Я выбралась из воды и зашагала к дому – сначала пошатываясь, но с каждым шагом все более уверенно. Шагов получилось тридцать или сорок, а потом меня стукнуло током. Я не поняла, потупила несколько секунд и решила обойти странное место. Меня уже ничем нельзя было удивить. Прошла немного вправо и снова повернула к дому. И опять – несильный, но неприятный удар, как если бы я повесила на металлический крючок только что снятую с плеч шубу или зимним днем, выходя из автомобиля, прикоснулась к его двери. Стукнуло током, короче, – но не в руку, а по всему телу. Я отошла от опасного места и попыталась думать. Наконец догадалась посмотреть вниз. По бледно-желтому, выгоревшему на солнце лугу шла узкая полоса обуглившейся, черной травы. Больше ничего не было – удерживающая меня преграда была невидимой, и только трава ее выдавала. Я прошлась вдоль этой линии. Она описывала правильный полукруг и уходила концами в ручей. Ручей неширокий и неглубокий, и за ним линия замыкается, а в центре этого круга – дерево у воды.
Опять я пленница, и опять меня бьют.
Когда я увидела в небе НЛО, это уже нисколько не впечатлило. После мамонтов, знаете ли, так себе зрелище! Хотя корабль был очень большой, пожалуй, даже огромный. