Ей пришлось про себя выругаться.

- Вот видишь! - и он кинулся ближе. - Всё изменилось! А я ведь ничего не сделал, ну ничего глобально плохого, - добавил он, вспомнив о забытых под её кроватью носках. - И где же эти разговоры о смысле Перехода, о последних людях и этой твоей морали?

- Ты всегда говорил, что они навевают на тебя тоску, - сказала Кира.

- Навевают! - взбеленился кролик. - Но они у нас были. Почему теперь нельзя так, как раньше? Что? Неужели всё дело в том, что я стал прежним, что молчишь?

Он и сам замолчал, а потом сказал тихо.

- Значит, кроликом я тебе нужен больше, чем человеком?

Куда делось всё его бахвальство и задиристость? Что-то усталое прозвучало в этом голосе и тяжёлое.

- Нет, дело кончено же не в том, - но она умолкла.

Конечно же в этом.

- Дай угадаю, почему это я не мог оставаться прежним? - наступал на неё кролик, сверкая всё такими же тёмными глазами, только теперь они стали больше. - Почему не мог быть маленькой пушистой зверушкой, такой с умильными ушками и мягким хвостиком, аккуратными зубками...

- Допустим, зубки у тебя были не аккуратными.

- Не столь существенно, - на миг в его манере держаться проскочили прошлые черты. - Зубы у меня были и волне себе сносные. Ну признайся же, ты не просто раздосадована, ты злишься!

Радость ли проскользнула в его голосе?

- Ты злишься на меня, что я не запретил им менять всё бывшее. Что допустил всё это.

- Хватит.

- Ишь ты нет! Я, знаете ли, теперь полноценная личность не только внутри, но и - как сама видишь - снаружи. И могу уличить в абсолютной иррациональности ту, что так кичиться своим "разумным подходом к вещам".

- Прекрати меня передразнивать.

Кролику того только и надо было, и услышав, как изменился её голос, он на удивление умело передразнил и Кирыну манеру держаться, и даже говорить.

- Ах, мне так сложно привыкать к изменениям. Ах, так уж и быть, на одного маленького ничтожного кролика я соглашусь. Главное, чтобы он был действительно маленьким, ничтожным, и поместился в те крошечные ячейки своей жизни, которые я ещё в состоянии уделить для кого-то рядом. Ведь это так сложно, чтобы кто-то просто был подле. Но кролик, ладно, уговорили, он маленький и пушистый, его я стерплю и даже...

- Что? - тут уж Кира выступила вперёд. Смущаться она не привыкла и ткнула в него пальцем в ответ. - Давай же, продолжай, обвинять нужно до конца.

- Да, я именно что обвиняю тебя! - надулся он. - Я ведь тоже к кое-чему привык, я ведь тоже... Здесь у каждого своя катастрофа, у кого погромче, а у кого тихая. Но это так нечестно, именно теперь, когда я - это Я, делать то, что ты делаешь. Ладно, формулировка оставляет желать лучшего, но клянусь, ты меня прекрасно поняла! - Закончил он на шумном выдохе.

И архаичные формы верований. Вера.

- Это нечестно, - упрямо повторил кролик. - Найти что-то, когда уже поздно. Я ради тебя обратно в пушистую зверушку превращаться не собираюсь.

- Никто тебя в зверушку и не обратит, - почуяв привычную почву под ногами, сказала Кира. - Ты уже достиг нужной степени осознания себя и окружающего мира, по крайней мере, так посчитали в Центре. Обратная трансформация недопустима по регламенту.

Тон её стан почти наставническим.

- Это было бы дико, совсем в духе прежних времён.

- Вот как.

- Вот так.

- Давай же, признайся, - вдруг кролик широко усмехнулся и стал похож на живую карикатуру. - Ты злишься на меня. Тебе не всё равно. Ты злишься! - Затянул он почти в блаженстве и всё себе усмехался.

Кира вдруг вытянулась по струнке и вздёрнула подбородок.

- Это было бы недостойно смотрителя Маяка, - с гордостью отрапортовала она. - Может ты и выглядишь как человек, но ведёшь себя как мелкая зверушка.

