– Ты пришла ко мне за помощью, – сказал он. – Ты поступила правильно, Эмми, ведь я всегда здесь, к твоим услугам. Как и ты была для меня, когда я вернулся в Англию. Я отведу тебя в твою комнату, пока еще никто не встал. Не надо, чтобы кто-нибудь узнал, что ты была здесь.

Она послушно поднялась с кровати и подождала, пока он завязал пояс халата. Эшли выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, обнял ее за талию и повел в комнату. Постель стояла раскрытой, как она ее оставила, когда помчалась к нему. Он обнял ее и поцеловал.

– Ничего, что ты останешься здесь одна? – спросил он. – Она кивнула. – Обещай не выходить утром из дома. Она снова кивнула. – Ложись в постель. Поспи еще немного, Эмми. Ты будешь здесь в полной безопасности, я тебе обещаю. – Он отпустил ее и уже хотел повернуться к двери, когда его внимание привлек предмет, лежавший на кровати.

Он сразу же узнал его и похолодел от страха.

– Как попал сюда портрет Элис, Эмми? – спросил он.

Она взглянула на портрет и побледнела. Когда она обернулась к нему, в ее взгляде была растерянность.

– Ты принесла его сюда? – спросил он с помощью жестов. – Зачем?

Эмили нахмурилась.

Зачем она ходила в ту комнату? Зачем принесла сюда портрет Элис? Он лежал на кровати, скрепленный с таким же портретом Грегори Керси. На постели, с которой она встала ночью, чтобы прибежать к нему. Она была тогда страшно напугана, даже зубы стучали, а глаза были широко раскрыты от ужаса.

– Идем, – сказал он. Он поискал глазами шаль или халат, но, не найдя ничего, обнял ее одной рукой и, захватив с собой портреты, снова вывел в коридор.

Дверь в комнату Элис была распахнута настежь. Постель была раскрыта, простыни смяты, на подушке – вмятина от головы. В изножье кровати лежал атласный халатик.

Эмили всплеснула руками. Руки дрожали. Она указала на халатик, потом на себя. Мой, – жестом показала она.

Ящик секретера, где хранились портреты, был открыт.

Эшли вернул портреты на место и закрыл его. Потом повернулся к Эмили и приподнял за подбородок ее лицо, бледное как мел.

– На некоторых людей лауданум оказывает странное воздействие, – проговорил он. – Тебе не следует расстраиваться Эмми. Уверяю тебя, с твоим рассудком все в порядке. Я сейчас провожу тебя в твою комнату и оставлю на несколько минут. Хочу позвать к тебе Анну. Ты не должна оставаться одна, пока не уедешь из Пенсхерста. Мне невыносимо видеть, что ты здесь всегда испугана, всегда бледна. Я отправлю тебя отсюда, а потом, как только продам Пенсхерст, приеду за тобой. – Она застонала. – Ты у меня снова будешь счастлива и спокойна. Клянусь тебе, любовь моя.

Эшли отвел ее в комнату и поспешил к Люку. Сейчас он пошлет Анну к Эмми, оденется и отправится к Роду.

Если Род еще спит, он разбудит его, чтобы срочно поговорить о продаже Пенсхерста.

– Кэти? Ты хотела поговорить со мной? – Сэр Генри снял с головы треуголку, когда Кэтрин открыла дверь коттеджа.

Вчера вечером она передала свою просьбу с управляющим Верни, который приезжал навестить ее отца. Вчера было слишком поздно ехать к ней. Всю ночь он почти не сомкнул глаз и рано утром был у нее. Но если у пего теплилась надежда, то при первом взгляде на ее осунувшееся лицо, она угасла.

– Да, – сказала она. – Я не знала, с кем поговорить.

Папу это только расстроит. Оставался только ты или лорд Кендрик Эшли. Но я не могу ни пойти к нему, ни позвать ко мне сюда. Он может сказать об этом... – Она замолчала, взглянув на него встревоженными глазами.

– Возьми шаль, и мы с тобой прогуляемся, – сказал он.

Они направились к мосту. Сэр Генри предложил ей руку и обрадовался, когда она не отказалась опереться на нее. Перейдя мост, они свернули на тропинку вдоль реки на противоположной стороне от Пенсхерста.

– Чем ты так расстроена? – спросил он, дав ей время немного успокоиться. – Чем я могу помочь тебе, Кэти?

– Не знаю, с чего начать. – Она подняла на него влажные карие глаза.

