Приходила та женщина, что убирала у меня до отпуска. Видимо, сразу пришла, как только приехала. Я думал, что она за деньгами пришла, и подготовился к категорическому отказу, поставив ей в вину явление в мою квартиру Кочегара. И был даже почему-то уверен, что она разделит со мной негодование по поводу его претензий. Но она, войдя в комнату, плюнула мне в лицо. Молча. Пока я вытирался, она ушла...

Вначале я обозлился и хотел даже попросить Палача как-то отомстить этой проклятой бабе, но потом передумал. В конце концов я должен радоваться, что этим все кончилось, но я зря так думал!

Наверное, эти пьяные выродки - Кочегар с Калекой-алкоголиком - растрезвонили обо мне по всему городу. Теперь, кто бы ни проходил мимо моего балкона, каждый считал своим долгом взглянуть вверх и отпустить по моему адресу какую-нибудь гадость. Хоть квартиру меняй!

Тогда я решил обратиться за помощью к йогу, тоже изложив ему свою версию случившегося. Он, правда, выразил мне свое сочувствие, но после этого произнес довольно странные слова о том, что отныне он у меня теперь будет бывать редко. Потому, дескать, что он живет поблизости, а мнение общественности по поводу меня у этой общественности сложилось определенно не в мою пользу.

- Я частный врач, - добавил он на прощание, - я обслуживаю эту самую близлежащую общественность и не хочу терять такую выгодную и удобную практику, отдавать ее конкуренту... А вам переезжать не следует, время - самый хороший лекарь...

Из друзей, в конце концов, в моем активе остался только один Палач. Он оказался самым достойным человеком и верным другом. Ему было наплевать совершенно на чье-то там мнение. Скоро он придет в гости ко мне со всей семьей, и мне надо думать сейчас о том, как лучше и обильнее накрыть стол для приема. И еще надо попросить Палача, чтобы он развесил объявления в каком-нибудь другом районе города насчет приходящей прислуги...

Однако я все же очень несчастный человек. Столько времени и сил убить на подготовку к приему Палача с семьей, и все напрасно! Глубоко занятый собственными переживаниями, я перестал слушать радио и читать газеты. А там и там говорилось, что вокруг города Враги стянули свои силы, город окружен со всех сторон, и объявлена всеобщая мобилизация. В военкомате было очень много людей, но ведь я - инвалид, меня-то зачем? Однако там внимательно осмотрели мои ноги и пришли к выводу, что я полностью непригоден к воинской службе. Меня по этому случаю отпустили.

На обратном пути я заезжал в магазины, кричал, что я - инвалид еще прошлой войны. Где мог - пролезал без очереди, накупил много сахару, мыла, соли и спичек. Все мои сбережения оказались враз растраченными... Палач с семьей не пришел ко мне. Его, наверное, призвали. Приполз этот безногий Калека-алкоголик. Я ведь ждал Палача, потому и не спрашивал, когда открывал. Он вкатился на своей тележке и заорал:

- Не ждал, сукин сын?! А мы все равно тебя достанем! Руки повыдергаем, а глаза повыкалупываем.

Дай мне выпить, сукин сын, а иначе я не уйду! - Я налил ему рюмку, но он сказал, что из такой посуды пьют только гомики. Вроде меня. Я налил ему половину граненого стакана, но он ухмыльнулся: "Один не пью!" Пришлось налить и себе, чтобы добро не пропадало. Калека выпил, закурил ужасно вонючую папиросу, слез со своей тележки и на култышках пополз к балкону. Тогда я тоже слез с кресла и ухватил его за плечи.

Надо сказать, что у меня были очень сильные руки. Когда-то я ходил на костылях и протезах. Перестал, когда получил эту квартирку... Калека хотел было вырваться, но я толкнул его и он упал на спину. Я думал, что по этому поводу он станет ругаться, но он вдруг захохотал. Затем, притихнув, сказал: "А ты, оказывается, драться умеешь! А гнидой прикидывался. Палача ждешь? Ух, ты, сука безногая! Этот твой дружок скоро тебе яйца отрубит, как ноги твои отрубил тебе его папаша..."

Я растерялся:

- Какой папаша?!

- А ты что, не знал?! Выходит, я про тебя больше знаю. Это же ты бросил бомбу в Падишаха? Твоим дружкам тогда головы отрубили, а тебе - ноги. Папаша твоего Палача и рубил! Он что, тебе не рассказал об этом? Ну, дела! После того случая с твоим Палачом никто и знаться не хочет. Вот он к тебе и прилип, урод ты несчастный!"

