От змеюшниковского стола раздался шквал аплодисментов и приветственных криков. Гарик увидел, как Драчун Малой лупит резиновым членом себя по щекам. Это было отвратительное зрелище.
- Отлично, отлично, "Змеюшник", - похвалил Ильич . - Однако, нам необходимо принять во внимание последние события.
Зал замер. Улыбки на лицах змеюшниковцев приувяли.
- Кхем, - сказал Ильич . - У меня есть некоторое количество баллов, которые следует раздать заслужившим их лицам. Дайте подумать. Так... Прежде всего - Товарищу Ронуальду фон Шварценфикт...
Роня побагровел и стал похож на обгоревшую на нудистском пляже сиську.
- ...за феноменальную лень, такую же невероятную любовь к игре в ВоВ и стремление пожертвовать своей задницей, даже если это совсем не нужно, я начисляю "Курятнику" пятьдесят баллов.
От стола курятниковцев к зачарованному потолку понеслись такие крики, что даже звезды задрожали. Слышно было, как Персик сообщает сидящим рядом старостам: "Это мой брат, знаете! Младший брат! Проходит Каражан паладином соло!"
Наконец волнение улеглось.
- Во-вторых - товарищу Галине Грымзовой... за победу холодной логики над мужскими предрассудками я начисляю "Курятнику" еще пятьдесят баллов.
Галина спрятала лицо в ладонях; Гарик сильно подозревал, что она сильно жалеет о содеянном. Курятниковцы чуть не вышли из себя - они поднялись на сто баллов.
- В-третьих... Товарищу Гарику Потному, - продолжил Ильич. Наступила мертвая тишина. - За его выдающуюся тупость и стремление быть в каждой жопе затычкой я начисляю "Курятнику" шестьдесят баллов.
Овация была оглушительной. Те, кто в процессе надрывного визга был еще и способен считать, уже поняли, что у "Курятника" теперь четыреста семьдесят два балла - ровно столько же, сколько у "Змеюшника". Они разделят премию - вот если бы Ильич дал Гарик хоть на одно очко больше.
Ильич поднял руку. В зале постепенно воцарилась тишина.
- Есть разные виды тупости, - сказал Ильич с улыбкой. - Нужно быть очень тупым, чтобы встать на пути движущегося позда, но не меньше тупости нужно, чтобы непрерывно лизать галлюциногенную жабу. За тупость, упоротость и полнейшую неадекватность, а также потому, что мне так захотелось, я награждаю десятью баллами товарища Незнайку Долгопися.
Кто-то, кто находился бы в этот момент за пределами Большого Зала, вполне мог бы подумать, что там произошел взрыв, настолько велики были приветствия, раздавшиеся от стола "Курятника". Гарик, Роня и Галина вскочили, крича и ликуя вместе со всеми, а Незнайка, как всегда обдолбанный до невменяемости, внезапно свалился под стол. Он лежал там и изображал мебель. Гарик, все еще вопя от восторга, ткнул Роню в пупок и показал на Малого, который не мог бы выглядеть более ошеломленным, даже если бы на него положили хуй.
- Что означает, - выкрикнул Ильич, перекрывая невообразимый гвалт - и "Хомячатник", и "Воронятник" торжествовали падение "Змеюшника", - что переходящее красное знамя достается "Курятнику", а премию, как автор этого маленького чуда, я забираю себе...
Он хлопнул в ладоши. Сергей Полиэтиленович с неестественной, натянутой улыбкой пожимал руку проффесору Макдональдс. Он поймал взгляд Гарика, и мальчик сразу же понял, что чувства Сергея Полиэтиленовичак нему не изменились нихуя. Казалось, жизнь в школе стремительно возвращается в прежнее русло, и можно было надеяться, что в следующем году все пойдет точно также отстойно - настолько отстойно, насколько это возможно в "Нодваятсе".
Для Гарик это был не самый лучший праздник в жизни, но все же лучше, чем победа на фаршболле, лучше Нового года, лучше победы над форумным троллем... он никогда, никогда не забудет сегодняшний вечер.
Гарик почти забыл о том, что еще должны объявить результаты экзаменов. Но их тем не менее объявили. К великому удивлению и Гарика, и Рони, они все таки что-то сдали и даже довольно неплохо; у Галины, разумеется, были лучшие отметки среди всех первокурсников. Даже Незнайка перешел в следующий класс, хорошая оценка по травковедению скомпенсировала плохую, полученную по самогоноварению. Все рассчитывали, что Бивиса, который был настолько же туп, насколько мелок и тощ, вышвырнут из школы, однако, этого не случилось. Обидно, но, как сказал Роня, счастье никогда не бывает полным.
И вот, неожиданно, шкафчики оказались пусты, сундуки упакованы, жаба Незнайки распята на стене в туалете; всем ученикам розданы профилактические пиздюли вкупе с выпиской из приказа, запрещающей применение магии во время каникул ("Я каждый раз надеюсь, что они забудут нас отпиздить, а бумажкой этой я подотру жопу, чего и вам советую", грустно вздохнул Федя или Вася Шварценфикт); Огромаг явился, чтобы рассадить всех по надувным лодкам и переправить через химический отстойник; они сели в "Нодваятс-Экспресс"; трепались и ржали, а пейзаж за окном становился все зеленее, веселее и аккуратнее; поедали вьетнамские орешки, проезжая мимо свалок и шлакоотвалов; снимали партийные одежды и натягивали нормальные куртки; и, наконец, подъехали к платформе и пополамна Шотландском вокзале.
Прошло довольно дохуя времени, пока все школьники покинули платформу. Умудренный опытом контроллер, стоявший у барьера, пропускал ребят по двое, максимум по трое, чтобы не привлекать лишнего внимания хумансов, как могло бы быть, если бы они всей гогочущей толпой вдруг вывалились из стены.
- Вы должны приехать ко мне летом, - сказал Роня, - вы оба - я пришлю мыло.
- Спасибо, - поблагодарил Гарик, - мне нужно что-нибудь, чем бы я смог помыться.
Друзья медленно подходили к воротам в хумансовый мир, а учащиеся "Нодваятса" торопливо пробегали мимо. Они выкрикивали:
- Пока, Гарик!
- Увидимся, Потный!
- Ты звезда, - с улыбкой поддразнил Роня.
- Только не дома, зуб даю, - сказал Гарик.
Он, Роня и Галина прошли сквозь ворота вместе.
- Вон он, мам, вон, смотри!
Это пропищала Женевьева фон Шварценфикт, младшая сестричка Рони, но она показывала вовсе не на Роню.
- Гарик Потный! - кричала она. - Смотри, мам! Я его жопу вижу...
- Тихо, Женевьева, не кричи. И показывать пальцем нехорошо.
Госпожа Шварценфикт улыбалась ребятам.
- Трудный был год? - спросила она.
- Очень, - ответил Гарик. - Спасибо за ириски и за свитер, госпожа фон Шварценфикт.
- Не стоит, красивый.
- Готов, ты?
Это произнес дядя Владимир, как всегда багроволицый, как всегда благоухающий одеколоном "Шипр", как всегда возмущенный поведением Гарика: тащит, видите ли, огромную клетку с белой вороной-мутантом по платформе, полной нормальных, приличных людей. Как будто так и надо. Позади дяди стояли тетя Даздраперма и Володя, убитые самим появлением Гарика.
