Рука на плече нервно сжимается, сдавливает сильнее. Останутся синяки... они всегда остаются, если сильно сжимать. У Эйды тогда все плечи были в синяках, а ведь Роджер ее ни разу не ударил... нет, раз было - чтобы прекратить истерику. А вот держать - держал предостаточно...
- Роджер! - рука уже не сжимает плечо, теперь она его трясет. - Да что с тобой?
- Что мы будем делать? - Повернуться, взглянуть в глаза. Никогда не помогало. Но, может, сейчас - когда несгибаемый отец утратил выдержку? Насколько это вообще для него возможно... - Если не считать титула и мести Всеславу - что мы будем делать?
Кажется, Роджер сорвался на крик. И на истерику. Трезвую - потому что, в отличие от отца, сегодня ни капли не пил.
- Ты о чём?
Не подействовало. Вот Всеслав бы взглянул...
- А, об этой девице... - Роджер спрашивал не только об Эйде, но отец не понял. Как всегда. - Тебе не придется на ней жениться, так что успокойся. Девица Таррент вернется к папеньке с маменькой, ты останешься свободным, и мне не придется сочинять для твоей жены несчастный случай. А со временем женишься, на ком захочешь. Все довольны, и каждый остался при своем, ты не находишь? Твое здоровье! - отец поднял очередной бокал.
Роджер чуть не отвел взгляд. Плещущаяся за стеклом темно-рубиновая горечь слишком напоминает кровь.
- А если я не передумал жениться на Эйде?
- Роджер! - вздохнул Ревинтер-старший, залпом осушая бокал. - Ее теперь никто за тебя не отдаст. Смирись. Всеслав еще получит свое, дай только срок!
- Разве лорд Таррент не понимает...
- Он понимает, что если отдаст тебе дочь, между тобой и титулом будут стоять лишь две жизни - его и его щенка! - прорычал отец. - Он еще не настолько сошел с ума. Не убивайся так - обеспечу я тебя другим титулом. Графский не обещаю, но виконтом или бароном станешь, дай только срок!
С чего ты взял, Роджер Ревинтер, что отец поймет тебя сейчас - если не понимал прежде? Что никогда не мешало ему прекрасно тобой манипулировать...
- Да не горюй ты так! - не потерявший ни поста, ни Регентства матерый интриган хлопнул сына по плечу. Что ему свойственно еще меньше, чем пьянство. - Нам ничего не грозит. Эдвард Таррент теперь будет сидеть тише воды, ниже травы. У него еще две дочери - пожалеет хоть их. А сынок у него - трусливый, безвольный слизняк, поверь на слово. Я таких издали чую.
Как много, оказывается, общего у Роджера Ревинтера с Леоном Таррентом. А он-то и не знал...
- Наиболее опасна средняя дочурка. Ты видел ее глаза?
Видел. Но полагал, что отец тогда прожигал полным ненависти взглядом Всеслава Словеонского.
Ошибка. Очередная. У Бертольда Ревинтера - два глаза.
- Но и здесь проблем не будет. Запуганный папаша ей не поможет. Про брата я вообще молчу. Значит, будущий супруг... Плохо, что она уже в брачном возрасте... и хорошо, что имела место та история с Тенмаром. При умелом подходе весь высший свет заговорит, что средняя девица Таррент - любовница покойного мятежника...
- Она - действительно любовница, а он - действительно покойный? - уточнил Роджер. По-настоящему интересуясь лишь второй частью вопроса.
- К сожалению, не покойный, но свету об этом знать незачем! - хохотнул отец.
Длиннопалая, унизанная перстнями рука уже привычно тянется к ополовиненному графину. Алое в светлом. Будто кровь наполовину вытекла из тела...
- А девица?
- Не покойная, к сожалению. Пока. А, ты о том, лишил ли ее Тенмар невинности, и было ли ей еще чего лишаться? Знаешь, а я бы не удивился. В Лиаре полно конюхов... не смейся, конюхи разные бывают.
Кто - Роджер смеется? Он больше никогда не сможет смеяться - даже над собой!
- Ну, хорошо, не конюхи - солдаты лиарского гарнизона. Ты ведь видел эту девицу? У нее совершенно бесстыжие глаза. Такие не бывают у нормально воспитанных барышень...
Нормально воспитанных. Таких, как Эйда. Готовых жертв для любого подонка.