Он сильно опьянел. Видимо, был уже крепко навеселе до этого. Стал рассказывать о том, как его тоже вызвали в военкомат, словно ноги могли у него вновь отрасти из задницы. Затем поведал мне о какой-то шикарной бабе, которая вполне может удовлетворить и меня. Для этого стоит только Калеке-алкоголику привести се ко мне. Ты, мол, с малолетками связался, а тут за пол-литра - такой кайф можно отхватить!

- Перестань чепуху молоть! - наконец-то решился оборвать я его. - Свои ноги я потерял из-за несчастного случая...

- А ты тоже перестань мозги мне пудрить! Ты ведь в группе Кондора был? Ну, а мы с братом - в группе Близнецов. Ты же меня знаешь, скотина, только виду почему-то не подаешь!

- Вон отсюда! - сказал я ему. - Ко мне скоро Палач с семьей придет...

В это время в дверь сильно застучали. Кажется, прямо пинками старались вышибить ее.

- Кто там?! - заорал я.

- Патруль! Открывай!

Я только успел дотронуться до задвижки, а уж в квартирку тут же ворвалось несколько патрульных. Двое тут же скрутили руки Калеке, а третий вытащил у него из-за пазухи револьвер. Затем, видимо старший, повернулся ко мне:

- Ты что же это, сука, а? Если тебя пожалели, так ты решил в своем дупле явки устраивать?

- Я понятия не имею, о чем вы?!

- Он правду говорит, - неожиданно трезвым голосом произнес Калека.

Патрульные о чем-то пошептались, затем, вытащив Калеку на лестничную площадку, пригрозили: "Смотри у нас!" И ушли.

Я остался один, только расположился отдохнуть, а в дверь снова громко застучали. Это пришел Палач. Извиниться. У него броня, его, конечно, не призвали, но сейчас - время не для вечеринок.

На улице кто-то дико заорал. Мы с Палачом выглянули с балкона: патрули тащили Кочегара. Я этому обрадовался. Палач похлопал меня по плечу:

- Это по моему доносу!

- Спасибо! - искренне поблагодарил я его. Я хотел было спросить у него про отца, про свои ноги, но передумал: дети ведь за родителей не отвечают. Я проводил Палача и допил свой коньяк, лег на Медвежонка. Я заснул быстро и глубоко. Но мне все же приснились мои ноги - настоящие здоровые ноги. Они сами пришли ко мне и готовы были стать на свое место. Но я выгнал их прочь. Ну, зачем, скажите на милость, мне здоровые ноги?

5

... Весь день меня томило какое-то странное чувство. Я все время ощущал, что должен что-то сделать, а что - не мог вспомнить. К вечеру легкий зуд перешел в жгучее нетерпение. Руки чесались, будто помнили то, чего не знал мозг. Мне вдруг нестерпимо захотелось что-то вылепить. Я никогда не занимался живописью, а скульптуры в моем представлении вообще были существами высшими, как боги. Поэтому непонятное желание показалось настолько диким, что я смеялся. Смеясь, я подумал, что, собственно, ничего особенного не будет, если я побалуюсь пластилином. Я зашел в магазин, купил коробочку пластилина, представил себе, как слеплю большой ком и превращу его во что-нибудь живое..., и купил еще одну коробочку. Потом еще. Короче, домой я возвращался нагруженный доброй сотней коробок с детской забавой - пластилином.

Как и обычно в субботу общежитие пустовало, и в комнате я оказался один. На стене висела записка. Ребята просили закупить на неделю крупы и консервов - мы завтракали и ужинали общим котлом - и сообщали, что придут не раньше двенадцати. Я посмотрел на часы: полдесятого. Магазины закроются через полчаса. Тут я вспомнил, что все деньги истратил на пластилин и ужаснулся нелепости своего поступка. Но стоило мне вспомнить о пластилине, как предчувствие чего-то необычного наполнило грудь. Руки, отказываясь мне подчиняться, зашевелились сами, будто лепили что-то.

Не в силах сдерживать нетерпение, я начал распечатывать пластилин, кидая разноцветные палочки на стол. Вскоре на полу хрустели обрывки сорванной упаковки, а на столе возвышалась цветная, пахнущая керосином груда, которую жадно мяли мои пальцы.