Отмахиваясь от комаров, Колькиным топором ребята валили хилые березки и ёлочки. Веревка снова пригодилась. Они обвязались, страховали друг друга, и с помощью верёвки вытаскивали дрова.
Заготовить надо было много. И для постели и для костра.
Колька тем временем ловил лягушек на ужин. Выкапывал корни хвоща, но собирал не корни, а маленькие клубеньки, что росли на них. Корни лопуха тоже пошли в дело. Ну, и ...лягушки.
Костёр был большой. Вода закипела. Колька принялся кашеварить. А Славка с Сашкой продолжали обустраивать ложе на ночь. Оставшийся последний гимнастический коврик решили положить поперёк в изголовье, чтобы ничто не заползло в ухо. Почему насекомые боятся синтетического коврика, ни Славка, ни Сашка не могли сказать, но почему-то были интуитивно уверены в этом. Не должна болотная живность любить городскую химию.
Славка достал из кармана камень лётчика и принялся царапать на стене: "Здесь были Славка, Колька и Сашка!", и дата. И провёл одну большую вертикальную черту. Камень спрятал в карман.
-- Одна черта - один день? - спросил Сашка?
-- Да. Надеюсь, что завтра мы уйдём отсюда.
-- Слушай, а ведь мы правильно сделали, что сделали себе фальшивые путёвки на десять дней. У нас, что ни день - так засада какая-то. Представь, если бы отпросились бы на три-пять дней. Так и не вернулись бы к сроку.
-- Скажи "спасибо", что с нами Колька. Мы без него бы уже или домой вернулись или бы сгинули.
-- Это точно. Слушай, а он тебе сказал, что в супе было? Какое-то мясо было. Это я понял. А вот какое. Не знаю. Сам думаешь, что за мясо было?
-- Не знаю. - Славка соврал. - Он же сам сказал, что нам не нужно знать состав супа. Может, какие-то корешки похожие на мясо? Не знаю. Съели, да, съели. Вкусно и поноса нет. - так мой отец говорит.
-- Мудрый у тебя предок.
-- Деревенский. Жизнь видел.
Мальчики продолжили обустраивать ночлег.
Потом был ужин. Снова Славка и Сашка хлебали Колькино варево и нахвали его. А Колька напряжённо смотрел на них, не поймут ли, из чего оно сделано.
Ещё до заката мальчики решили лечь спать. День был короткий, но тяжёлый.
Сашка ворочался с боку на бок. То, что он замёрз как цуцик, и был готов отпустить палку и пойти на дно, не давало ему уснуть.
Он понял, что был готов совершить глупость. И мама с папой его любят, несмотря на то, что они далеко друг от друга. И не живут вместе. И сестрёнка Лиза, которую он в душе называл "Лизун-облизун". И сам Сашка её тоже любит. И к новой папиной жене Наташе он хорошо относится. Иногда, ему хотелось назвать её "мамой", но язык не поворачивался. Мама-то, она одна. Она далеко. В Лондоне, но она есть. И Наташа есть. Рядом. И Сашке хотелось, чтобы мама была рядом, но её нет. А Наташа есть. Она как могла, пытаясь обогреть теплом своей души его. А Сашка был как злой ёрш. Колючки на гребне распушил, и колет всех, кто рядом. И отца и Лизку, и Наташу... и себя тоже.
Стыдно стало Сашке. Очень стыдно. Так, что хотелось плакать от злости и обиды на самого себя. Какой же он был дурак и идиот! Люди. Близкие люди пытались помочь ему, а он всех отталкивал от себя. Эгоист. Сухой, каменный, ледяной. Только для себя и под себя. Эгоист!
Вот если бы сейчас, сегодня, Славка и Колька не помогли бы ему вырваться из болотного плена, то и утонул бы он! А они... Славка держал его. Колька уговаривал его как маленького... И ни слова же не сказали, что он струсил, смалодушничал одномоментно, готовый отпустить спасительную палку...
И понял Сашка, что готов жизнь отдать и за родителей своих и за сестру Лизу, и за тех братьев-сестёр, что в Лондоне, и за Славку с Колькой. За них! За всех! И что он просто какой-то избалованный, никчёмный мальчишка, который капризничает и ничего не делает для окружающих!
Сашке захотелось на воздух. Чтобы подышать. Чтобы слёзы, которые не видели друзья, просохли на ветру.
Славка с Колькой, не подозревая о Сашкиных муках совести, просто сопели, просматривая сны.
