– Я готов на все.
Мак-Ардл некоторое время раздумывал.
– Впрочем, я весьма сомневаюсь в том, что вам удастся его дружески к себе расположить. Да что там «дружески». Скорее всего, он вообще с вами не захочет говорить. Тем не менее, в вас я заметил способность ладить с людьми, что-то вроде внутреннего обаяния, или как сейчас модно называть биологического магнетизма. Может быть, это просто привлекательность юности, или что-нибудь вроде того.
– Вы очень добры, сэр.
– В таком случае, почему бы вам не попытать удачи у профессора Челленджера, что живет на Энмор Парк.
Услышав это имя я, я, признаться, вздрогнул.
– Челленджер? – воскликнул я. – Профессор Челленджер, известный зоолог! Тот самый, что недавно разбил голову Бланделлу из «Дейли Телеграф»?
Мрачно улыбнувшись, старик утвердительно кивнул.
– Что не нравится? Вы, ведь, сами просили, чтобы я вам подыскал дело поопаснее! Наверное, инцидент произошел на профессиональной почве?
– Именно, так. Не думаю, чтобы он во всех обстоятельствах вел себя, как вандал. Видимо Бланделл застал его в неподходящий момент, или в общении с ним допустил какую-нибудь бестактность. Может быть, вы окажетесь счастливее, и вам удастся его укротить настолько, что он заговорит, а уж мы в газете сумеем все обработать и преподнести в лучшем виде.
– Я, по правде говоря, о нем ничего не знаю. Его имя мне известно лишь из протоколов судебной процедуры по делу о рукоприкладстве в связи с этим злосчастным Бланделлом.
– У меня кое-что имеется, господин Мелоун. Я уже некоторое время наблюдаю за этим джентльменом.
Он открыл ящик стола, и в нем немного порывшись, вытащил листок.
– Здесь говорится вкратце: «Челленджер, Джордж Эдвард. Родился в Лардже (Северная Британия) в 1863 году. Образование: начальная школа и колледж в Лардже. Университет в Эдинбурге. С 1892 года штатный сотрудник Британского музея. С 1893 года главный хранитель отдела сравнительной антропологии. В 1894 году в результате чьего-то письменного доноса был уволен. Кавалер медали Крейстона за научные достижения в зоологии. Почетный член международных научных ассоциаций. – Здесь идут два абзаца убористым шрифтом. Так: – Бельгийское общество натуралистов, Американская Академия Наук, Ла Плата… и т. д. и т. п. Экс-президент палеонтологического общества (группа «h») Британский филиал международного… и все в таком духе.
Печатные труды:
«Некоторые результаты изучения черепов древних калмыков».
«Характерные черты эволюции позвоночных», и множество отдельных научных статей в газетах и журналах, как например: «Главный изъян теории Вейсмана». В свое время этот очерк послужил причиной бурной дискуссии на венском зоологическом конгрессе. Увлечения: прогулки пешком, альпинизм (спортсмен, как видите). Домашний адрес: Энмор Парк, Кенсингтон». Можете это взять. Больше ничем вам помочь не могу.
Я положил листок в карман.
– С вашего позволения, еще один вопрос, сэр, – сказал я, увидев перед собой вместо красноватого лица розовую лысину. – Пока мне не вполне ясно, на какой предмет я должен брать интервью у этого господина. Что он собственно сделал?
Передо мной опять появилось лицо.
– Два года назад он предпринял одиночную экспедицию в Южную Америку. Вернулся в прошлом году. То, что он побывал в Южной Америке, несомненно, но он почему-то не называет точного места. Он уже, было, начал рассказывать о своих необыкновенных наблюдениях, но кто-то из слушателей, не поверив, попытался его поднять на смех, после чего Челленджер замкнулся в себе, как рак-отшельник в раковине. Либо с ним действительно произошло что-то из ряда вон выходящее, либо этот субъект талантливый мистификатор. Кстати, второе более вероятно. В подтверждение своих слов он иногда приводит несколько уникальных, немного поврежденных, фотоснимков. Разумеется, если они не подделка. Последнее время Челленджер стал настолько уязвимым и раздражительным, что нередко бросается на людей с кулаками, если те рискнут расспрашивать его о Южной Америке, а несколько журналистов спустил с лестницы. Скорее всего, он попросту агрессивный психопат с, так сказать, научным уклоном. Вот такая личность, дорогой Мелоун. Словом, поезжайте и попробуйте сами во всем разобраться. Вы уже достаточно взрослый, чтобы постоять за себя. К тому же вы находитесь под защитой закона о неприкосновенности личности журналиста.
