В общем прожил я здесь месяц. Обитал на ферме, где у меня была отдельная комната. По ночам я мог выходить и возвращаться, когда мне вздумается, и все было шито-крыто. Я, как мог, старался убедить Илси вернуться. Послания мои она читала, я это знал, потому что однажды написала ответ, но потом на меня нашло. Я не мог больше терпеть и стал угрожать ей. Тогда она прислала мне письмо, в котором умоляла меня уехать, и написала, что, если имя ее мужа окажется втянутым в какой-нибудь скандал, она этого не перенесет. Еще она написала, что ночью, в три часа, когда муж ее будет спать, она спустится вниз и поговорит со мной через раскрытое окно, если я пообещаю после этого уехать и навсегда оставить ее в покое. Она сдержала слово, пришла и даже принесла с собой деньги, откупиться от меня хотела. Но это так разозлило меня, что я схватил ее за руку и попытался вытащить через окно на улицу. И тут прибежал ее муж с револьвером в руке. Я выпустил Илси, она опустилась на пол, и мы оказались с ним лицом к лицу. Но я тоже пришел не с пустыми карманами, я достал свой револьвер, только стрелять я не собирался, хотел пугнуть его, чтобы он убрался. Но тут он пальнул в меня, слава Богу, промазал, ну и я почти сразу выстрелил в ответ. Он упал, я бросился бежать через сад и по дороге услышал, как у меня за спиной закрылось окно. Все это истинная правда, господа, каждое слово. Больше мне ничего не было известно до тех пор, пока на ферму не прискакал этот паренек с запиской, из-за которой я и явился сюда и, как последний фраер, угодил прямо вам в руки.

Пока американец излагал свою историю, полицейский кеб подъехал к дому. Из него вышли двое полицейских в форме. Инспектор Мартин встал и положил руку на плечо арестованного.

– Нам пора.

– А могу я сначала с ней увидеться?

– Нет, она без сознания. Мистер Шерлок Холмс, я бы очень хотел надеяться, что, если когда-нибудь мне снова попадется серьезное дело, вы не откажетесь мне помочь.

Стоя у окна, мы провожали взглядом удаляющийся кеб. Когда он исчез вдали, я повернулся, и мое внимание привлек скомканный листок бумаги на столе, записка, с помощью которой Холмс заманил в ловушку опасного преступника.

– Ну что, Ватсон, – улыбнулся мой друг, – возьметесь ее прочитать?

В послании не было слов, оно состояло из единственного ряда пляшущих человечков:

– Воспользовавшись кодом, – сказал Холмс, – вы узнаете, что здесь написано всего лишь «Приходи немедленно». Я не сомневался, что от этого приглашения он не сможет отказаться, поскольку ему не могло прийти в голову, что оно могло быть написано не леди, а кем-то другим. Что ж, дорогой Ватсон, мы наконец заставили пляшущих человечков потрудиться во имя добра, после того как они так долго служили злу. И я думаю, что выполнил свое обещание порадовать вас необычным делом. Наш поезд отходит в три сорок, и я думаю, что на Бейкер-стрит мы вернемся как раз к обеду.

И последнее. Американец Аб Слени на зимней выездной сессии суда в Норфолке был приговорен к смерти, но суд, приняв во внимание смягчающие обстоятельства и тот факт, что первый выстрел был произведен Хилтоном Кьюбиттом, изменил приговор на каторжные работы. О судьбе миссис Хилтон Кьюбитт мне известно лишь то, что она полностью выздоровела и до сих пор остается вдовой, посвятив свою жизнь заботам о нуждающихся и управлению поместьем своего покойного мужа.

{33}

С тысяча восемьсот девяносто четвертого по тысяча девятьсот первый год включительно мистер Шерлок Холмс был очень занят. Можно даже сказать, что за этот срок ни одно достаточно серьезное дело, получившее огласку, не обошлось без его участия; кроме того, через его руки прошли сотни дел частного характера, среди которых встречались и в высшей степени запутанные и необычные случаи. Много блестящих удач и несколько неизбежных поражений стали итогом этих восьми лет безостановочной работы. Поскольку я сохранил подробнейшие отчеты обо всех этих делах, а в некоторых из них и сам был непосредственным участником, можно представить, как непросто мне выбирать, какие из них представить на суд публики. Однако я буду придерживаться своего старого правила отдавать предпочтение тем случаям, которые интересны не жестокостью преступления, а изяществом и драматической неожиданностью его раскрытия, почему и предлагаю читателям историю мисс Вайолет Смит, одинокой велосипедистки из Чарлингтона, а также факты, связанные с неожиданной и трагической развязкой проведенного нами расследования. Не спорю, это дело не ознаменовалось какими-либо яркими проявлениями таланта, которым славен мой друг, однако некоторые обстоятельства выделяют его из тех долгих хроник преступлений, откуда я черпаю материал для этих записок.

