– А ваши лорды?
– Мои лорды относятся ко мне, – сказал я с гордостью, – по-прежнему, как к вождю и военному лидеру, а не к государю. Сен-маринцы в ужасе, глядя – как они подшучивают надо мной и как держатся бесцеремонно. То же самое, кстати, распространяется и на тебя. Я государь для покоренных!.. Ну, еще мои армландцы мне кланяются и зовут пышно в присутствии посторонних, дабы не умалять и не подавать дурного примера…
– Понятно.
Я обнял ее за талию, с удовольствием чувствуя, что, несмотря на тугие мышцы, это все-таки нечто женское, увлек в сторону дворца. Она пошла рядом, стараясь попадать мне в шаг.
– Боудеррия, – сказал я, – у нас с Вильярдом отношения все еще чуточку натянутые, я не рискнул спрашивать, как там у него дела.
– С Алонсией? – спросила она.
– Ну, и с нею тоже.
Она насмешливо сощурилась.
– Все еще жалеете, что ускользнула?
– Как можно, – испугался я. – Разве с тобой какая женщина сравнится?
В дверях слуги посмотрели на нее оторопело, потом на меня, поспешно распахнули перед нами створки.
Она хмыкнула.
– Алонсия таскалась за ним всюду и видела все его битвы. Даже дважды пришлось драться, когда к нашему лагерю прорывались враги… Но когда захватили Шальксберг, Вильярд оставил ее там под охраной из десятка воинов, а сам продолжил воевать, пока труп последнего варвара не сбросили в море.
Я сказал довольно:
– Отлично. Вильярд вернется к ней из Геннегау с хорошими новостями. Здесь никто не знает, что он сын плотника и крестьянки… а если и узнают, то что? Уже граф. С огромнейшим поместьем, даже город есть… А дети будут потомственными дворянами… Ну, а что ты? Почему не осталась с Алонсией?
Она пожала плечами.
– А зачем?.. Раньше она была одинокой и беззащитной, а теперь Вильярд не дает на нее и пылинке упасть. А замок охраняют воины, что считают его своим господином. Сам город, кстати, хоть и варварский, но богатый.
– Значит, – сказал я, – ты решила оставить там службу.
Она помолчала, затем посмотрела мне в глаза твердым взглядом.
– Да.
– Правильный выбор, – сказал я.
– Правда?
– Еще бы, – подтвердил я. – Все, что мне на пользу, правильное. Все, что на пользу другим – неверный выбор, такого товарища нужно деликатно поправить. Если не поймет, можно неделикатно.
– Это как? – спросила она. – Молотом по голове?
– Или головой о молот, – ответил я. – Как гуманист, я всегда даю себе возможность выбора. Не всегда же казнить, можно просто повесить… В общем, ты моя гостья, ходи, присматривайся, а когда что-то надумаешь, только скажи. Жаль, что я совсем погряз в политике и хозяйствовании, а то бы мы с тобой тут всю посуду побили… Но, увы, погряз!
Она покачала головой.
– Не представляю. И надолго?
– Навечно, – ответил я грустно. – Правда, завтра утопываем на справедливую и священную войну, а так все скучный менеджмент. А битвы, сражения, бои, захваты замков, схватки с драконами, ограми, демонами и прочей ерундой… так редко, что и упоминать не стоит.
– Ну да, – сказала она понимающе, – не чаще раза в день?
– Хуже, – ответил я. – Не чаще раза в сутки!
Она фыркнула:
– Как же вы живете в таком тихом болоте?
– Зато я как бы король, – сказал я хвастливо.
– Как бы?
Я кивнул.
– Здесь. А там на севере я фактически король. Здесь же передаю абсолютную власть демократическим путем на основании строго прозрачных и умело подготовленных выборов, прислушиваясь к народному волеизъявлению высших, средних, полусредних и даже мелких лордов.
Перед дверью главного зала я остановился, поймал взглядом всегда настороженного и взъерошенного барона Эйца, начальника охраны дворца, кивком подозвал ближе.
– Дорогой барон, – сказал я. – Это леди Боудеррия, прекрасная и нежная дама, очень чувственная и чувствительная, поэтому устройте ее при дворце так, чтобы ни в чем не знала неудобств.
