Среди всех этих размышлений Донован и сам не заметил, как уснул.

Глава 10. Чары красоты.

Красивое лицо -

безмолвная рекомендация.

Френсис Бэкон.

Однако проснулся Донован почти с теми же мыслями, что тяготили его накануне.

Миссис Голди, выслушав его вопрос, задумалась, но ответить не смогла. Она сама бывала в доме, когда приходила к подруге, но не знала, когда девицы стали пользоваться такой свободой в доме.

Чарльз полдня работал в мастерской над витражами, но сказанное вчера Тимоти Мэддоксом не шло у него из головы. Он вспоминал. Какой показалась ему Кэтрин? Привлекательной, кокетливой, оживлённой. Они с Летти явно строили глазки мистеру Бреннану, но отклика не было. Кэтрин ничем не отличалась от Летиции, в лице её не было ничего, что говорило бы об обиде, огорчении или беде. Что ещё он заметил? Увы, ничего. В памяти всплывало только жёлтое платье в крови, похожее на орхидею. Чарльз с надеждой подумал, что епископ Корнтуэйт может, получив письма от него и доктора Мэддокса, приехать в Шеффилд. Впрочем, едва ли и он сможет во всем разобраться.

В три часа пополудни Донован был у Бреннанов.

Вчера мисс Элизабет обещала, что во второй половине дня ему сможет позировать Райан Бреннан. Сейчас Донован отправился по дому на поиски мисс Бесс, и почти полчаса проплутал по этажам. Дом внутри оказался огромным и был перестроен довольно хаотично. Донован несколько раз путал лестницы и через бесконечные коридорные анфилады, попадал не то в то крыло, то не в нужный коридор, но наконец вышел к апартаментам мисс Элизабет и постучал.

Двери открыла сама Элизабет Бреннан и, узнав, что он готов рисовать Райана, кивнула и позвонила, велев показавшейся внизу горничной найти и позвать мистера Райана.

-Он в комнате управляющего, Джейн, если же там нет - посмотри на конюшне.

Горничная моментально исчезла. Донован понял, что слуги, которых подлинно было мало, отлично вышколены.

Видимо, Джейн нашла мистера Бреннана в комнате управляющего, ибо появился он очень скоро - вместе с Джорджем Лидсом. Донован мысленно восхитился: сегодня Райан Бреннан был в тёмно-вишнёвом сюртуке, очень ему шедшем. Чарльз подумал, что может использовать ту цветовую палитру, что была на полотне Николаса Маса, только затемнить пурпур и вместо коричневой умбры использовать более тёмный тон жжёной слоновой кости. Глаза Райана отливали шартрёзом, кожа казалась лилейной.

Сам Райан, вспомнив о позировании, кивнул.

- Не забудьте, Джордж, передать Майклу, пусть добавит ей ячменную муку, заваренное льняное семя, морковь, отруби и траву.

Управляющий кивнул и исчез. Художник и Бреннан прошли в мастерскую, и Райан опустился на стул.

-Надеюсь, я буду послушной моделью, - пробормотал он, - хоть охотнее я позировал бы в кресле, просто засыпаю.

-Рано поднялись?

Райан вздохнул.

-Почти не спал. Лучшая гнедая кобыла в моем заводе, Кармен, ожеребилась.

Донован знал, что для опытных лошадников это подлинно событие и вежливо осведомился, всё ли прошло благополучно?

-Да, - кивнул Райан, - жеребёнок встал тут же, но роды случились под утро, а грум ждал их около двух ночи пополуночи. Потом ещё с Джозефом препирались... Сейчас мне кажется, у Кармен мало молока, но Блэкмор говорит, хватит.

-А о чём вы препирались с мистером Джозефом Бреннаном?

-Я хочу назвать жеребёнка Кагором, - пояснил Райан, - у него вишнёвый отлив шерсти, а он настаивает на Черри, - Бреннан прикрыл рот рукой, зевнул и сонно извинился, - отец Кагора - рекордсмен, он стоит дороже собственной статуи из чистого золота. Если мне повезёт, сынок ему не уступит, - на лице его проступило выражение мягкого довольства и гордости.

