За угловым столиком, накрытым на троих, сидели двое мужчин.
Один из них полный, вальяжный, с ухоженным породистым лицом и уверенными замашками хозяина жизни — посмотрел на золотые швейцарские часы и недовольно поморщился:
— Задерживается наша дама.
Его сосед, скромный и очень молодо выглядящий, усмехнулся и проговорил:
— Фридрих, я достаточно хорошо вам плачу, чтобы вы не изображали передо мной большого барина.
Скромный моложавый мужчина был Андрей Антонович Гришин, владелец нескольких крупных пищевых комбинатов, нескольких кораблей-сухогрузов, возивших сырье для этих комбинатов, а также целой сети магазинов во всех больших городах России, продукцию этих комбинатов реализующих. Гришин был известен в городе под довольно лестным именем Доктор. Подлинной страстью Андрея Антоновича было собирание произведений искусства, в чем ему и помогал — за очень хорошее вознаграждение — его сосед по столику, вальяжный и барственный Фридрих Карлович Берг, историк и искусствовед, в прошлом сотрудник нескольких известных музеев, откуда ему приходилось уходить из-за опасной склонности к кокаину.
Наконец в дверях ресторана появилась некрасивая высокая темноволосая женщина с длинным грубым лицом. Она переговорила с метрдотелем, и тот с всевозможными изъявлениями почтения проводил посетительницу к столику Андрея Антоновича.
— Темные волосы вам идут, — заявил галантный Берг.
— Не выдумывайте, — отозвалась Вера, это только для конспирации.
— Посылка при вас? — осведомился Андрей Антонович.
— А деньги при вас? — ответила Вера вопросом на вопрос.
Гришин показал глазами на соседний столик, за которым сидел со скучающим и безразличным видом мужчина лет тридцати, в котором все, начиная от широких мощных плеч и характерно топорщащегося на месте кобуры пиджака и заканчивая внимательным, ни на чем не задерживающимся профессиональным взглядом, изобличало телохранителя.
Под столом у телохранителя стоял объемистый чемодан из мягкой коричневой кожи.
Вера расстегнула замшевую сумку и положила на стол пакет из плотной желтой бумаги. Пакет больше не был опечатан — прежде чем идти на встречу, Вера вскрыла его и ознакомилась с содержимым.
— Позвольте, — Берг протянул руку и развернул плотную бумагу.
Перед ним лежала темная доска размером двадцать на тридцать сантиметров, на которой была изображена юная Мадонна, задумчивая и спокойная, нежно взирающая на своего розовощекого младенца.
— Так-так, — задумчиво проговорил Фридрих Карлович, доставая из кармана складную лупу, — так-так…
Он наклонился над доской и принялся разглядывать фрагменты картины и само дерево, но Гришин, который хорошо знал своего придворного искусствоведа, помрачнел. Ему уже было ясно, какой вердикт вынесет Берг, хотя тот еще продолжал свое исследование.
— Так-так, — повторил Берг, перевернул доску, осмотрел ее с изнанки и пренебрежительно швырнул обратно на стол.
Он внимательно, с любопытством посмотрел на Веру и перевел взгляд на своего хозяина.
— Торопились, — насмешливо сообщил он Гришину, — работа довольно хорошая, профессиональная, но мастер был ограничен временем и поэтому не смог как следует обработать доску. Серьезное исследование не понадобится, мне все и так ясно.
— Что значит — торопились? — проговорила Вера неожиданно высоким голосом. — Кто торопился? Что вы хотите сказать?
Она похолодела, ей показалось, что зал ресторана начинает медленно вращаться вокруг нее.
— Девушка, кажется, плохо понимает, с кем она имеет дело, — скучным голосом продолжил Берг, обращаясь исключительно к Андрею Антоновичу и, кажется, вовсе не замечая онемевшую Веру, — она, кажется, подумала, что с нами можно шутить.
Неожиданно он развернулся к Вере всем корпусом, смерил ее взглядом и презрительно бросил:
— Сегодня — не первое апреля! На дворе уже май, моя дорогая, так что время вульгарных шуток давно прошло!