Он поклонился, но на Боудеррию поглядывал с недоумением.
– А каковы предпочтения у самой… леди?
Боудеррия буркнула:
– Охапку сена на полу. Но можно и соломы.
Он сказал с облегчением:
– Леди, я с великой радостью подыщу вам самое удобное помещение во дворце. Правда, оно на самом верху, это шестой этаж, но, думаю, для вас не составит труда вылезти в окно и спуститься по стене.
Она взглянула на него с подозрением.
– С чего мне в окно?
Он пробормотал:
– Ну, так почему-то почудилось… Вдруг ночью станет скучно, восхочется побродить по темным улицам… А такие мечи, как у вас, уже однажды видел… Да и ваше знакомство с его высочеством говорит в пользу такой дикой идеи…
– Гм, – проговорила Боудеррия задумчиво, – значит, вот какая у сэра Ричарда репутация… Надо от вас обоих держаться подальше.
– А не поздно? – спросил я и, притянув ее к себе, звонко поцеловал в губы. – Дорогой барон, покажите нашей валькирии ее апартаменты. Но не увлекайтесь!
– Не рискну, – пообещал он.
При дворце приют нашли немногие из прибывших героев, остальных придворные торопливо расхватывают, уговаривая остановиться у них. Я отнесся к такой стихийной инициативе благосклонно, пусть разбирают по домам. Хотя дворец состоит из ряда зданий, но и они не резиновые, хотя управителям различными службами при дворе велел угождать полководцам так же, как и мне.
У себя в кабинете разложил карту, с возвращением огромной армии забот прибавится, надо подумать, как и что, пока есть время до неизбежного пира.
Четверть армии оставлена в Гандерсгейме. Еще во время боевых действий я велел на всякий случай укрепить сторожевые башни на побережье, выстроить если не систему обороны, то хотя бы систему оповещения, но три четверти здесь… гм… в Сен-Мари они совсем ни к чему.
– Сэр Жерар! – произнес я громко, не поднимая головы от бумаг.
Сэр Жерар теперь трудится в соседней комнате, дверь в которую всегда широко распахнута, он появился на пороге через пару секунд и замер, внимательный и почтительный, однако и гордый, словно на днях заваливший дракона.
– Ваше высочество?
– Куно ко мне, – велел я. – А пока установить численность и состав вернувшихся войск, разбавить их новобранцами… хотя нет, это в те две армии, что готовлю к броску на север. В общем, влить этих ветеранов, соблюдая пропорции…
– Будет сделано, ваше высочество. Что-то еще?
– Ты это не забудь сделать.
Он поклонился, пряча улыбку. Обычно я обращаюсь вежливо на «вы», но когда в хорошем расположении духа и доволен, то вот так по-дружески, что приятно, но и ответственно, друзья должны понимать с полуслова и делать больше, чем я велел.
Куно явился через несколько минут, трудился он тут же при дворце на первом этаже, где у него целый штат сотрудников, я не успел разобраться с бумагами, как на пороге появился сэр Жерар.
– Барон Крупфельд, ваше высочество.
Куно переступил порог, все такой же высокий и худой, но всегда старающийся казаться поменьше ростом и понезаметнее, что ему прекрасно удается, весь серый, начиная от одежды и башмаков, серолицый и серогубый, даже вместо рта ровная и невзрачная щель.
Пожалуй, самый успешный из тех, кто остался после Кейдана, в прошлом его личный советник, заведовал постелью, королевскими соколами и кухней. Сейчас фактически руководит всеми хозяйственными делами, но старается одеваться так же незаметно, как и раньше, даже взгляд прежний, оловянный, без выражения, что вообще-то, как теперь понимаю, для царедворца немаловажно.
Он поклонился и застыл, страшась побеспокоить сюзерена.
– Куно, – сказал я, не поднимая головы.
– Ваше высочество, – ответил он ровным голосом.
– Куно, – повторил я, – ты заметил, что прибыл народ из Гандерсгейма?
– Да, ваше высочество, – ответил он почтительно. – Как-то… да, заметил.
– Что думаешь?
– Надо устраивать, – сообщил он. – Иначе пойдут драки, дебоши, поединки… Слишком много свободного… в смысле, ничем не занятого люда в столице – плохо. Временами даже опасно.