- ...я такие видел у Кармэн Вальданэ - тоже, кстати, любовницы Тенмара. Ни один нормальный мужчина не женится на женщине с подобными глазами...
А теперь нормальный - это такой, как Бертольд Ревинтер? Или как его сын? Ирия Таррент точно с радостью обойдется без любого из них.
- ...если не желает стать рогоносцем, разумеется. А уж после ее выходки на площади - поверят в десятки ее любовников. Нам останется лишь подтолкнуть сплетню в нужное русло. А на гулящей подстилке мятежника - хоть живого, хоть мертвого - не женится даже проигравшийся в карты седьмой сын нищего рыцаря.
А вот теперь вопрос: тот подсмотренный неким солдатом поцелуй Тенмара и девицы Таррент существовал на самом деле? Или тоже - удачный плод очередной задумки предусмотрительного отца? А солдат получил за передачу байки остальным звонкую монету. Чтобы никто из "нормальных" людей не жалел о казни Таррентов. В этой семье, дескать, еще и девицы гулящие.
- Есть еще младшая...
В пьяном виде отец, оказывается, вдобавок склонен философствовать. Долго и занудно.
Нет, Роджер Ревинтер все-таки будет сейчас смеяться. Хохотать в голос. Слушая фантазии отца теперь уже об Иден Таррент и горячих лиарских конюхах. И о вышколенных солдатах гарнизона, готовых выполнить любой каприз юной хозяйки.
- ...но ее можно не бояться - с такой-то внешностью. Подобная тихоня и серая мышь подцепит в лучшем случае провинциального барончика. И будет рада, что польстился хоть такой! У тихонь не бывает ни связей, ни влияния. Иден Таррент никогда не станет хоть сколько-нибудь привлекательной - разодень ее хоть в какие шелка-бархаты. Запомни это, Роджер...
Роджер запомнил. Особенно речи отца в походном шатре - на границе Лиара и Ритэйны. Итак, Бертольд Ревинтер, это тоже было ложью? Иден Таррент никогда не была опасна, не так ли?
- А как же твои слова неделю назад? Что следует опасаться ее будущего супруга?
- Лучше не рисковать, если можно риск исключить! - Отец раздражен. Оттого, что поймали на вранье, или просто много выпил? - Да и ты должен был перестать распускать сопли.
- Ты добился успеха. - Кажется, отчеканить получилось. Только Бертольд Ревинтер даже не дрогнул. - Сопли распускать я больше не стану.
- Я рад, - кивнул отец. Вновь протягивая руку ко второму - пузатому, на глазах пустеющему - собеседнику. - Будешь?
- Нет.
Что решено - нужно делать на трезвую голову.
Роджер вернулся в свою комнату. В ту самую, где вырос, прочел столько замечательных книг... ничему его не научивших. Где грезил о подвигах, мечтал поступить в Академию.
Обитые шелком стены. Портьеры в золотистых тонах. Такой комната была при матери, такой сын ее и оставил. В незначительных мелочах отец шел Роджеру навстречу. Чтобы в главном всегда заставить сделать по-своему.
Роджер молча переоделся в мундир лейтенанта. Военный, не парадный. Открыл чернильницу, достал перо.
"То, что я сделал, несовместимо с честью офицера".
На белом квадрате чернеют подсыхающие строки. Всё, что останется от него самого, его чувств и поступков. Вся жизнь поместилась в нескольких словах.
А тело и следы крови уберут.
Кресло. Тоже мамино любимое. Она всегда здесь сидела, когда заходила в комнату сына.
Пусть это произойдет здесь.
Роджер Ревинтер сел, выпрямился, насколько смог. Приставил пистолет к груди и спустил курок...
4
...Неизвестно чью карету подбрасывает на ухабах. Будто дорога вдруг стала взбунтовавшимися волнами Альварена. Только на сей раз лодка снабжена крышей и стенами и темна, как зимняя ночь. Не видно ошалевшего озера.
Остановилась колымага резко - Роджера аж швырнуло вперед. Едва успел схватиться за край узкой скамьи.
Дверца резко распахнулась, впуская солнечный совет и прогоняя иллюзию былого ужаса.
- Выходите, капитан Ревинтер.
Выходи, чего уж там? Ты в очередной раз прибыл, куда не хотел, чужая игрушка. Может, в этот раз обойдется хоть без подлостей, совершенных по чужой указке?
