А чем же тогда заняты кладовки квартиры?

Заняты они тряпками. Немыслимое количество. Тряпки спрессованы в коробках и чемоданах, старых и новых, они в сумках и баулах. Раз в два года выкидываем — все бесполезно: запасы барахла самовозрождаются после каждого воскресного шопинга жены и дочки. И все негодно в данном конкретном случае. Каждый год перед приходом лета супруга перебирает завалы с целью определения «дачных вещей». Их уже целая кладовка накопилась, дальняя. Два тюка вы честно отвезли в усадьбу, один даже вскрыли, и на том дело кончилось. Соседи по участку ходят в адидасовских тряпках из последнего каталога, и гарцевать перед ними в этих обносках как-то стремно.

Почему все это не выкидывается? Никто не знает.

Есть ли прочная одежда для родни? Пока не ясно.

Кроме тряпок кладовки забиты старой бытовой техникой и коробками с книгами.

У родителей по стенам стояли стеллажи. Сейчас такое немодно, сейчас модно иметь свободные стены и говорить, что в нынешних квартирах места для книг нет. Будто предки жили в лучших… Ты послушен, но тебе книги жалко, не совсем еще оскотинился: набил коробки — и во Тьму, на полку. Стены свободные, как положено, белые, поверхностей очень мало. И потому все имеющиеся заставлены в три ряда всякой сувенирной хренью, которая постоянно дарится и зачем-то везется из отпусков. Пыль вытереть невозможно.

Лодка надувная — другу подарил, тот взаправдашний рыбак, а не корпоративный набегалец. Стоп! Или не подарил? Или только собирался? Так-так, а в каком она чулане? Полное понимание, что в доме есть вообще, отсутствует, нужно вспоминать и рыться в перекинутом.

У вас по-другому? Хорошо. Представьте, смоделируйте свое.

Сколько еды и лекарств имеется, оружия и доброй обуви, крепкой практичной одежды, ножей и топоров, есть ли палатки и спальники, фонари и радиостанции… Итоги в подавляющем числе случаев очевидны: зачем бы все это нужно держать дома современному человеку? С какого перепугу иметь в квартире керосиновую лампу с запасом топлива и бензиновый электрогенератор на балконе?

Или запас консервов. Говорят же, на всю жизнь не напасешься. И это так.

А вот на Старт? Если случится. Как оно у вас, готовы?

— Поначалу три семьи было, все оказались в Секвойке. Им пустое здание типа локалки вкинули. Два ствола, гладкий с одним патроном и ПММ с двумя, — выложил Гоблин оперативно важное.

— Ага, Миша, я понял…

— Таких называют пятнашками, сами слово придумали.

Я смотрел на двух побитых жизнью мужиков, слушал сбивчивый рассказ Степана, высокого и крепкого мужчины, чуть прихрамывающего, старшего большой семьи, и натурально обалдевал. Оказывается, на южном материке Смотрящие экспериментировали, пробовали разные подходы. Но это не Платформа-4, общие принципы остались: групповой вброс людей с какой-то долей материальных ценностей и дальнейшая стимуляция процессов.

Пш-шш…

— «Тунгус», докладываю. Чисто за периметром. Все спокойно.

Вотяков сам сидит в башенке, пасет окрестности, мало ли чего. Рядом Данька с биноклем.

— Хорошо, Юра, понял тебя, понял…

Воспользовавшись паузой, в штаб зашла Нионила, притащила кофе для всех.

Гольдбрейх вообще считает, что Платформы подразделяются по эпохам, то есть по начальной точке нового цивилизационного отсчета. Вполне может быть, что Писатели поначалу сгоряча вообще закинули на Платформу-2 кроманьонцев — пусть, мол, все заново проходят. Но быстро опомнились: очень долго ждать. Потом попробовали подписать под проект Средние века, например. Потом век семнадцатый… Но все это писами по воде виляно.

Меня же интересовало главное. И потому я бесцеремонно прервал рассказ — наслушаемся еще — и уточнил самое важное, по крайней мере в данный момент:

— Таких, как вы, много еще? С кем из соседей общались?