— Вы хотите сказать… — проговорила Вера, едва справляясь с предательски отказавшим голосом.
— Я хочу сказать, — прервал ее Берг, — что это — подделка. Достаточно грубая, торопливая подделка, мне даже не понадобились лабораторные условия, чтобы ее разоблачить!
Он взглянул на своего молчаливого хозяина и продолжил:
— Думаю, вы понимаете, что шутить таким образом с людьми такого масштаба, как Андрей Антонович…
— Девушка все понимает, — поморщившись, остановил его Гришин, — думаю, она не пошла бы сознательно на такой обман.
Вера энергично закивала, и Гришин продолжил:
— Мне кажется, здесь одно из двух: или вы оказались достаточно глупы и легкомысленны, чтобы принять желаемое за действительное, то есть подлинника картины у вас никогда и не было, или вы проявили еще большую глупость, позволив кому-то обмануть вас и подменить картину.., в любом случае мы с Фридрихом Карловичем больше вас не задерживаем и просим больше нас не беспокоить.
Дождавшись, когда Вера выйдет из-за стола, к Гришину подскочил метрдотель и профессионально-заискивающим голосом осведомился:
— Что будете заказывать, Андрей Антонович? У нас сегодня замечательная оленина в можжевеловом соусе…
Вера шла к дверям ресторана, сгорая от стыда. Ей казалось, что взгляды всех посетителей прикованы к ней, что все смотрят на нее и смеются — ее выставили, выгнали, как попрошайку, как нищенку!
Но даже не это было самым ужасным.
Самым ужасным было то, что в несколько страшных секунд рухнула ее великая мечта.
Солнечные пляжи, белоснежные океанские лайнеры, роскошные отели, смуглые услужливые официанты — все это было похоронено под обломками этой мечты.
«Но как же такое могло случиться, — думала Вера, — приехав из банка, я не выпускала картину из рук. Значит, в банке уже была копия?»
И тут ее осенило.
Хитрая старуха была очень предусмотрительна. Она никому не верила, в том числе нотариусу Селиверстову — и была не так уж не права! Она сказала, что помещает картину в надежное место, в банковский сейф, чтобы перехитрить всех, чтобы картину не искали, а сама наверняка спрятала ее совсем в другом месте.
В таком месте, где никто не станет ее искать — потому что это слишком просто, слишком глупо, и где в то же время картина будет у нее под рукой.
Она спрятала картину в собственной квартире.
Так что еще не все потеряно.
Великая мечта еще может осуществиться.
Расторопные официанты под присмотром бдительного метрдотеля забегали вокруг стола, за которым сидели Гришин и Берг, сервируя изысканный обед на двоих.
Андрей Антонович не обращал на них внимания, продолжая прерванную беседу, зато Фридрих Карлович внимательно следил за церемонией, заставил сменить слишком, на его взгляд, пересушенное мясо, попробовал вино, слегка поморщился, но кивнул…
Гришин смотрел на него с легкой насмешкой:
— Барин вы, Фридрих Карлович! Когда только успели такого барства набраться, вроде при советской власти всю жизнь прожили!
— Уважать себя надо, уважать! — ответил Берг.
— Так что же, выходит, слухи об этой знаменитой картине оказались преувеличенными? Нет никакого подлинника?
— Подлинник есть, — Берг пригубил белое вино и отставил бокал, — подлинник своими глазами видел большой профессионал, который не мог ошибиться. А то, что нам пытались подсунуть фальшивку, говорит только о том, что в игру вмешались какие-то неизвестные нам силы…
Неожиданно этот серьезный разговор, а заодно и изысканный обед двух джентльменов был прерван самым грубым и неприятным образом.
Двери ресторана распахнулись, едва не слетев с петель, и в зал ввалились четверо бравых молодчиков в пятнистой униформе и черных трикотажных масках, с короткими десантными автоматами наперевес.
Спецназовцы рассыпались по сторонам, взяв посетителей на мушку, и один из них грозно крикнул:
— Всем оставаться на местах!
Посетители «Третьей планеты» испуганно загалдели, один из официантов от неожиданности уронил поднос, обрызгав соусом платье элегантной дамы, — в общем, эффект был поразительный.
