Завтра с утра, решила Ила, она попытается найти место, где мог стоять заглохший вездеход. Если таковой был. Это, тоже, нельзя сбрасывать со счетов.
После обычных утренних занятий, преисполненная решимости, "выяснить" и "разобраться", Ила полдня, буквально, ползала по окрестным камням и оползням. Она была совершенно уверена, что никаких "следов" не окажется. И, поэтому тоже, с повышенным вниманием, максимально сосредоточившись, искала то, чего не могло быть. Рэкс появился в её доме совершенно другим, необычным способом. Ила думала об этом и когда возвращалась домой, и, когда, так быстро ставшими привычными, движениями, наводила порядок в доме. Какая-то мысль, что-то ускользающе близкое не давало ей покоя. Ила повторяла воображаемую цепочку рассуждений, внимательно прислушивалась к своим ощущениям. Нет! Ничего! Никаких ассоциаций!
Уже вечером, стоя под струями горячего душа, и подумав о том, что ни у кого на мили вокруг нет ни то, что душа, и горячей воды, но и, вообще, нет воды в доме, и насколько это необычно, Ила вспомнила. Да, была ещё одна необычность. И совсем недавно! Ила выскочила из кабинки. Внезапное воспоминание и непроизвольное сопоставление поразили её. Необычной была дорога, по которой Ила возвращалась из деревни.
И вот тогда я решила всё забыть! Наконец, почти полное представление обо всём произошедшем с ней за этот год! Ила мельком взглянула на бесформенные тела - тени, трудно различимые среди нагромождения камней. Ничего. Пусть. У них, у всех есть время. Много времени. Она ещё не всё, для себя, выяснила, решила. Почему не нашла, не стала искать объяснения тому, что произошло на дороге? Боялась искать? Боялась понять? Почему не поверила, не захотела поверить "Рэксу"? Тоже - боялась? Если - да - то, чего!
На следующее утро Ила почти и не вспомнила свои вчерашние размышления- сомнения. Просто знала, что должна доделать начатое накануне дело. И от своего дома, по спирали расширяя площадь поисков, ещё полдня потратила на совершенно пустое занятие - поиски несуществующих следов. Отрицательный результат - тоже результат. Известное дело. Успокоила себя. За то, совесть чиста. Пыталась, сделала всё, что смогла.
Так же, как и о дороге, Ила благополучно забыла и о визите Рэкса. Правда, иногда, в очертании высоких зимних облаков, или в бликах солнца на прозрачной воде виделась ей то морда какого-то зверя, то радугой уходящая дорога. Да и сны. Ила никогда не помнила свои сны. В них было нечто... Лёгкие необычности, странные вещи, неуловимые ощущения - это её сны, сопровождавшие всю жизнь. Ила привыкла к ним, привыкла к свету, лёгкости, к тихой энергии, которые шлейфом оставляли ей ночные сновидения. Так вот, эти сны прекратились. В эту зиму она, совсем! Не видела снов. То, зимнее время, те последние зимние месяцы - нечего было о них вспомнить, не за что зацепиться! Время тогда, будто, остановилось. Нет, то время, оно не текло, не струилось, как принято говорить, обозначая скорость событий. То время - оно было чем-то полу застывшим, то ли вязким, то ли - прозрачным, готовым каждый миг или окаменеть окончательно, или...
Или - вот так, как с Илой - вдруг встрепенуться, стряхнуть с себя, всплывший, Бог знает, из каких глубин памяти, запах приторной кулинарной эссенции, придавивший, как не дающее вздохнуть, старинное пуховое одеяло и, почти не веря себе, оглянуться вокруг! Не может быть! Весна! Воздух! И небо! И вылезающая из всех щелей трава! И цветы - мелкие, яркие соцветия! И, опять, воздух! И прозрачная лазурь притихшего, прислушивающегося, что же твориться в его глубинах, моря. Неужели, эти же волны бесновались и рушили всё вокруг! Всего несколько дней назад? Эти вывороченные, огромные глыбы! И она протискивалась между ними к обжигающей, холодной воде? Это всё было? На самом деле? Изо дня в день! Да, всё это, и многое другое вместилось в сжавшемся до булавочной головки том вязком, безликом, что царствовало здесь, упивалось абсолютной властью. Какое счастье! Она вынырнула, возможно и в последнее мгновение, из засасывающего, обволакивающего покоем омута, каким-то образом, разорвала опутавшую её мягкую, невесомую паутину. Пусть Мурка возвращается после нескольких дней скитаний худющий и голодный, со свалявшейся шерстью, шрамами на морде и порванным ухом! Но с горящими страстью и убийством глазами! Пусть Милка вопит и рвётся с привязи! И те капли молока, которые удаётся надоить, невозможно взять в рот! Это всё правильно! Это - жизнь! Настоящая жизнь. Жизнь, когда ты должен что-то делать, к чему-то стремиться, ставить перед собой какие-то цели, когда не остаётся времени на размышления об этом самом времени - бежит оно, течёт, или стоит на месте! Ты просто живёшь! И это прекрасно! Прочь "зимнюю спячку"! Прочь тоску, сплин, депрессию! Любое из этих слов, и все вместе, не входят в её лексикон, не подходят её состоянию, её мироощущению! Решила Ила. Но и обманывать себя, делать вид, будто ничего с ней не было, и зима прошла "нормально", она не могла.