Красное, грустно улыбающееся лицо опять сменилось розовой, окаймленной рыжими прядями, лысиной. Аудиенция завершилась, и я, выйдя из редакции, пешком направился в клуб «Дикарь»; перед тем как туда войти остановился у чугунного кружева берегового парапета над Адельфи и в задумчивости принялся глядеть на мутную, маслянистую речушку. На свежем воздухе легче собраться с мыслями. Вытащив листок, я при свете фонаря внимательно прочитал отпечатанный текст. Все, что в последние минуты стало мне известно об удивительном профессоре, лишь больше меня раззадорило. Я понимал, что как у журналиста у меня практически нет шансов установить контакт с человеком с настолько вздорным характером. Но столь же очевидно было и то, что проявления его «ненормальности» в первую очередь свидетельствовали о нем как о беззаветном истинном энтузиасте науки. Значит, в его душе существуют клавиши, нажав на которые можно его вытянуть на откровенность.
Я вошел в клуб. Было одиннадцать вечера. В этот час в большой комнате всегда много народу. Хотя самый пик еще не наступил. Заметив сидящего у камина высокого, худого, угловатого человека, я подвинул свой стул поближе к нему. Он обернулся. Из всех, находившихся в клубе. Я выбрал его. Трап Генри в газете заведовал отделом природоведения. Худой, сухощавый (кожа да кости) молодой человек представлял, что называется, воплощение дружелюбия. Я начал с места в карьер.
– Что вы знаете о профессоре Челленджере?
– Челленджере…, он поморщился, выражая профессиональное неодобрение. – Челленджер, если не ошибаюсь, тот самый, с позволения сказать, ученый, который пытается ввести научный мир в заблуждение небылицами, якобы имеющими место в Южной Америке.
– А что это за небылицы.
– Ах, это совершенная чепуха о каких-то диковинных животных, которые он будто бы там обнаружил. Впрочем, кажется, он уже отказался от своих заявлений. Во всяком случае, сейчас на сей предмет помалкивает. Как-то он дал интервью в Рейтер, чем вызвал в среде ученых критиков немыслимую бурю. После этого случая он понял, что с данным материалом не сможет пробиться, так как ему никто не верит. Правда, нашлось несколько человек, отважившихся принять его сообщения всерьез, но он сам принудил их эту тему не развивать.
– Каким образом?
– Очень просто. Неприкрытым хамством и из ряда вон выходящими манерами. Первым пострадал бедный старый Уэдли из института зоологии. Он отправил профессору приглашение. Там говорилось приблизительно так:
«Директор научно-исследовательского института зоологии выражает свое почтение профессору Челленджеру и будет искренне рад, если тот окажет ему честь своим присутствием на предстоящем симпозиуме». Ответ был нецензурным.
– Неужели?
– Да. Если смягчить отдельные обороты, то письмо гласило:
«Профессор Челленджер выражает свое почтение директору научно-исследовательского института зоологии и будет искренне рад, если тот пойдет в задницу».
– Боже милостивый!
– Вот так. Я помню, как бедный Уэдли, председательствуя на симпозиуме, утирал платком слезы. Еще бы, за пятьдесят лет научной деятельности с подобным он столкнулся впервые.
– А что-нибудь еще вы знаете?
– Видите ли, я, как вам известно, бактериолог, существую в мире, так сказать, тысячекратного увеличения, привык взирать на предметы в окуляр микроскопа, и поэтому мне трудно разобраться в вещах и явлениях, когда смотрю на них невооруженным глазом. Я своего рода караульный страж на гранях познаваемого, и когда порой мне приходится покидать свой кабинет и входить в контакт со всеми вами, такими массивными, громоздкими, грубыми созданиями, то, честно говоря, я чувствую себя не в своей тарелке и потому мало что знаю. Но насколько мне приходилось слышать в ученых кулуарах, Челленджер – один из тех людей в науке, с которыми нельзя не считаться. Это живой, парадоксальный интеллект. Неисправимый чудак. При этом, вспыльчивый, строптивый, напористый энтузиаст, он ради достижения цели не очень выбирает средства. Так, например, чтобы засвидетельствовать невероятную фауну ареала, в который ему, якобы, удалось проникнуть, он подделал несколько фотоснимков.
