«Так уж совпало», — говорил Вик.

Симарглы очень не любили обсуждать вопросы, касающиеся их прошлого или того, как организована жизнь в Ирии. Спрашивать было крайне неудобно, тем более, что Лене не очень-то хотелось услышать ответ. После наглядной демонстрации Карины ей стало вдвойне непонятно, как симаргла вообще можно убить. Разве что долго-долго кувалдой по черепу? Или пропустить через мясорубку?

Впрочем, Лена подозревала, что если мясорубка будет работать медленно, то у попавшего внутрь симаргла все равно окажется неплохой шанс уцелеть. Карина учила ее многим вещам, среди которых было и управление регенерационным процессам. Рука Божья действительно держала крепко, надо было только направить энергию, пусть Лена и не понимала суть процесса. Она спрашивала у Карины:

«Я не пойму, как это выглядит с теологической точки зрения? Это что, последствия даруемой нам второй жизни, или большего внимания со стороны высших сил, или как?..» — а Карина досадливо пожимала плечами. Скоро и Лена привыкла, а привыкнув, перестала задавать вопросы. Тем более, что ни одного профессионального теолога или священника среди симарглов не оказалось.

В других же вещах Карина была ужасающе последовательна и методична.

Практически в тот же самый день, когда она уронила Лену с крыши, она спросила ее:

— Девочка, ты любишь свой родной город?

— Омск? — зачем-то переспросила Лена.

— Ну да, тот город, в котором мы находимся, — отозвалась Карина с раздражением, — все равно. Так ты его любишь?

— Ненависти не испытываю, — уклончиво произнесла Лена.

Это было не совсем правдой — как любая городская жительница, она временами ненавидела свое место обитания. По большей же части он был ей безразличен. Краеведческие восторгов по поводу своей «малой родины» в ней тоже никогда не просыпались: она, честно говоря, не знала даже, кто такой этот Иванов И.В., о памятнике которому наделали столько шуму. Двести восемьдесят лет — было бы чем гордиться! Насчитывай их хоть пятьсот, она бы еще подумала… за пятьсот лет может случиться много интересного. А что случится за двести восемьдесят? Пожар драмтеатра?.. Ах нет, простите, два пожара… Ну, еще Колчак приезжал.

— Испытываешь или не испытываешь — а знать ты его обязана, если собираешься тут работать, — решительно отрезала Карина. — А ты будешь. Насколько я знаю Вика и Стаса, уж если они что вбили себе в голову, то из них этого топором не вырубишь. А они заявили Софье, что место менять не будут, в ближайшие лет тридцать у них здесь «свои дела». Каковы нахалы, а?

Лена промолчала, только — в очередной уже раз! — пометила спросить себе, что же за «тайные проколы» она помогала напарникам прикрывать.

— В общем, отправляйся в пешую прогулку, — заявила Карина с непререкаемым апломбом вузовской профессорши. — Каждый день по шесть часов броди по городу в течение недели. Начинай каждый раз с того места, где закончила, и по своим следам старайся не возвращаться. Когда закончишь — нам будет, о чем разговаривать.

Так начались Ленины походы.

Пока она была жива, она мало задумывалась о том, что такое город. Главными в городе были фонари. Рассеянный, бледный, загадочный свет «глазиков на ножках», как звала их Лена в детстве, теплый свет маленьких окошек в огромных домах… Среда обитания, построенная из желто-белых островков прозрачности и тьмы. Может быть, потому, что Лена чаще ехала в институт и возвращалась из него затемно?..

Ночь превращала город в скопище огней, тогда как день делал его… просто строением из картона под высоким небом. И не думайте, что картон — это аллегория. Ничуть не бывало. Из чего же еще делаются эти великолепные вывески на старых фасадах?.. Ну ладно, пусть не из картона, пусть из пластика — все равно это кричаще, безвкусно, ненастояще… но мы к этому привыкли.

Теперь Лене пришлось узнать город гораздо лучше.

Она выучила карту практически наизусть — да не на схеме, а ножками, ножками. Карина каждый раз высаживала ее в каких-то потерянных закоулках, и говорила: «Дойди туда-то». При этом дорогу было спрашивать нельзя. О нарушениях Карина узнавала сразу и безошибочно. Конечно, она никак не наказывала Лену. Просто первый раз, когда Лена рискнула все-таки остановить вопросом какого-то аборигена, не успела она остаться на улице одна (ответ завел ее в какую-то густую мешанину заборов) перед ней опустился симорг Карины, и девочка сухо скомандовала: «На сегодня урок закончен».

