– А куда ж мы? Чай, монастырь сгорел?

– Монастырь там, отсюда далеко, не видно. А владычий двор вон там, погорел ли, неизвестно, – объяснил Вафсоний со вздохом. – И где митрополит с князем?..

И митрополита нашли, и князя, они не пострадали. Но когда уже пробирались по московской гари, Никитка вдруг зашептал другу:

– Куда ж тута пристроишься, придется в монастырь идти…

– А ты куда хотел? – поинтересовался Сергий.

– Не, я в монастырь и хотел.

– Лукавишь ты все, плохо сие. Говоришь одно, а мыслишь совсем другое, – покачал головой игумен. Никитка потупился, был за ним такой грех.

В Москве Сергий показал мальчишек митрополиту Алексию:

– Хотел в обитель забрать, да больно вертлявы, не по ним монастырское житье. Может, где у себя на дворе пристроишь, толковые мальчонки-то.

Никитка с Семеном остались на владычьем дворе. Семка оказался очень схватчивым к грамоте и через некоторое время уже вопрошал, заглядывая через плечо Власия:

– А это что за буквица?

Никиту пристроили на монастырскую кухню, там все пришлось по душе, нравилось малому вдыхать дар печи, запах свежеиспеченного хлеба, нравилось крошить большим ножом овощи для варева, а потом взирать, как уплетают приготовленное за обе щеки, нахваливая умельцев. Каждому нашлось свое, устроились две судьбы на Руси, а сколько тысяч неустроенных сирот, живущих не всегда у добрых родовичей, еще осталось?

Но мальчишки недолго пробыли на владычьем дворе, так случилось, что оба оказались рядом с братьями Вельяминовыми, Никитка у Ивана, а Семка подле младшего, Николая. И судьбы обоих с той минуты уже были тесно связаны с судьбами молодых бояр Вельяминовых, и развела их жизнь по разные стороны Куликова поля.

– Вот уж правы те, кто твердит, что не ведаешь, откуда беды ждать и кто поможет! – жаловался жене Дмитрий Константинович. Если честно, то в душе он был даже рад разрешению спора о великом княжении, понимал, насколько прав оказался брат Андрей, отказываясь от ярлыка еще там, в Орде. Сидеть, вечно ожидая, что ярлык дадут кому-то другому… Нет, уж лучше в Нижнем Новгороде, который растет, точно тесто на хорошей опаре.

Хотя великого княжения жаль… Теперь уж его вовсе не видать никаким боком даже внукам.

Неожиданно Дмитрий Константинович приподнялся на локте, ему живо вспомнились слова матери, сказанные после ее поездки в Москву. Тогда княгиня Олена мельком бросила, мол, князю московскому скоро жениться придет пора. Не так много годков пока, но и более молодыми князья семьями обзаводились.

Тогда Дмитрий Константинович материнским словам значения не придал, а сейчас вдруг как обожгло – понял, к чему это она! Ох и хитра княгиня Олена! А… а если это не одной ее придумка, но и… Неужто сообща с митрополитом такое мозговали?!

Жена Анна испугалась:

– Что? Что ты? Услышал кого?

Сама сколько ни прислушивалась, ничего не разобрала. С чего вдруг муж забеспокоился?

А тот откинулся на подушки, немного помолчал, не обращая внимания на беспокойство супруги, и вдруг поинтересовался:

– Сколь нашей Марии годков?

– Да тринадцать только…

– А Дуняше, стало быть, двенадцать?

– Да…

Неужто об Олеге Рязанском вспомнил, про которого она тогда сказывала? Но рязанский князь глаз не кажет, поглядел тогда и вроде забыл про Дуняшу. А ведь как смотрел… У них с Вассой сердца зашлись! Думали, вот-вот сладится все, но закрутили другие дела, и все затихло. Дочь тоже переживала, теперь вроде успокоилась. Рано ей еще сердечком маяться.

Хотя сама Анна еще раньше замуж за своего Дмитрия вышла, но матерям всегда кажется, что дочкам в их возрасте еще рано. А тут отец вдруг вспомнил. Княгиня уже собралась попечаловаться на невнимание рязанского князя, хорошо, что не успела, потому как услышала от мужа такое…

– А князю Дмитрию пятнадцать, я мыслю. Точно, шестнадцатый годок… Когда Иван Красный умер, княжичу, сказывали, всего девять было. Получается, пятнадцать ныне.

– К-какому Дмитрию?

