– Зато ты – отличный вождь! – вставил Ахвизра.

– …Но я не люблю, когда убивают моих ближних, – продолжал Алексей. – И предпочитаю убить тех, кто хочет это сделать, немного раньше. Думаю, невелик грех, ведь я убью одних, чтобы сохранить жизни других.

– Своих, – подчеркнул Ахвизра. – Думаю, я бы тоже мог стать таким христианином. Своих я ни за что не стану убивать.

Гот все понял по-своему, но Коршунов не стал его разубеждать. Бесполезно убеждать волка не есть мясо.

– Завтра утром мы отплываем, – сказал он. – Сообщи капитану.

– Завтра так завтра. Но я бы еще остался на денек-другой. Мне здесь нравится.

– Еще бы! – усмехнулся Коршунов. – Бездельничать, есть, пить и валяться с девками. Хочешь задержаться – я не против. Но тогда завтра с утра – учения по лагерному расписанию.

– Нет уж! – Мотнул головой Ахвизра. – Аласейа сказал «отплываем», значит – отплываем. Как можно спорить с вождем!

Безухий амбал (он оказался небедным купцом из Финикии), не нашел ничего более умного, как подать на Коршунова жалобу.

В результате был оштрафован на сто денариев. За оскорбление Империи в лице ее полномочного представителя. Еще дешево отделался. Судья скостил штраф, учтя отрезанные уши. Хотя, строго говоря, это было нарушением закона, так как ответчик на суд не явился, а доставить его у финикийца уж точно не было никакой возможности.[19] Однако судья счел, что от имени Рима может выступать он сам. Тем более, что деньги эти шли не Коршунову, а в городскую казну. Формально, конечно, они предназначались Принцепсу, но вряд ли император узнает о такой мелочи, как сто денариев.

Купец денег не заплатил. Судья (им был один из мэров) не сообразил отдать приказ о задержании, и безухий преступник совершенно спокойно сел на корабль и свалил в неизвестном направлении.

А на следующее утро, вдоволь налюбовавшись красотами города, отплыл и Коршунов.

До свиданья, Лаодикия! Следующая остановка – Триполис Финикийский.

В Триполисе они не задержались. Коршунов предъявил в порту свои грамоты, выданные еще тогда, когда они отбывали в Сирию. Само собой, они немного устарели, но местному портовому начальству хватило. В грамотах было велено оказывать подателю сего всяческое содействие. Которое и было оказано: поставили на загрузку-разгрузку, минуя общую очередь и без всяких «подарков» и пошлин.

Тем не менее они с Настей и Красным прогулялись по городу. Триполис был красив. Белые колонны и портики, выложенные ровными чистыми плитами мостовые, фонтаны и общественные бассейны, великолепные статуи, великолепные фронтоны общественных зданий и, конечно, храмы, храмы, храмы… Большие и поменьше. Изящно-элегантные и внушительно-респектабельные… Обычное дело при здешнем обилии богов. Словом, это был типичный римский город восточного Средиземноморья. Единственное отличие – солидная каменная крепость на берегу.

Говорили здесь на головоломной смеси из нескольких языков, но Коршунов вполне мог бы на нем изъясняться[20], а Анастасия даже говорить.

В общем, прогулялись по главной улице, покушали зажаренных в муке морепродуктов: мелких кальмарчиков, креветок, акульих мальков, запили эту прелесть разбавленным охлажденным вином и отправились восвояси. На корабль то есть.

Загрузка продуктов и воды уже закончилась. Ахвизра вернул Коршунову сдачу с оставленных для закупки ауреев, и «Любимчик Посейдона» отчалил.

От Триполиса до Тира, где Коршунов намеревался задержаться подольше, – рукой подать. Три дня пути при попутном ветре. Тем не менее без приключений не обошлось. На «Любимчика» напали пираты.

Случилась это глупая шутка, когда они уже миновали Берит[21] и до Сидона[22] оставалось миль десять.

Целая свора небольших суденышек, туго набитых смуглыми разбойниками отчалила от берега и ринулась на перехват, вопя и размахивая разнородным оружием. Гребли местные флибустьеры качественно и никаких шансов уйти от них с крейсерской скоростью в два узла у «Любимчика» не было.