С тех пор Лена никогда не пыталась нарушить указания своей учительницы, пусть и не совсем понимала, чему же ее учат. Не ориентации же на местности?

На третий день до нее дошло: Карина хочет, чтобы она узнала город лучше, почувствовала его. В теории, конечно, догадка выглядела прекрасно, но попробуйте почувствовать что-то, когда вы блуждаете, сбивая ноги! Какие-то заводские территории, лабазы, склады, проходные дворы в центре… центр — а кажется полнейшая окраина! Окраина — а кажется, декорации к «Сталкеру»!

И то, и другое было равно безликим. В центре грязи поменьше, чем, скажем, в Москве (Лена как-то бывала там проездом), а на окраине — что в каком-нибудь Нерчинске или Усть-Ишиме. Или Тынде. Есть какой-то такой город на востоке.

Одни и те же проулки. Одни и те же обшарпанные подъезды. Старушки в старых, травленых молью пальто (так и хочется сказать «салопах»!) Магазины с сонными ворчливыми продавщицами и мутными витринами, как будто бы оставшиеся с советских времен. Объявления об открытии памятнику безвестному Иванову И.В… почему-то ими были оклеены все столбы… — у Лены это вызывало только усмешку. Надо же, как стараются, и ради чего?.. Улицы имени каких-то забытых и никому уже сейчас ненужных героев. Изнанка жизни.

Иногда Лене начинало казаться: это все тоже декорация, как Ирий. Только Ирий декорация глянцевая, избыточно красивая, словно для театрального рекламного проспекта, а эта как будто изрядно повалялась на складе. Ничего настоящего в городе не было. В первую очередь он подавлял своей запутанностью и стихийной бессмысленностью норы хомяка, который стягивает к себе все, что сумеет найти, вне зависимости от того, полезно оно или нет.

А шла весна, и в лужах среди бензиновых разводов плыли белые облака, и нестерпимо сияли намываемые хозяйками стекла…

Однажды с Леной произошла одна, более чем странная встреча.

Города — необычные существа. Они существуют даже там, где не существуют. Они ничего не хотят выпускать из своих цепей. Даже хилые куски природы, которые они принимают в себя, они извращают до совершенно непотребного состояния. Особенно четко это становится понятно в городских парках, и именно весной, когда прозрачные капли падают с тонких оголенных ветвей в бензиновые лужи… когда бетонные плиты мостовой покрывает еще неубранный ковер опавшей хвои, и делает обычную парковую лестницу похожей на вход зачарованного замка спящей красавицы, или уж, по крайней мере, на страшно таинственные старые развалины. Солнце нежно светит сквозь голые еще — или даже в первых листиках — ветки, придавая декорации внутренний смысл и одухотворенность, но взгляд не может удержаться и не упасть на грязную пластиковую бутылку, или на пустой пакет из-под чипсов… Старая-старая сказка борется против надменной холодности реальности и проигрывает, постоянно и отчаянно проигрывает.

Пожалуй, Вик не смог бы вызвать здесь свою природную магию — не магию. Или смог бы?.. У Лены ощущение «леса» терялось, но ведь это и не ее епархия. В любом случае, в подобных местах ей становилось не по себе: она чувствовала, что задавленный лес готов отомстить. Здесь шла бесконечная, изматывающая война, в которой не могло быть выигравших.

«Когда-нибудь все пожрет пустыня…» — откуда к ней пришла эта мысль?..

Такие чувства владели Леной, когда она, гуляя по парку, встретила ту женщину. Точнее… не встретила — увидела. Женщина была рыжеволосой (не того красивого оттенка, который так любят романисты, а более умеренного темного цвета с отливом вареной моркови), в очках и с веснушками. Одета в темный берет и скромный серый плащ — пожалуй, даже несколько тепловато для этой погоды. Одной рукой она держала книгу — кажется, «дамский детектив» в пестрой обложке, — другой качала коляску. Туфелька коричневой замши на низком каблуке мерно постукивала по асфальту.