Допустим, инженер второго уровня хочет жить не в квартире, а в коттедже? Как живет знакомый ученый. Нет проблем, он становится в очередь таких индивидуалистов и со временем въезжает в коттедж, сдав квартиру координатору жилого района. И, зная, что знакомый ученый в очереди на привилегированную жилплощадь не стоял, он будет ему завидовать. Белой завистью. Что, возможно, заставит его учиться, совершенствоваться, изобретать и, если хватит таланта, сравняться с ученым в правах на удобства.
То, о чем я рассуждаю - утопия. И в то же время любая страна могла бы эту утопию реализовать на практике. Ведь, только экономия от ликвидации денежных взаимоотношений высвобождает в этой стране огромные ресурсы.
Кстати, люди вовсе не такие жадные на вещи и жратву, как иногда кажется. Их покупательский азарт чаще вызван постоянным стремлением выделиться среди других. Как писал Ежи Лец, "Люди покупают на деньги, которых у них нет, вещи, которые им не нужны, чтоб произвести впечатление на соседей, которым на это наплевать".
Именно так живут американцы, зомбированные рекламой и кредитом. Они все покупают в рассрочку, не заплатив, порой, даже начального взноса, потом, как рабы, отдают семьдесят процентов зарплаты за несколько приобретений, а выплатив наконец, меняют эту вещи на новую модель, сдав старую и опять получив кредит.
Получается "циркулиз визиус" - порочный круг. Капиталист производит товар, чтоб получить прибыль. Он навязывает этот товар потребителю. Потребитель затоваривается. Капиталист быстренько производит улучшенный товар, чтоб не перестать получать прибыль...
Впрочем, у Маркса с Энгельсом подробно и умно об этом написано. Еще сто с лишним лет назад в "Капитале" Марксом было сказано:
"Капитал боится отсутствия прибыли. Но, раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10% - и капитал согласен на всякое применение. При 20%-ах он становится оживленным. При 50%-ах положительно готов сломать себе голову. При 100%-ах он попирает вся человеческие законы. При 300%-ах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы".
К сожалению, коммунистическое общество, о котором они мечтали, современный человек пока создать не может по чисто моральным причинам. Рад бы в рай, но грехи не пускают. Да и невозможно создать бесклассовое общество. Всегда будет класс элиты и класс смердов, патрициев духа и рабов желудка. Другое дело - общество без денег, без каких-либо материальных эквивалентов...
Мы прошли несколько коридоров, насыщенных телекамерами, которые ворочали своими миниатюрными головками, спустились на зеркальном лифте, прошли еще пару коридоров, поднялись на еще одном лифте и референт открыл двойные дубовые двери, украшенные резьбой с античной символикой. Огромный зал, высоко под потолком летают амуры, целятся из гипсовых луков. На стенах фрески с греческими (или римскими) богами. В центре зала огромный стол (почему-то пришло на память - овальный), поперек его, образуя букву "Т", второй, командирский.
Я уверено прошел к нему, сел на полукресло, с завистью посмотрел на плоский монитор и беспроводную клавиатуру и мышь, перевел взгляд на референта.
Что ж, зови народ.
Референт как-то изогнулся и начал таять, будто мороженное на пляже. Я с горечью подумал, что все это было простым глюком, бредом усталого мозга. А референт уже исчез совсем и теперь таяли стены, столы, компьютер, манжеты рубашки с темными запонками...
1
... Жара, жара, жара!
И раздеться нельзя, потому что солнце сожжет беззащитную кожу.
Вода не успевает всосаться, выступая прямо из пищевода через кожу и мгновенно испаряясь.
Горстка иудеев презрела жару ради зрелища. Они сопровождают приговоренных к месту казни.
Ненормальные!
Куда приятней возлежать на козьих шкурах в прохладе глинобитного жилища, и пить прохладное кислое молоко.
Глупые римляне из-за этой казни мучаются на жаре в полной боевой готовности. Пилата, естественно, среди них нету - от в дворце, где фонтаны и мрамор надежно прячуь от гневного солнца. Ала наемников на мелких лошадях проскакала на гору и оцепила лобное место. Отборные легионеры прошли туда же, вздымая сандалями пыль. Как только не плавяться их мозги под медными шлемами?