– Московскому. – Не было заметно, чтобы вопрос смутил Дмитрия Константиновича. Напротив, он продолжал рассуждать вслух. – Кто ему в невесты ныне годен? У Михайлы Тверского дочки подходящей нет… от Ольгерда он как от язвы моровой шарахается, там точно не сладится… да и не с кем ладить… Олег Рязанский сам молод и бездетен… другие князья помельче нас будут. В Орду сейчас лучше не соваться. Вот по всему и выходит, что самая подходящая князю невеста – наша дочь! Лучше Евдокиюшка.

– Да ты очумел, что ли?! – не выдержала жена. Ей почему-то вдруг стало очень жалко дочь с той сердечной привязанностью. – Какой московский князь? Ты с ним который год воюешь!

– Дура баба, право слово, дура! – с удовольствием хохотнул Дмитрий Константинович. – Породнимся, воевать перестанем. А ну как будешь тещей великого князя, а?! Каково?

Конечно, породниться с московским князем – не то что с рязанским, Олег сам по себе, ему тяжело, а за Дмитрием вся Москва и пол-Руси стоит. И Олег невесть какого рода, а у Дмитрия дед Иван Данилович по сей час притча во языцех, а уж о прапрадеде князе Александре Ярославиче, спасителе Руси, и говорить нечего! Только вот каков сам этот московский князь? Да захочет ли брать Евдокию? А с Машей как быть тогда?

Муж в ответ на такие слова усмехнулся:

– Если не дурак, а он, говорят, не глуп, хотя и прост, то захочет. Завтра же пошлю с предложением! – Резко обернулся к жене, строго добавил: – Только пока ни слова никому! Я вас, баб, знаю, не успеешь глазом моргнуть, как все новости точно сороки-трещотки разболтаете! Молчи!

– Хорошо, – со вздохом пообещала княгиня.

– И дочери не говори, ни той, ни другой!

– Может, Марью лучше московскому князю? – зачем-то предложила княгиня.

– Надеешься выдать Евдокию за Олега Рязанского? – фыркнул Дмитрий Константинович. Жена мысленно ахнула: не забыл! – Марья пусть своего часа дожидается. А об Олеге забудь, и ей скажи, чтоб забыла. Слишком тяжелая у него доля, чтоб дочь к такой привязывать.

– А у Дмитрия Московского легкая? – княгиня и сама не могла объяснить, почему упорствует.

– У всех нас тяжелая, только у князя Олега еще хуже, но не о том речь. Сколько времени прошло, как вы у Вассы на именинах были? Вот то-то и оно… Захотел бы, давно сосватал, никто же не мешал. Пусть себе, теперь не вмешивайся, может, с князем Дмитрием сладится, он, говорят, добр и прост.

Митрополит не мог поверить своим ушам! Дмитрий Константинович не только на попятный с ярлыком пошел, не только помощь супротив младшего брата принял, но и дочь свою Дмитрию в жены предложил!

Конечно, погодить бы князю с женитьбой, еще и бородка едва пробивается, но если поразмыслить, то лучшей невесты, чем старшая дочь Дмитрия Суздальского, на Руси нет. Тоже молода, но возраст не помеха. Было решено посмотреть на невесту, не крива ли, здорова, разумна, каков нрав… Конечно, с лица воды не пить, но ей же наследников рожать, а ну как следующий князь безобразен ликом будет? И этому на ложе уродину тоже подкладывать грех, не заслужил вроде.

В Нижний Новгород, только что отвоеванный у одного брата для другого, на разведку отправились окольничий Тимофей Вельяминов и его племянники братья Иван и Николай Вельяминовы. Бяконт-старший точно чувствовал что, смеялся:

– Пустили козлов в огород!

Но митрополит отчего-то не беспокоился, точно наперед все знал. И в согласии Дмитрия Константиновича с княгиней Анной не сомневался. С чего бы? Конечно, никто не против породниться с великим князем, но для нынешнего нижегородского как посмотреть. Ежели обижен за великое княжение, то такое родство обида, а если благодарен за помощь против Бориса, то честь великая. Отчего-то Алексий знал, что честь.

Митрополит нарочно схитрил, отправляя к Дмитрию Константиновичу помимо окольничего Федора Вельяминова и его племянников. Братья совсем разные, а главное, по-разному относились к самому молодому князю Дмитрию. Старший, Иван, тот сызмальства презирал иногда такого неуклюжего Митрия, ему больше по душе стройный, почти тонкий Владимир, сын князя Андрея. И не мог понять Иван, почему митрополит, да и отец так тетешкаются с этим крепышом. Ну и что, что кровь княжеская? Владимир тоже князя Калиты потомок и такое же право имеет… Зато куда толковей и не такой упрямый! Потому Иван и насмехался над юным княжем Дмитрием когда только мог, не раз того выручал младший из братьев – Николай.