Обращаясь к своей записной книжке за 1895 год, я вижу, что впервые мы услышали о мисс Вайолет Смит в субботу двадцать третьего апреля. Помню, ее первый приход к нам вызвал крайнее неудовольствие Холмса, поскольку в то время он был всецело занят расследованием очень сложного и запутанного случая, связанного с преследованием, которому подвергся Джон Винсент Хартен, известный табачный фабрикант и миллионер. Мой друг, которой дороже всего ценил четкость мысли и сосредоточенность, всегда с негодованием относился к тому, что отвлекало его внимание от дела, которым он был занят. И все же нужно было проявить исключительную грубость и нетактичность, совершенно чуждые его характеру, чтобы не выслушать рассказ молодой очаровательной женщины, высокой, стройной и гордой, как королева, которая пришла поздно вечером к нам на Бейкер-стрит за помощью и советом. Бесполезно было пытаться убедить ее, что мой друг очень занят и не может уделить ей время, – невероятная решимость леди изложить свое дело не позволила бы нам заставить ее покинуть нашу комнату до того, как она это сделает. С видом человека, смирившегося с непреодолимыми обстоятельствами, Холмс выдавил из себя улыбку и предложил прекрасной, но нежеланной гостье сесть и рассказать, что ее к нам привело.

– По крайней мере, дело не в здоровье, – сказал он, окинув ее цепким взглядом. – Такой заядлой велосипедистке грех жаловаться на нехватку сил.

Она удивленно посмотрела на свои туфли, и на одной из подошв я заметил шероховатость в том месте, где ее трет край педали.

– Да, я много езжу на велосипеде, мистер Холмс, и это некоторым образом связано с моим визитом к вам.

Мой друг взял прелестную ручку девушки и очень внимательно осмотрел ее, лучше сказать, подверг изучению, поскольку взгляд его оставался холодным и сосредоточенным, как у биолога, исследующего любопытный образец.

– Прошу меня простить. Такая уж у меня профессия, – сказал он, отпуская ее. – Я чуть было не принял вас за машинистку. Конечно же, сейчас для меня очевидно, что вы занимаетесь музыкой. Ватсон, вы обратили внимание на утолщения кончиков пальцев, которые характерны для обеих профессий? Однако лицо отражает одухотворенность, – он аккуратно повернул лицо гостьи к свету, чтобы получше рассмотреть, – которую печатанье на машинке не порождает. Эта леди – музыкант.

– Да, мистер Холмс, я даю уроки музыки.

– Судя по цвету лица, я полагаю, в деревне.

– Да, сэр, недалеко от Фарнема, на границе Суррея.

– Чудесное место. С ним у меня связано множество воспоминаний. Помните, Ватсон, как раз там мы взяли Арчи Стенфорда, фальшивомонетчика? Итак, мисс Вайолет, что же произошло с вами недалеко от Фарнема на границе Суррея?

И леди удивительно ясно и четко изложила нам свою интересную историю.

– Моего покойного отца, мистер Холмс, звали Джеймс Смит, он был дирижером оркестра в старом театре «Империал». После его смерти мы с матерью остались совсем одни. Из родственников у нас был только дядя, Ральф Смит, который уехал в Африку двадцать пять лет назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Жили мы на то, что зарабатывал отец, поэтому, когда его не стало, для нас начались тяжелые времена. Однажды нам сказали, что в «Таймсе» появилось объявление о том, что нас кто-то разыскивает. Можете себе представить, как мы обрадовались, когда подумали, вдруг нам кто-нибудь оставил завещание. Мы сразу же нашли юриста, адрес которого был указан в объявлении, и у него встретились с двумя господами, мистером Каррутерсом и мистером Вудли, вернувшимися после поездки в Южную Африку. Они сказали, что дядя был их другом, но несколько месяцев назад он умер в Йоганнесбурге{34} в ужасной нищете. Перед смертью он очень просил их разыскать нас и помочь нам, если мы нуждаемся. Нам показалось странным, что дядя Ральф, который ни разу не вспомнил о нас при жизни, умирая, проявил такую заботу, но мистер Каррутерс объяснил, что мой дядя узнал о смерти брата незадолго до кончины и почувствовал себя ответственным за нашу судьбу.