– Начни с чего хочешь. Все утро, а если потребуется, то и целый день в твоем распоряжении.

Она несколько раз порывалась начать. Наконец решилась.

– Я всегда предполагала, что мы поженимся. Я имею в виду – ты и я, – сказала она. – Не думаю, что разница в нашем положении остановила бы тебя. И ты.., мне нравился.

– Да, – согласился он, – я тоже всегда предполагал это. Я любил тебя.

– Не знаю даже, как назвать то, что у меня было с Грегори, – продолжала она. – Неожиданно оказалось, что я ему нужна. Не думаю, что он любил меня, но он принялся с таким упорством ухаживать за мной, что я, сама не зная, почему, поддалась его настойчивости.

Возможно, мне льстило его внимание. Он был из Пенсхерста, а папа работал у него. А может быть, я почувствовала, что нужна ему. Любовь, которая связывала нас с тобой, была спокойным чувством, и я только впоследствии поняла, насколько глубоким. Я не могу объяснить, почему я ответила на его ухаживания.

– Я думал, – заметил он обиженно, – что ты разлюбила меня, Кэти. Что ты полюбила его.

– Я и сама пыталась убедить себя в этом, хотя еще до того, как он погиб, понимала, что это не так. И не было никакого мистера Смита, Генри. Я не была замужем.

– Знаю, – спокойно отозвался он.

– Ты знал? – Она взглянула на него и закусила губу.

– Еще до того, как ты сюда вернулась, – подтвердил он. – А если бы даже не знал, то сразу понял бы все, как только увидел Эрика.

– Он очень похож на Грегори, не так ли? – печально проговорила она.

– Кэти! – Надежда снова проснулась в его сердце. – Ты поэтому отказала мне вчера? Ты думала, что я не знаю?

Что не захочу жениться на тебе, узнав, что ты не была замужем и Эрик – незаконнорожденный ребенок? Это не имеет для меня ни малейшего значения. Ты стала бы моей женой, а он – моим сыном.

– Думаю, я виновата кое в чем более серьезном, чем это, – произнесла она дрожащим голосом.

– Расскажи мне обо всем наконец, – попросил он. – После возвращения сюда ты стала такой молчаливой и грустной, какой не бывала никогда. У тебя чудесный сынишка, Кэти, и ты очень хорошая мать. У тебя нет причин чувствовать себя несчастной. И о каких это ужасных провинностях ты упоминала?

– Я уехала на время к родственникам моей матери.

Они меня хорошо приняли и были ко мне очень добры. В этом мне повезло. Но я была зла на себя, мне было горько, что я испортила себе жизнь, легкомысленно отказавшись от того, что могло бы дать мне счастье Даже шанс стать респектабельной женщиной судьба отобрала у меня, когда Грегори погиб вдень нашего бракосочетания. Мой сын, который мог бы унаследовать Пенсхерст после смерти отца, стал незаконнорожденным. А папа, ни в чем не повинный папа, который всегда так гордился своей работой, был уволен. И во всем этом была виновата она Не знаю, за что она меня так ненавидела. Возможно, просто потому, что я была дочерью управляющего ее отца Но я была леди, а папа – джентльменом. Грегори все равно женился бы рано или поздно. Она, должно быть, понимала это, но ненавидела меня. Мне кажется, что она возненавидела и его, когда он рассказал ей обо мне. Знаешь, Генри, я всегда думала, что она убила его. Наверное, нехорошо подозревать такое?

– Нет, – возразил он.

– Так это правда? – тихо спросила Кэтрин, вскинув на него округлившиеся глаза.

– Да, – кивнул он. – Думаю, это правда, Кэти.

– Там был один человек, приятель моего двоюродного брата. Он был очень богат, потому что унаследовал большие деньги после смерти нескольких родственников. Его удручала мысль о том, что у него нет земельных владений Он был красив, обаятелен, внимателен и относился ко мне с сочувствием. Мне нравилось его внимание. Грегори погиб, тебя я потеряла навсегда. Я была ему благодарна и выложила все свои обиды, все подозрения.

– Возможно, ты поступила опрометчиво, Кэти, но тебя можно понять. Хотя лучше бы ты обратилась тогда ко мне – Нет, – сказала она, – ты тогда не стал бы меня слушать, Генри. Ты был сердит на меня и обижен. И тебя можно понять. А если бы я сказала тебе тогда, что жду от Грегори ребенка...