Два бандита и проповедник волокут кресты на себе. Полное самообслуживание! Интересно, я бы в такой ситуации стал унижаться? Наверное стал, чтобы избежать побоев. Хотя, неизвестно, что хуже - побои или такая "гологофа" с крестом на плечах.
Кстати, мы, интеллигенты, распятие почему-то представляем по Булгакову. А на деле все иначе. И не кресты они волокут, а лишь перекладины поперечные. Основание креста, столб, вкопаны постоянно.
Скоро их распнут, а спустя несколько столетий новое религиозное безумие охватит население. Уж кому - кому, а евреям надо бы уяснить, что запреты всегда вызывают анормальную реакцию. И хреновые последствия.
Если бы они не вынудили прокуратора казнить этого назаретского безумца, то его идеи ушли бы в раскаленный песок Иудеи. И спустя столетия не служили очередными вожжами в руках попов-аферистов для управления толпой.
Если вдуматься, то в них нет ничего нового. Девять заповедей - это нормальный кодекс порядочного человека. Но человек пока еще - зверь. Зверь, в котором порой проглядывают человеческие черты. И мистическая сказка про смерть и возрождение, про бога и его сына гораздо понятней полузверю и получеловеку. И такому существу важней атрибутика этой сказки, чем конспективно-четкое изложение самой идеи.
-- Эй, не толкайся!
Это мне, что ли? Да, мне. Задумался.
-- Слиха.
Понял и удивился. Хоть язык почти не изменился, разве что произношение. А удивился, потому что подобная вежливость тут пока не в чести.
А кто это, кстати? Знакомая рожа... А, а, а... Это же сам Иуда. Собственой персоной. Сопровождает своего учителя. Ну-ка, ну-ка...
-- Эй, Иуда!
-- Чего надо?
-- Ты действительно продал своего наставника за тридцать серебренников?
-- Что за чушь! Не за тридцать, а всего за четырнадцать драхм. Гроши. Хотя, за такого захудалого проповедника вполне достаточно. Ты представляешь, какие глупые вещи он излагал. Будто люди должны всегда любить друг друга и, даже, врага своего возлюбить.
-- Действительно чушь...
-- А я что... Работа у меня такая, я же штатным осведомителем синода являюсь. И он, кстати, об этом знал. Вот дурак-то!
-- Действительно дурак...
Что ж, легенды редко соответствуют реальности. А Иуда ничего, симпатичный юноша. И одет хорошо: чисто и со вкусом. Надо думать, что должность осведомителей в эти века не считалась чем-то недостойным. Вон как держится с достоинством.
А зевак-то все меньше. Ясно дело, главное зрелище уже кончилось. Вот, когда они считали, будто от их голосов зависит, кого казнить - кого миловать, тогда толпа ликовала. А прибивание к кресту для них достаточно привычно.
Фу, ну и жара! К жаре привыкнуть невозможно. Как, впрочем, и к холоду. Это, кажется, Амундесен сказал? Про холод. Или Нансен? Но я бы сейчас от холода не отказался.
3
... Зверь, который жил во мне, вылез наружу, уселся на кресло и бесцеремонно взял мои сигареты.
-- Ну, и что будем делать? - спросил он, прикуривая.
-- А разве что-то надо делать? - спросил я, хладнокровно попивая чай. - И вообще, кто тебе разрешил тут курить?!
-- Ты разве меня не боишься? - удивился Зверь.
-- Че мне тебя бояться? - Я откусил почти половину пирожного "трубочка", крем попытался выскочить, но я ловко перехватил его чайной ложечкой и запихал в рот. - Я даже собак не боюсь.
-- Но я же - Зверь! - сказал Зверь.
-- Знаю, - сказал я, - прихлебывая из чашки, - ну и что?
-- Да так... - сказал Зверь. - Может че надо?
Я подумал. В соседней квартире жил комендант гарнизонной гауптвахты, приземистый майор. Мне этот майор был до лампочке, слава Богу, я свое отслужил уже давно. Но вот его жена... Когда я выводил выгуливать своего дога, она, навалившись мощным бюстом на подоконник, орала в открытое окно: