Среди этого богатства по особому выделялись разного рода призы и трофеи, напоминавшие о том, что лорд Джон Рокстон – выдающийся охотник и спортивный рекордсмен нашего времени. Прикрепленные на каминной панели, скрещенные под острым углом весла: одно темно-синее, другое вишневое, говорили об участии хозяина в соревнованиях по гребле ежесезонно проводимых в Леанде и Оксфорде. Подвешенные по соседству боксерские перчатки и фехтовальные шпаги указывали на то, что и в этих видах спорта неутомимому рекордсмену удавалось достичь успеха.

Вверху, почти у потолка, по всему периметру стен, напоминая причудливый архитектурный орнамент, были прикреплены охотничьи трофеи в виде массивных голов диких животных, убитых в разных концах света. Эту удивительную выставку венчал экземпляр белого носорога. Будто с презрением оттопырив губу, с отдельной деревянной панели свисала огромная голова, этого редчайшего обитателя широт Ладо Анклава.

На толстом красном ковре стоял овальный стол с позолоченной каймой в стиле Людовика XV. Его некогда зеркально полированная поверхность черного дерева теперь была варварски осквернена пятнами от бокалов и подстаканников и ожогами от окурков. На столе помещалась серебряная шкатулка для сигар, хрустальный графин с виски и сифон с сельтерской. Хозяин, молча, наполнил бокалы, указал мне на кресло, раскрыл шкатулку и положил передо мной длинную гладкую гавайскую.

Расположившись в кресле напротив, он долго изучал меня своими удивительными, словно задымленными глазами, глазами, излучавшими холодно-голубой свет, словно отраженный в хрустальных водах горного озера. Сквозь сигарный дым я рассматривал знакомые по многим фотографиям черты: резко отчеканенный нос; впалые изможденные щеки; с небольшой проплешиной на темени темно-рыжие волосы; на лихо выдвинутом подбородке аккуратная эспаньолка, завитые кверху гусарские усы. В нем что-то было от Наполеона Шго, от Дон-Кихота и вместе с тем от просвещенного современного англичанина, жителя столицы, не чуравшегося свежего воздуха деревень и лесов, любителя и знатока пород собак и лошадей. Кожу его ровным тоном покрывал глубокий долго выдержанный темно-коричневый загар. Мохнатые черные брови густыми пучками нависали над излучающими холодный свет глазами, отчего общее выражение лица приобретало почти зловещий вид. Впечатление еще усиливалось высоким, изборожденным глубокими морщинами лбом. Худой, но очень крепкого сложения, не смотря на свои шесть с лишним футов, из-за сильной сутулости он казался среднего роста. Таким предстал передо мной сидящий напротив национальный спортивный кумир Англии лорд Джон Рокстон. Покусывая кончик сигары, он откровенно изучал меня своим холодным взглядом. Затянувшееся неловкое для меня молчание, казалось, вовсе не беспокоило его.

– Так-с, – наконец он нарушил тишину. – Не знаю, войдут ли наши имена в историю, но насколько могу судить, мы с вами пока что в нее бесповоротно влипли. Вы со мной согласны, милый юноша?

Он говорил с типичной манерой жителей лондонского квартала Олбани, известной как наречие кокни. Характерным признаком которого является проглатывание отдельных согласных и даже слов. Так от словосочетания «милый юноша» в его произношении осталось лишь «мил – юш».

– Полагаю, что, когда вы входили в актовый зал института, у вас не было даже представления о том, во что для вас обратится обыкновенная научная лекция?

– Ни малейшего, сэр.

– То же самое произошло и со мной. Вить – ка – байт (Видите как бывает)? В общем, мы с вами попали, как кур во щи. Кто бы мог подумать? Еще и месяца не прошло, как я вернулся из Уганды, – за три недели успел лишь снять в Шотландии дом и подписать акт о найме. Как вам это понравится? С экономической точки зрения мои действия, мягко говоря, непоследовательны. Не так ли? Вас, наверное, тоже предстоящее путешествие выбивает из накатанной колеи?

– Пожалуй, нет. Дальние странствия можно рассматривать как неотъемлемую составляющую моей профессии. Я – штатный журналист, – служу в «Вечерней газете».

– Ну да, ну да. Вы об этом уже сегодня упоминали. Кстати, у меня к вам есть небольшая просьба; если вы, конечно, согласитесь помочь.

– С радостью, если это – в моих силах.

– Но здесь есть некоторый риск, даже, можно сказать, опасность. Как вы на этот счет?

