямо рвется от сочувствия. Это ж сколько там окон ему придется бедному конопатить?..

Я сказал брезгливо:

– Что за человек такой жалостливый? То Памелу Андерсен жалел, что не сможет играть на баяне, теперь вот слезу роняешь из сочувствия к Абрамовичу… Говори, чего звонил?

– У тебя лишней матки кампонотуса не отыщется? – спросил он. – А то моя совсем мало яиц откладывает. Боюсь, скоро помрет.

– А как ты подсадишь новую? – спросил я.

Он отмахнулся:

– Да придумаю. Либо их запахом обрызгаю, либо еще как обману… Снабдишь твоего верного оруженосца?

– Снабдю, – ответил я.

– Отлично, – обрадовался он. – Завтра в офисе передашь?.. Покажи, как они у тебя сейчас.

Я слез с дивана, взял мобильник и повернул его камерой в сторону стены, что от пола до потолка в формикариях и мирмекариях разных конструкций.

– И где они? – спросил он.

– Смотри лучше, – сказал я насмешливо. – Ты их от фуска хоть отличаешь?.. Позумь, пройдись поиском…

Он сопел и пыхтел, пытаясь рассмотреть матку получше, у меня она откладывает яйца, как скорострельный пулемет, а я вспомнил, как все это начиналось.

В школу я пошел в шесть лет, как все, в шестнадцать лет в универ, тоже как большинство, однако на третьем курсе опубликовал ряд работ по обмене информацией между амебами, затем нашел новый подход к изучению трофаллаксиса у муравьев и дал ему иную интерпретацию, резко отличающуюся от классической. Я был удивлен, когда через три месяца в универ зашел некий господин, с которым очень почтительно разговаривал ректор, и сразу же обратился ко мне с вопросом, почему это я сделал такие странные выводы.

Я повел домой, где муравьи живут в формикариях, мирмекариях, в трехлитровых стеклянных банках, в древесных пнях и даже в цветочных горшках, к тихому ужасу моей добрейшей мамы, что ни в чем мне не перечила.

Господин посмотрел, поудивлялся, выслушал мои объяснения, а на другой день ректор вызвал меня и сообщил торжественно, что благотворительный фонд по развитию науки имени Билла Клинтона выделяет мне грант на самостоятельные исследования.

Я сперва ошалел, с именем Фонда Клинтона связана прежде всего поддержка работ, направленных на предельное увеличение продолжительности жизни. Отец что-то рассказывал еще про какую-то практикантку, но это мне совсем неинтересно, это для старых бабок любопытственно и тех, кто читает в инете, какой размер бюста у Ани Межелайтис, а вот то, что бывший президент распоряжается многомиллиардным фондом…

Так что Энн не совсем права, я уже не студент, хотя, конечно, в нашем возрасте теперь вступают в брак разве что в самых глухих аулах Африки.

Лишь через год я узнал, чем так заинтересовала спонсоров моя статья в научном строго специализированном журнале. Я высказал догадку, что как муравьи вместе с пищей передают друг другу феромоны, они же гормоны у людей, то они связывают муравьев в одно Сверхсущество, потому беспомощный муравей с одним-двумя ганглиями в мозгу оказался способен развивать скотоводство, землепашество, ирригацию, селекцию животных, он единственный, кроме человека, воюет с себе подобными и даже захватывает военнопленных… У людей, как я предположил в заключительном абзаце, возможно, существует тоже еще нечто помимо хорошо изученных средств коммуникации вроде речи и языка жестов, но оно от нас пока что скрыто, как была в неизвестности темная материя, которой, как оказалось, во много раз больше нам известной, в которой мы живем как рыбы в воде.

Этот пассаж, как я понял, и вызвал ко мне интерес. К этому времени я и сам уже ощутил азарт, что-то слишком уж много таких странных моментов в поведении человека и всего человечества, что можно объяснить только наличием некой общей системы, связывающей все человечество в единое целое, единое Сверхсущество, о котором мы, люди, даже не подозреваем.

Администратор из меня неважный, но все же я сумел на полученные деньги снять помещение, закупить оборудование, под моей нетвердой рукой работали сперва трое сотрудников с вполне пристойными окладами, затем – пятеро. Главное, все, как и я, тоже малость сдвинуты на этой теме и работают всерьез даже тогда, когда не смотрю в их сторону.

В основном пока что проверяем на муравьях новые гипотезы по социобиологии, кин-отбору, правилу Гамильтона и эволюционно устойчивых стратегий развития, но уже дважды с успехом выступали с докладами на Международных мирмекологических симпозиумах: первый раз о метаэвристической оптимизации поведения муравьев, что дает самый эффективный полиномиальный алгоритм поиска на графах, а второй, что вызвало наибольший интерес, варианты поиска «темной материи» в коммуникациях муравьев, что делает их, по сути, единым существом.

– Классно, – сказал Вертиков с завистью, – а молодая самка сможет откладывать яйца без брачного лёта?

Я сказал ехидно:

– А ты им лёт не обеспечишь?

– Как? – спросил он. – Это же надо еще и тыщи самцов! И чтоб летали хотя бы по комнате. А они летают, как слоны с крыльями. Все время в чай падают.

– Чудак, – сказал я, – пил бы кофе.

– Что, – спросил он с надеждой, – летать станут лучше?

– Нет, – пояснил я, – запаха кофе не выносят… Ладно, завтра приедешь ко мне домой. Что-нить придумаем. Люди кого угодно обманут. Даже муравьев, они ж такие честные!

– Спасибо, Григорий Витальевич!.. Ой, мне ж еще тетрамориумов кормить надо!

В вопле было столько паники, что я спросил озадаченно:

– Это как? У тебя не на автомате?

– У меня южно-курильские, – объяснил он. – Они так часто и необъяснимо меняют поведение, что алгоритмы еще не нащупаны.

Я промолчал, мне всегда казалось, что у каждого вида сходные нормы поведения, а чтобы их изменить, нужно очень много лет. С тех пор как открыли, что искать разум у дельфинов и касаток – глупость, волна поиска интеллекта у других видов на время угасла, но мы изо дня в день долбили и публиковали статьи в научных и даже в популярных изданиях, что муравей с его рекордно малым мозгом, в одну-две ганглии, все же сенсационно разумен. Правда, не сам муравей, а сообщество муравьев. Но ведь и человек в изоляции от людей вырастает диким животным, если вспомнить истории подлинных маугли.

Постепенно начал появляться интерес к этим крохотным существам, а немногочисленные держатели формикариев ощутили себя в центре внимания. У них начали брать консультации, патентовать их разработки на содержание муравьев в домашних условиях, а крохотные фирмы, что специализировались на отлавливании и разведении муравьев для любителей, мгновенно разрослись в процветающие транснациональные компании, что брали на себя все, начиная от первичных консультаций до подбора муравьев любых видов, изготовления формикариумов самых причудливых конструкций, даже уборки за муравьями мусора, если сами муравьи почему-то не справлялись.