– Да, чуть не забыл! – орал в трубку доктор. – Поссы в платном сортире, слышишь? Обязательно!

– Что сделать? – не понял сначала Ефим.

– Пописай, пописай! За деньги, понял! За себя и за меня. Ты меня слышишь или нет?

– Слышу, слышу! – радуясь, что друг переживает те же чувства, ответил Ефим. – Обязательно пописаю. И за тебя, и за себя. Ну ладно. Поаккуратней там, в задницах, – попрощался он.

Выключив телефон, Береславский вдруг почувствовал, что вокруг него что-то не то. Не сразу сообразил, что микрофон отключен и гидиха молчит. А его обещание пописать – равно как и прощальное напутствие доктору – слышало по меньшей мере пол-автобуса.

Ефим поначалу засмущался, но, заметив веселый взгляд Дашки и поднятый ею вверх большой палец – мол, супер! – гордо выпрямился и улыбнулся взирающим на него согражданам.

Подумаешь, дела! Гораздо важнее то, что теперь он действительно в состоянии пописать в платном клозете. Причем и за себя, и за того парня.

А между тем автобус подкатил к «Васе». Огромный музей был построен специально для этого корабля-неудачника.

Ефим еще раз прогулялся по многочисленным палубам монстра, призванного устрашать всех морских врагов средневековой Швеции, но не сделавшего ни единого выстрела в их сторону.

Что ж, дело обычное. Строительство объекта курировал лично его высочество. А коли так, рядом вертелась огромная толпа подхалимов. Проектный древний НИИ предложил поставить полсотни пушек? А сколько у англичан? Столько же? Значит, на нашем будет вдвое больше! Какова у них высота борта? У нас должно быть круче! И так про все. Уже не говоря про украшения, которые делают «Васу» более похожей на плавучий бордель, нежели на флотскую боевую единицу. Сколько тонн лишнего веса заняли все эти бесчисленные украшения?

Короче, «Васа» глаз радовала, но плавать не умела: утонула в момент спуска на воду. Спустя века любопытные потомки осторожно извлекли ее из воды и несколько лет (!) промывали специальным консервирующим раствором. В противном случае корабль бы быстро рассыпался на кусочки. И вот теперь тысячи посетителей из всех стран света ходят полюбоваться на этот позор шведских корабелов.

Обогащенные впечатлениями туристы с «Океанской звезды» снова заняли свои места в автобусе. Два часа неспешной езды по действительно красивому городу – и вновь хорошо известная Ефиму дорога в порт.

Береславский честно выполнил обещание, данное Илюшке, поэтому появление заветного пустыря не вызвало у него никаких физиологических реакций. В отличие от парка, на скамеечках которого начинался, а также заканчивался его первый – и последний! – алкогольный бизнес.

В первый же день все российские туристы свои пол-литры продали, чтобы успеть без спешки сделать шопинг. Кое-кто уже затарился подержанными запчастями к «вольво», хрусталем или иными вещицами, которые можно было выгодно сбыть на родине. Самые состоятельные вместе с матросами «Ильича» закрепляли на грузовой палубе парома только что купленные автомобили: Ефим с завистью проходил мимо рядов стареньких и не очень машин, в основном – «вольвешек», которые здесь были несравнимо дешевле, чем в России. Но тут уже речь шла, конечно, не о тридцати пяти долларах.

Со своими пузырями остались только научно-популярный журналист и геморройный доктор. Нет, теоретически они все знали отлично. Соотечественники объяснили им, что алкоголь можно продать либо в парке частным лицам, за ту самую десятку, о которой мечталось еще в Москве, либо – оптом – практически в любом кафе, но уже по семь долларов за бутылку. Расчет, разумеется, велся не в долларах, а в шведских кронах: патриотичные шведы вообще не признавали заокеанскую валюту. Основным же условием правильного бизнеса было не попадаться местным ментам, которые не поощряли частную торговую практику российских туристов. В неудачном раскладе можно было лишиться бутылок, а то и визы.

Илюшка, исповедуя главный принцип медицины – «Не навреди!» – предлагал сдать все оптом. Ефим, как более голодный – и соответственно жадный, – не хотел терять по трояку или даже больше с каждого пузыря.