– А какого рода опасность?

– Я говорю о Боллингере. Он и представляет опасность. Надеюсь вам хорошо знакомо это имя?

– Совершенно не знакомо.

– Неужели? Мил – юш, на какой планете вы обитаете? В нашей доброй старой державе сэр Джон Боллингер – лучший жокей. В соревнованиях на ровном треке я, пожалуй, могу составить ему некоторую конкуренцию, но в скачке с препятствиями он расправится со мной, как с новичком. Не для кого, увы, не секрет, что в свободное от тренировок время он часто прикладывается к бутылке. Словом, пьет запоями, как говорится, по черному. Он называет это занятие выведением среднего арифметического. Во вторник он впал в белую горячку и с того момента беснуется, как сорок тысяч чертей. Он живет в этом же доме этажом выше. Его комната – как раз над моей. Доктора говорят, что дело плохо. Его обязательно нужно покормить, хотя бы насильно, иначе он попросту умрет от голода. Но сделать это непросто. Он лежит в своей спальне на кровати с заряженным пистолетом в руке, и, когда, кто-то из прислуги постучал к нему в дверь, он истерично завопил, что, если кто-нибудь осмелится войти, то башка наглеца будет продырявлена всеми шестью пулями. Крепкий орешек, ничего не скажешь. Он и в здоровом состоянии – не подарок, а уже в бреду, – сами понимаете. И, как назло, – отличный стрелок; снайпер, можно сказать. В то же время, негоже неоднократного национального чемпиона и лауреата самых престижных призов оставлять на произвол судьбы. Что скажете?

– А что можно сделать?

– Я думаю, что, если мы с вами набросимся, он не успеет среагировать. В самом худшем случае ему удастся в кого-нибудь разок попасть. Ну и что же? Пусть один из нас окажется даже ранен. Тогда второй завершит операцию. Нужно сдернуть чехол с дивана и покрепче им повязать больного. Потом вызовем медиков, они принудительно его покормят через введенную в пищевод трубку. Таким образом, мы спасем парня. Право, он этого заслуживает.

Дело было явно отчаянное, особенно, если учесть, что к нему я совершенно был не подготовлен. Не могу похвалиться особой храбростью. Мое чисто ирландское воображение всегда представляло даже незначительный риск, как нечто роковое. Здесь же опасность была налицо. Но с другой стороны, если уж представлять меня как труса, то правильно будет назвать главным моим страхом страх обнаружить мою трусость в глазах кого бы то ни было. Так я был воспитан. И, наверное, если бы мне пришлось броситься в пропасть, как, судя по историческим хроникам, подчас приходилось поступать воинственным гуннам, чтобы избежать позорного плена, то я бросился бы не из храбрости и героизма, а из панического нежелания жить с клеймом труса. И потому, изо всех сил скрывал свое малодушие перед визитом к беснующемуся алкоголику-снайперу, самым непринужденным тоном, на какой оказался способен, будто каждый день по нескольку раз усмиряю страдающих белой горячкой головорезов, я сказал:

– Хорошо, идемте…

Когда же лорд Рокстон, оттягивая наш визит, стал еще больше распространятся о предстоящей опасности, я с некоторой досадой заметил:

– Что толку сейчас в нашей болтовне? Надо – значит надо. Пошли.

Мы поднялись со стульев. Внезапно, широко улыбнувшись, он дружески похлопал меня по спине своей широкой ладонью и опять усадил в кресло.

– Очень хорошо, мой мальчик. Вы – парень, что надо.

Я удивленно уставился на Рокстона.

– Сегодня с утра я сам произвел уже упомянутую процедуру с бедным Джеком Боллингером, – сказал он. – Он лишь продырявил полу моего кимоно. Слава Богу, что его руки тряслись. Как бы там ни было, мне и двоим санитарам удалось облачить его в смирительную рубашку. Доктора обещают в течение недели поставить славного малого на ноги. Вот, так-то, дружок. Между нами говоря, это путешествие в Америку – очень серьезное для нас испытание, и мне хотелось бы иметь в напарниках человека, на которого можно положиться, как на самого себя. Вы уж не взыщите за то, что я позволил себе вас подвергнуть небольшой проверке, которую вы блестяще выдержали. Конечно понятно, что нужно быть готовым к тому, что нам придется постоянно опекать старика Саммерли. Кстати, вы – не тот ли Мелоун, который будет выступать за ирландцев по регби?