Повисла тишина. Когда молчание стало тягостным, я его нарушила.

– А почему на запонках Карла выложена буква «С»?

Ирина обрадовалась возможности уйти от обсуждения кольца студентки:

– Неужели вы не догадались? Это инициал имени нынешнего владельца замка!

– Но Карл пишется через «К», а не через «С», – возразила я.

– Это по-русски, – нашла ответ экскурсовод, – а по латыни Carl.

– Нет, – возразил до сих пор молчавший Арсений, – посмотрите на табличку на стене. Она на нескольких языках. На русском написано: «Чудесное спасение Карла и Елены Хансонов». И понятно почему, если в начале будет «С», то прочтете, как «Сарл». Но и на басурманском языке указано: «Karl». И вот проспект, я взял его на ресепшен, он предназначен для туристов, текст переведен на немецкий, французский, итальянский, испанский… и везде Karl. Почему на запонках «С»?

– Не могу ответить, – честно призналась Ирина, – никогда не обращала внимания на букву. И никто не замечал. Вы, Лампа, первая такая внимательная. Может, Виктор ошибся, когда заказывал запонки? К сожалению, спросить, почему на застежках не «К», а «С», ныне не у кого. Мартина и Виктор скончались, хотя я могу поинтересоваться у Елены, вероятно, она в курсе. Естественно, есть какое-то разумное объяснение. Я знаю, что, когда господин Карл очутился в клинике, его одежду отдали матери, которая сидела в коридоре. Елена была у врачей, ей делали рентген, гипсовали руку. Мартина сразу велела сделать экспозицию и выставить там платье Елены с окровавленным рукавом, рубашку сына с обгорелым воротником и все остальное. Но мать сама ни разу музей не посещала, и Карл, и Елена сюда никогда не заходили и не заходят, думаю, они не хотят будить тяжелые воспоминания. Евлампия, вы такая глазастая и внимательная. Сколько раз я к витрине народ подводила! И ведь ни один человек, ни я сама не удивлялись букве «С».

Не успела я подойти к своему номеру, как дверь соседнего приоткрылась и оттуда выглянула Софья.

– Эй, – зашептала она, – сюда.

Я приблизилась к ней.

– Как самочувствие? Мигрень отпустила?

Соня схватила меня за руку и втянула в свою комнату.

– Я ничем не болею.

Я сделала шаг в сторону.

– Почему тогда не спустилась к завтраку?

– Потому что все туда пошли, – невпопад ответила Гурманова, – ты должна мне помочь. Что ела утром? Чем в столовой угощали?

– Овсяной кашей по старинному рецепту, из дробленого зерна, – объяснила я, – с корицей. Не совсем обычный вкус, но вполне съедобно. Еще наливали напиток из каких-то трав. Вот он понравился мне меньше. Похоже, его с анисом готовили, который я терпеть не могу.

– Отлично, – обрадовалась Софья, – скажи Ирине, что у тебя с желудком беда приключилась. Твои кишки бурно отреагировали на новую пищу. Теперь сидишь на унитазе и не сможешь поехать на экскурсию по окрестностям. Останешься со мной.

– Чувствую себя прекрасно, – возразила я, – не намерена тухнуть в замке. Тебе лучше обратиться к врачу. Я не разбираюсь в медицине, не знаю, что лучше от головной боли принять, не имею при себе тонометра. Может, твое плохое состояние спровоцировало высокое давление. Давай попрошу Ирину вызвать доктора.

– Уже сказала, что я совершенно здорова, – прошипела Софья. – Ну ты и не сообразительная. Мне необходима твоя помощь.

Я начала сопротивляться.

– Не хочу опоздать на экскурсию.

Хозяйка номера схватила меня за руку и объявила:

– Я расследую серьезное преступление. Каждый добропорядочный гражданин обязан помогать полиции.

Я округлила глаза.

– Ты сотрудник МВД?

– Бери выше, Интерпола, – заявила Софья. – Теперь ясно, по какой причине тебе придется отменить дурацкую поездку? Дело государственной важности.

Я всплеснула руками.

– Боже! Ну и ну! Ты агент!

Софья резко выпрямилась.

– Не имею права называть свою должность, но давно перестала быть рядовой.