Ей нравится это место. Нравится здесь жить. Она больше не допустит уныния и безделья! Весна! Она и Илу наполнила весёлой силой, зажгла любопытство в глазах, разлила радость по жилам. Ах, эта весна! Она пролетела так быстро, в возникающих каждый день новых, неотложных заботах. Иле хотелось посадить кое-какие овощи. Немного семян она привезла с собой, а остальную рассаду - попросит у Родицы. Ила соорудила небольшой огород. Насобирала землю, разровняла внутри обложенного камушками участка. Уговорила Родицу не подарить, а, именно, продать немного рассады. На всё это требовалось время. Высаживать рассаду на участок без "ограды" Ила не хотела. И, даже, на сбор камней для "ограды" огорода она потратила целый день! Возле самого дома, с противоположной стороны от навеса Милки, была палатка с виноградом. Несколько старых, перекрученных временем и ветрами плетей, на покосившемся сооружении из ветхих стоек и перекладин. Необходимо было решить, что делать с ними. И, если, оставлять, то как. Все эти хлопоты доставляли Иле, неосознанное, удовольствие. От них становилось легко на душе, хоть по вечерам и болело, непривычное к физической работе, тело. " Мне всё больше нравится моя усадьба и моя жизнь". С гордостью сообщала Ила своим корреспондентам где-то там, в удаляющемся, становящимся всё более неинтересным и далёким, мире. "У меня полно дел. Совсем не остаётся времени." Объясняла она свои куцые ответы и совсем уж редкое общение "в живую", недоумевающим, беспокоящимся о ней друзьям. Вялая полу спячка, полузабытье, как будто это была шёлуха, панцирь, сковывавший Илу последнее время, исчезли, уступили место яркой жажде чего-то нового. Всё, что было тогда, там, далеко, в той, прошлой жизни, потеряло свою значимость. Уменьшились, отдалились люди, события. Ила без сожаления рассматривала свою прошлую жизнь. Будто с уменьшающей, отдаляющей стороны бинокля. Самые близкие лица и облики, имена и события не будили в ней ни волнения, ни ностальгической умилённости. И вспоминала Ила обо всём этом всё реже и реже. Она вынуждала себя быть вежливой, когда приходилось отвечать на весточки с той стороны своей жизни. С глаз Илы спала пелена. Будто омытые живой водой, глаза видели всё ярче и чётче. Как в детстве, с начала, с белого листа, открывала Ила для себя жизнь. Лишив себя предвзятости и стереотипов, погружалась она в свою удивительную, прекрасную жизнь. Всё было внове, интересно, занимательно. Не хватало дня на каждый цветок, камушек, букашку. Всё надо было рассмотреть, потрогать, понюхать. А уж, море! Его цвет, его вода, обитатели его глубин! Если бы ни Мурка с Милкой, требовавшие её заботы, Ила, возможно, и не возвращалась бы в свой каменный домик. И, конечно, она не могла не обратить внимания на странные плиты, начинающейся почти у самого её порога, дороги. Эти серые плиты, после того, как Ила почистила и помыла их, оказались розово фиолетового, переливчатого цвета. Они "выходили" из каменистой почвы. Ни отковырять от них кусочек, ни разбить скалистую породу, имеющимися в её распоряжении, инструментами, она не смогла. Хоть и провозилась, решив довести начатое до конца, целый день. Эти плиты, составленная из них дорога, занимали Илу ни чуть не меньше, чем все остальные "чудеса", открывшегося перед ней, вроде бы, знакомого, но совершенно нового мира. Иногда у неё возникало ощущение, что плиты "живут". В некоторые ночи Ила видела, или это был какой-то оптический эффект, слабое, пульсирующее свечение, уходящей вверх за перевал, дороги. Иногда плиты казались ей тёплыми. Но они могли и сохранять тепло солнечного дня. Иногда, даже, чудилось низкое, глухое, едва-едва слышное гудение, исходящее от матово отражающих лунный свет, плит. В такие ночи Ила ругала себя за излишние фантазии, объясняя себе происходящее своим затянувшимся отшельничеством. Поутру, в попытках вернуться к себе - прежней, беззаботно радостной, Ила отправлялась в селение. Но посещение посёлка расстраивало её ещё больше. Все, с кем ей там доводилось так или иначе, общаться, вызывали у Илы удивление и недоумение. Ей были удивительны и их разговоры, и их образ жизни. В этом, потрясающем по красоте и силе жизни уголке земли, они были лишними, чужеродными. Здесь, среди этого неба, этого воздуха, этих гор, и этой воды. Только с Родицей получалось у Илы поговорить. Родице удавалось успокоить, как-то утешить Илу. Не то, что бы Ила делилась с Родицей своими сомнениями и опасениями. Нет, даже, если бы и хотела, считала это возможным, Ила не смогла бы это сделать. Ведь она и сама для себя не могла сформулировать, что, именно, с ней происходит, чего она не понимает, чего - боится. Страх! Вот ключ к её состоянию! И Ила это знала. Знала и боялась признаться себе, что боится! Потому, что не знала, не хотела знать, чего боится! Заколдованный круг. Как из него выбраться! Что сделать, что бы разорвать эту цепочку бесконечных страхов и сомнений!