— Сложно сказать, — ответил за старшего Алик, шурин Степана, жилистый мужичок среднего роста с темными короткими волосами. — К западу еще один клан живет, французы, там шесть человек, месяц назад мы их проведывали. Есть и еще западней, тоже с нашей стороны степи, итальянцы, те к соседям приходили, мы с ними общались пару раз, но сами туда не ходили: далеко и опасно. С другого берега залива летом приезжали пятнашки — норвежцы, нормальная семья, восемь человек. У них лодка весельная, хорошая, деревянная, нашли где-то.

— И все сброшены по тому же принципу?

Оба синхронно кивнули.

— А подпитка каналом?

— Не понял, — смутился старший. — А… Нет, у нас такой благости нет, это других иногда балуют. Норвежцам один раз маленькая «выручалочка» попалась.

Я пока не стал уточнять, что это такое, мне география срочно нужна, расклады.

Писатели тут что, Полигон себе устроили? Проба пера, так сказать…

— Что, и другие сообщества есть?

— А как же. Вверх по Большой Реке народ живет, общинами гораздо больше наших, но неблизко. Шесть раз от них люди сюда приходили. Первые два раза прибыли вообще нормальные, адекватные ребята, один украинец был. Потом они пропали куда-то… Следующие — бандитье нерусское, да и только. Три раза тяжко нам пришлось… Но им тут неинтересно, у них там угодья будь здоров.

— Много таких сообществ?

— Надо думать, немало, — решил Степан. — Разные приезжали.

— Это монокластеры? Да вы кофе-то пейте, мужики.

— Или селективные кластеры, — уточнил Хвостов.

Родственники переглянулись, помолчали, отхлебнули.

Наконец Степан уверенно произнес:

— Не слышали мы таких слов, командир… Другое мы слышали. Это все поликластеры, так они сами говорили. — Он поставил чашку на стол и добавил: — Полканы, в общем.

Важный для меня жизненный принцип прост: «Делай хорошо — и будет хорошо».

Простой, как выдох. Казалось бы, вмести в него все перипетии жизненного пути… Ничего, вмещаются, тут уж каждый понимает нюансы по-своему, по мере накопления мудрости. Знаете, есть в миру некое учение, называемое психологией, кое, увы, как мне порой кажется, призвано искусственно заменить естественную мудрость, накапливаемую только трудом. Отучился на факультете — и ты смолоду уже можешь делать глубокомысленные выводы, проводить некий анализ чужих мозгов. Вы не замечали, что молодые психологи и психоаналитики — люди, которых очень просто можно вывести из себя? Их легко троллить. Любой вывод за матрицу сразу приводит такого человека в состояние грогги. А своего жизненного опыта еще нет, да и получать его такой человек не спешит — ему удобно в матрице. Я бы ценз возрастной ввел на психологов, для исключения самообмана. Пусть поживет, женится, разведется, опять женится, детей родит, проблем глотнет, с нужным количеством людей пообщается, нужные книги успеет прочитать… Потом когда наверстывать? Некогда: упустишь текущие задачи. Поэтому мне симпатичны те, кто все делает вовремя. Но именно делает, до конца жизни. Это интересные люди.

Мне нравятся те, кто постоянно нагружает свой мозг. Ибо это позволяет жить долго и полноценно. Обратите внимание на престарелых светил науки — у них до последнего дня процессор находится в полном и мощном сознании, с максимально возможным качеством управляя дряхлеющим телом, не давая ему развалиться раньше срока. Отец у меня такой. Он с детства говорит мне, что чтение — один из способов активной мозговой нагрузки. Потому что постоянное моделирование в процессе чтения грузит ваш мозг капитально, тренируя его и поддерживая в достойном состоянии. Ровно по той же схеме отупляет кино — думать не надо, надо лишь послушно воспринимать уже смоделированное.

Если же человек умен, он обязан жить долго, так нужно Вселенной.

Вот на что потянуло-то… Философствую, да. Мы с коллегами беседуем. А это умные люди. Стоим на крыше форта, обсуждаем сущее и ждем пятнашек. «Пятнашки», сообщу, не от названия дворовой игры, а от числа попаданцев: такими порциями их разбрасывали. Заветное число «12» на Полигоне явно не всегда является обязательным.