Донован почти не слушал, торопливо делая наброски. Райан сидел спокойно, полусонно глядя вдаль, временами веки его смежались, и тогда Чарльз вынужден был будить свою модель. Сам он помнил, что хотел бы многое узнать от Райана, но сейчас ничего не мог с собой поделать: итальянский карандаш шуршал по бумаге, эскизы множились, Донован менял положение мольберта, двигал лампу - и рисовал, стремительно, истово, почти безумно.

-Я не помешаю? - В двери заглянула мисс Элизабет.

-Заходи, Бесс, - тон Райана был по-прежнему сонным, - о, мой Бог! Как ты догадалась?

Мисс Элизабет протиснулась в щель двери с небольшим подносом, на котором дымились и благоухали две чашки ароматного кофе и громоздились имбирные пирожные. Донован тоже почувствовал усталость и был искренне рад услуге мисс Элизабет.

Пока они с Райаном наслаждались отменно приготовленным напитком, мисс Бреннан рассматривала эскизы, сделанные Донованом. Неожиданно она обернулась к художнику.

-Ого... Семнадцать эскизов. А что вы потом делаете с вашими набросками?

Донован улыбнулся.

-Лучшие - оставляю, они могут пригодиться и при иных заказах. Года два назад мне заказали роспись в католической церкви Лондона, так я, рисуя толпу во дворце Ирода, использовал наброски, которые писал с одного фермера и его жены, и многие из тех, что делал ещё в Академии.

-А с какого из этих будете писать портрет Райана?

Донован закусил губу и перебрал рисунки.

-Мне жаль, но, наверное, ни с какого. Сейчас попробую сделать ещё несколько.

Райан Бреннан допил кофе и подошёл к сестре. Быстро перебрал листы и пожал плечами.

-Вы излишне требовательны. По мне, любой похож. Чем плох, например, этот? - он показал на один из лучших эскизов: пальцы скрещены, задумчивый взгляд исподлобья. - Или этот? - на листе лицо Райана, умиротворённо-полусонное, губы чуть приоткрыты.

-Это не то, - покачал головой Донован, - когда я сделаю то, что нужно, я сам это пойму.

На самом деле Чарльз лукавил. У него все получилось с первого наброска, но он одержимо менял ракурсы и освещение, чтобы запечатлеть все возможные светотени, все оттенки, образы и облики этой удивительной красоты.

Есть красота ночного неба и дневных, пронизанных солнцем облаков, - красота вечная, думал Донован. Есть красота горных озёр и деревьев в инее, застывшая и отлитая в монолите времени. А есть - мимолётная, утекающая - краса опадающих листьев и распускающихся цветов, красота весенней капели, свечного пламени в шандале, выхватывающего из темноты и холода лица и образы, чтобы тут же оставить их окоченеть и погрязнуть во мраке. Это лицо тоже казалось ему светом, обречённым исчезнуть, прекрасным именно своей быстротечной, ускользающей и летучей красотой, и он стремился просто осуществить одно из заветных мечтаний искусства - остановить время, замедлить распад, задержать смерть, противостоять тлену.

...И он снова писал - истово, почти одержимо. Донован совсем упустил из виду, что хотел осторожно расспросить Райана о том, что узнал от доктора Мэддокса, он забыл о происходящем в доме и о просьбе Корнтуэйта, запамятовал, что намеревался узнать об отношениях мисс Кетти и Эдварда Хэдфилда. Он забыл обо всём.

Чашка кофе позволила Райану прогнать сон, и он теперь позировал с улыбкой и куда большим интересом, чем раньше. Наброски множились, листы бумаги уже загромождали весь стол, а Донован не мог остановиться. Он обратился к Райану.

-Вспомните то выражение у вас на лице, когда вошла ваша сестра с подносом. Помните?

Райан чуть улыбнулся, на миг опустил глаза. Когда он снова поднял их, взгляд увлажнился нежностью.

Донован мгновенно схватил абрис лица, живую улыбку губ и блеск зелёных глаз. Он изумлялся: в любой позе, с любым наклоном головы и при любом освещением это лицо сохраняло гармоничные очертания и чарующую красоту.