- А ты, однако, умеешь кусаться, - следом присвистнул кролик и отступил.- Прямо до... а впрочем. - И он ушёл.

Маяк продолжал стоять на месте, но сигнал его обшаривал фьорды и простирался ещё дальше. Он был везде, а меж тем маленькие боты шныряли туда-сюда и один из них наконец приобрёл прежний вид, когда согласно таймеру, снова включились все его отражающие панели. Водоросли сползли с гладкой белой поверхности и упали на траву, да там скоро и засохли.

Это был солнечный день и не менее звёздная ночь.

Долгий-долгий мир

Они встретились до рассвета, когда все звёзды ушли, а до восхода солнца оставалось ещё добрых часа два. Кролик знал точное время, когда оно должно было подняться на горизонт. Благо, в его распоряжении оставались многочисленные измерительные системы Маяка. Будь его желание, он мог бы узнать, какова нынче скорость ветра на северном полюсе и как там оно с магнитными бурями у самого края воздушного пузыря. Но он знал, что солнце взойдёт через два часа, и это было важнее всего прочего.

На самом деле, самое-самое. Густая сизая пелена заволокла пространство от края до края, и голая круглая площадка под ним, предназначенная для Ухода, оставалась единственным светлым пятном в окружающем их пространстве. Маяк включил предрассветное освещение, слабые голубоватые огни зажглись на его верхушке и частично по стенам.

Теперь его вершина перестала теряться в синей горней дымке.

Кролик видел прямую спину Киры, сидящей тут же по центру площадки, и прошёл к ней, уселся рядом и сначала так же смотрел впереди себя. Однако долго так продолжаться не могло, через некоторое время он начал ёрзать и, в конце концов, не выдержал. Поворотился и принялся улыбаться. Тут уж бы и камень растаял, Кира обернулась к нему и посмотрела с доселе ему не ведомым выражением.

- Я вот тут что подумал, - начал кролик вдохновенно. - Ты ведь знаешь, как меня зовут?

Она не замешкалась с ответом.

- Дитрих, - сказала Кира.

И ему почудилась улыбка в её голосе.

- Могла бы и раньше догадаться, - он хотел поворчать, но оно само сошло на нет. - Я тут, знаешь ли, на выразительность исхожу, расточаю столь ценное обаяние...

- Что ж, приятно познакомиться, Дитрих, - и Кира протянула ему руку.

- Даже так! - руку он пожал. - Но у меня нет пушистого хвоста.

- Недостатки делают нас свободными.

- Так себе мнение для того, кто собирается Уйти Туда, - заметил Дитрих скорее уже по инерции.

- Я слишком долго общалась с одним кроликом, чтобы не набраться у него дурного.

При этих словах он пихнул её локтем в бок. Так и посидели, помолчали, а потом Дитрих заговорил, глядя себе вдаль:

- Это всё-таки ужасно несправедливо, - сказал он. - Я всё надеюсь, что ты не такая хорошая, как я думаю; а ты надеешься, что я лучше - чем есть на самом деле. Но ни так, ни так не выходит. Хуже стать я просить тебя не буду, хотя мне очень до того охота, правда. А ты уже не попросишь меня стать лучше.

Глаза Киры встретили его взгляд в темноте, она молчала.

- Вот видишь, как так только случилось, загадка! - Он ещё и издевается. - Наверняка дело в моём нечеловеческом обаянии, и прочих достоинствах. - Это уже прозвучало отлаженной, вычурной пластинкой.

Ну вот, теперь и ей в голову приходят все эти старые слова, которые по своему предназначению были призваны спрятать больше, чем показать. В бесконечных образах, в ярком блеске метафорического, такие широкие и большие. Поздние времена пришли к конкретике.

- Я ещё долго буду здесь, до самого последнего Уходящего, - произнесла Кира.

- А если этим последним уходящим буду я? Если из-за моего сопротивления ты долго не сможешь Уйти сама? Они ведь хитрые, эти твои Друзья, они побеждают нас самым большим из существующих оружий. Находят что-то, что больше нашего собственного эгоизма.

- Никто не будет тебя торопить, - сказала Кира.

- Но я не хочу уходить.

- Я понимаю.