Матросики малость напряглись. Повадки у здешних пиратов были нехорошие: если кого и оставляли в живых, то продавали далеко-далеко. Чтобы не настучали местным властям о разбое. Ведь пиратов в Римской империи тоже гуманизмом не баловали. Сразу на крест. Но алчность – чувство могучее и легко затмевающее страх. Плывет, понимаешь, жирный купец, чьи трюмы (судя по осадке) отнюдь не пусты, а охрана, в лучшем случае, дюжины полторы наемников. Ну как тут не искуситься?

– Ахвизра, – сказал Коршунов. – Давай-ка не будем их пугать заранее. Лучше мы их немного удивим.

Ахизра сразу все понял. Все сто восемьдесят шесть готов быстренько слились в трюм. Да так ловко, что и следа не осталось. На палубе остались человек десять бойцов, укрывшихся, кто где. А также Алексей, Красный и полторы дюжины самых выдающихся «спецназовцев» во главе с Ахвизрой – в надстройке. Больше сюда просто не влезло. Настю Коршунов, естественно, отправил вниз.

На мирном «Любимчике» не было ни абордажного мостика-«Ворона», ни грузил для пробивания днищ, ни боевых орудий. Просторная палуба с навесом и надстройкой на корме – вот и все «защитные» сооружения.

– Значит так, – сказал Алексей капитану. – Отправляйся в трюм и ничего не бойся.

Судя по физиономии капитана, он предпочел бы другой расклад: например, чтобы молодцы-готы выстроились вдоль бортов и повергли финикийскую разбойную братию в священный трепет. Но Алексей желал развлечься. А заодно вырезать сотню-другую негодяев. Он с детства, с тех самых пор, когда здоровенные гопники отняли у третьеклассника Алеши накопленные на плеер деньги, терпеть не мог грабителей. На его любимых варваров это, само собой, не распространялось. Те ведь не выискивали слабых, а, наоборот, предпочитали тех, кто позубастее. Правда, у зубастых и жирка накоплено побольше.

Не исключал Коршунов также и возможности немного подзаработать. За живого пирата по законам империи полагался приз. За мертвого – тоже, но меньше.

Алексей был уверен, что всё получится, как он задумал, но всё-таки слегка волновался. Хотя немного адреналинчика – это только приятно.

Флибустьеры пришвартовались к «Любимчику» практически одновременно. Все четырнадцать лодок. В каждой, по приблизительным прикидкам, по десятку головорезов.

Что ж, моряками они были отличными. Десятки крючьев впились в борта тоже практически одновременно. Пять секунд – и смуглые обезьяны с оружием, рыча и визжа, посыпались на палубу. Опыт слаженных действий у них явно имелся.

Отсутствие недружественного приема их, похоже, удивило. Но не смутило. Большинство тут же ринулось к ведущим в трюм люкам. Некоторые сунулись к надстройке, но увидев могучую фигуру Красного с мечом наголо и копьем наготове, решили с зачисткой палубы повременить. Тоже понятно: несправедливо, если одни будут умирать, а другие – набивать мешки.

Люки открываться не хотели. Даже, когда их пытались поддеть топорами и копьями. Естественно, их же придерживали изнутри. А флибустьеры продолжали лезть на палубу.

Коршунов выжидал, пока по его прикидкам, число пиратов на палубе превысило сотню голов, а потом мощно, перекрывая вопли и галдеж злодеев, рявкнул приказ.

И началось.

Трюмные люки распахнулись. Да не просто распахнулись, были с силой отброшены в сторону, попутно ушибив тех пиратов, которые оказались слишком близко.

Тут же из схоронок на палубе выскочили с десяток готов, вмиг расчистили место вокруг люков, из которых уже лезли наверх бешеные германцы в форме римских легионеров.

И одновременно из надстройки вырвались Ахвизра сотоварищи. Вырвались, тут же выстроились линией (вот что делает с безбашенными готами римская выучка!) и ринулись на пиратов.