Сашка, тихо, чтобы не разбудить своих друзей, выбрался из середины общей постели. Друзья, памятуя, что Сашка сегодня искупался в не тёплой болотной воде, положили его в середину, чтобы согреть теплом своих тел.
Сашка, выбирая верёвку, которая была привязана снаружи, по полуобвалившимися ступеням поднялся наверх.
Чтобы не быть смешным, как в прошлую ночь, он взял с собой фонарик, чтобы, когда что-то непонятно, осветить опасность.
Он стоял и дышал полной грудью, вдыхая ночной воздух. Хорошо! Слёзы просохли на лице.
Ему хотелось разбудить своих друзей и сказать, что он их очень любит и благодарен за своё спасение. Но тут же представил, как Славка скажет спросонья:
-- Саня, я тебя тоже очень люблю, но дай поспать, чёрт тебя побери! Сто чертей тебе в глотку и главный якорь сверху! - перевернётся на другой бок и будет спать.
А Колька пробурчит:
-- Саша! Розовые сопли подбери! Ты бы сделал то де самое для нас. А сейчас давай спать! Завтра очень сложный день!
И тоже будет спать дальше.
Эти двое в подземелье оружейного склада не понимали, что спасли Сашке жизнь. Они просто поступили как друзья и не делали из этого трагедии и праздника. Ну, спасли и спасли. Мы же друзья. Сегодня мы тебе спасли, а завтра ты нам спасёшь! Делов-то!
Сашка слушал ночной лес. Тот ожил и наполнился таинственными звуками. Шорох, треск, угуканье, ухуканье чьё-то дыхание, всхлипы, взвизги, хлопанье крыльев, вздохи и охи, болотное чавканье.
Над лесом сияла полная луна, наполняя тайгу серебристым, неровным светом.
Над болотом стелился неровный, кустообразный туман. Клочьями. Где-то больше, где-то меньше.
Сашка почувствовал, что кто-то за ним наблюдает сверху. Он осторожно поднял глаза. Два жёлтых огромных немигающих огня смотрели на него с ели.
Сашка тяжело, с трудом, громко сглотнул слюну. Страшно!
Ещё бы три дня назад, он бы рванул с места так, что только пятки сверкали. Но, после двух дней похода, он просто включил фонарь и посветил наверх.
Широкий яркий луч от фонаря выхватил на разлапистой ветке ели сову. Она возмущённо что-то фыркнула, моргнула и отвернула голову назад, показывая всем своим видом возмущение и презрение к наглому мальчишке!
Сашка усмехнулся. Ему стало тепло на душе. Он не убежал от своего страха. Он победил страх! Он - мужчина! Стоит посреди болота. Один. И не боится! Ну, почти не боится! Он - мужик!
Боковым зрением Сашка увидел какое-то движение в тумане. Обернулся, погасил фонарь.
И чуть не вскрикнул от ужаса, страха и неожиданности...
Метрах в двадцати по болоту от него шёл обоз... Вернее, то, что казалось обозом. Десяток лошадей, с опущенными головами, опущенными ушами, медленно брели друг за другом.
Лошади тянули за собой телеги. На телегах что-то лежало, что-то прикрытое тканью, от этого груз был бесформенный. Рядом с каждой телегой брели люди. Они были одеты в старинную одежду. Какие-то пальто, подпоясанные широкими шарфами. Мозг Сашке подсказал, что эти шарфы называются "кушаками". А пальто - это армяк. Шапки на головах тоже не такие, какие как сейчас носят. Гречник!
Эти три слова "армяк", "кушак", "гречник" выплыли откуда-то из глубокого подсознания Сашки. Он и не слышал раньше таких названий.Или забыл.
Было ощущение, что лошади люди очень устали. Они уже давно идут, но не могут дойти. Все фигуры - тени людей и животных понурые. Смотрят под ноги, плечи сгорблены, походки у всех шаркающие.
Сашка мгновенно облился мокрым, холодным, даже ледяным потом. Сначала он остолбенел. Потом кубарем скатился в склад под землю.
Начал толкать друзей:
-- Славка, Колька! Вставайте! Только тихо! Идём со мной!
-- Мама! Ещё пять минут и я иду! Пять минут! - бормотал Славка, пытаясь перевернуться от назойливых Сашкиных толчков, натягивая спальник на голову.
-- Саня! Я тебе сейчас эти гнилушки в уши засуну, если ты меня просто так разбудил! - Колька ворчал, не открывая глаз. - Будешь светильником в пещере работать!