– С ума сойти, – восхищалась я, – кого только не встретишь на отдыхе. В прошлый раз в Тунисе с нами в гостинице жила писательница Милада Смолякова. К ней все русские за автографом ходили, и я подтянулась. Мне книги Милады нравятся. Хочешь, наше с ней фото покажу? Оно в телефоне хранится.

– Не до глупостей сейчас, – отмахнулась Софья. – Слушай приказ. Сообщаешь Ирине о поносе, остаешься в замке…

– У всех, кто служит закону, есть служебное удостоверение, – перебила я тетку. – Покажи свое.

Гурманова скрестила руки на груди.

– Не веришь мне?

– Доверяй, но проверяй, – не дрогнула я, – встречаются подчас мошенники. Да кому я про аферистов объясняю? Ты о них лучше моего знаешь.

– Документ нельзя давать в руки чужому человеку, – уперлась Софья.

– Но показать его перед началом разговора с гражданином агент обязан, – возразила я.

Софья взяла со стола сумочку, вытащила оттуда черную книжечку и раскрыла ее. С одной стороны я увидела сверкающий золотой жетон, с другой в прозрачном кармашке лежала пластиковая карточка с фотографией Софьи. Через весь документ шла надпись темно-синим шрифтом FBI.

Мне стоило больших усилий не расхохотаться. Ну, начнем с того, что ФБР и Интерпол разные организации. И у сотрудницы последней будет другой документ. Значок, безусловно, красивый, но у Макса есть приятель, который на самом деле работает в Федеральном бюро расследований, я любовалась его жетоном и понимаю, что сейчас вижу значок по размеру меньше подлинного, и на нем выбиты слова: «Citi of New York Police». Даже моих более чем скромных познаний в английском языке хватает, чтобы понять их смысл. Значит, передо мной сотрудница Интерпола с удостоверением фэбээровца и значком полицейского Нью-Йорка. Интересное сочетание. Но самое забавное – фото на пластиковой карте. Софья на нем в темных очках и панамке. Похоже, дамочка летала в Нью-Йорк и там приобрела сувенирный значок вкупе с поддельным документом. Такие наборы продают туристам, в придачу к ним можно купить кепку, жилет, куртку, футболку с надписью FBI, Police. Около продавца стоит фотобудка, делаешь снимок, отдаешь его веселому афроамериканцу, и через пару секунд ты уже сотрудник ЦРУ или ФБР. Гуляющая по центру города толпа иностранцев охотно приобретает такую ерунду на память. Почему у Сони произошла путаница? Значок одного ведомства, а удостоверение другого? Ну это же уличные торговцы, они часто ошибаются. Этим летом мы с Максом ездили в Париж, и я приобрела на берегу Сены магнит в виде картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза». Купила я его по одной причине: на «холсте» имя автора было написано в самом низу мелкими буквами: «Ван Гог». Этот товар первым увидел Макс и чуть не скончался от смеха. Теперь магнит висит у нас на холодильнике, и каждый раз, наткнувшись на него взглядом, я начинаю хихикать.

– Убедилась? – спросила Софья.

Я кивнула и хотела объяснить, что ее «документы» не прошли проверку, но тут Гурманова сказала:

– Елену ночью зарезали.

– Ошибаешься, – возразила я, – она жива. Я видела, вернее, слышала, как ее на «Скорой» увозили в больницу.

– И что сказал врач? – полюбопытствовала моя собеседница.

– Вроде операцию ей делать будут, – объяснила я, – подробностей не знаю. Случайно свидетельницей разговора мужа с доктором стала, вопросы не задавала.

Софья почесала макушку.

– Оперативное вмешательство – дело долгое. Пока то да се, вечер наступит. Муж около Лены осядет, домой заявится нескоро. Дураки с Ириной на автобусе укатят. В замке лишь тупая прислуга останется. Что она делает, когда нанимателей нет? Первым делом устраивается на кухне чай пить, жрет хозяйские запасы, сплетничает. Мы ничем не рискуем. Пошли.

– Куда? – уточнила я.

«Детектив» понизила голос:

– Елена вчера здоровее лошади выглядела. На что угодно спорить готова, ее убить собирались, но она живучая, как кошка.

Я села в кресло.

– Почему ты решила, что кто-то хотел Елену лишить жизни?

– Не задавай вопросов, – огрызнулась Гурманова, – пошли. Ты обязана агенту Интерпола помогать.