Поэтому пошли в парк. Пойти-то пошли, но с торговлей начались осложнения. Во-первых, было просто стыдно предлагать чужим людям купить бутылки: дома оба привыкли к определенному респекту и общественному положению. Во-вторых, оба боялись полицейских. Когда они все же преодолевали свои страхи и застенчивость, выяснялось, что предложение было сделано не тем, на кого оно рассчитано.

Первая, залихватского вида старушка, катившая по дорожке на… роликовых коньках, едва сама не вызвала полицию – так испугалась внезапно возникшего на ее пути с высоко поднятой бутылкой в руке Береславского.

– Откуда ж я знал, что она не пьет? – оправдывался Ефим. – Ты видал, какой у нее нос красный?

– Это просто сосуды расширенные, – осудил бестолкового товарища доктор. И резким шагом направился к двум мужчинам, спешащим в сторону порту. – Морячкам продам. Смотри на их шапки, точно – ирландцы.

Ефим с завистью смотрел на ловкого доктора, который вот-вот втюхает иностранным пьяницам свое алкогольное добро. А может, и Береславского тоже, если удача склонится на их сторону. Он встал на «атас», а доктор яростно сигнализировал ирландцам об ожидавшем их счастье.

Мужички остановились и, уяснив суть дела, дружно расхохотались. Оба оказались матросами с российского сухогруза, ошвартовавшегося у третьего причала.

– Ну его на хрен, этот бизнес, – заявил покрасневший от злости эскулап, вернувшись к Ефиму.

– Не фига было к ирландцам приставать, – резонно заметил Береславский.

Короче, они отложили решение неприятного вопроса на следующий день, потом – на следующий, потом на вечер перед отходом. Наконец «Ильич» пару раз гуднул и поплыл в сторону Родины.

– Ну и чего мы с ними будем делать? – произнес доктор, брезгливо глядя на издевательски сверкавшие под мощной каютной лампой шесть бутылок. – Домой повезем? Вся таможня оборжется. Все – оттуда, а мы – туда.

– Может, их выпить? – задумчиво предложил Ефим. – Мы четыре дня уже не пьем.

Это было правдой. Сама мысль о том, чтобы выпить водки за десять баксов, казалась кощунственной. Но вот эти стоявшие на столе бутылки снова стали по шесть рублей. Так что вполне можно себе позволить.

И Ефим с доктором выпили. Закуски было самая малость – остатки того, что прихватили из дома. Возможно, они вообще бы умерли – все-таки по три бутылки на брата, – но, на их счастье, в каюту постучались двое сибирячков, хороших ребят, знакомство с которыми завязалось здесь же, на пароме. Они помогли братьям по разуму, сильно уменьшив степень алкогольной интоксикации, доставшуюся инициаторам разгула.

Тот самый первый в жизни Ефима круиз закончился так же весело, как и начинался. Выйдя из морвокзала в апрельскую, насквозь мокрую петроградскую погодку, доктор широко развел руки и с чувством произнес:

– Здравствуй, Родина!

И тут же был по самые уши окачен талой водой из-под колеса не пожелавшего притормаживать грузовичка. А радостно смеявшийся Ефим уже ночью, в купе поезда Санкт-Петербург – Москва, стал жертвой поездных воров, укравших у него его единственные за тридцать с лишним лет жизни фирменные джинсы «Levis»…

Ефим вздохнул, вспоминая былые деньки. Денег было меньше. Но и лет было меньше, черт возьми! А лысины не было вовсе.

Впрочем, долго расстраиваться он не любил: ведь впереди еще столько интересного!

Автобус тормознул прямо возле трапа «Океанской звезды». Швед-таможенник залопотал по-своему.

– Если что-то надо задекларировать – пожалуйста! – перевела гидиха. – Деньги за покупки «такс-фри» можно получить на судне.

Ефиму декларировать было нечего, и он поднялся на борт.

Навстречу ему, как и утром, на ходу кивнув рекламисту, быстро прошел Семен Мильштейн. Его ничего не выражавшие глаза смотрели внутрь себя.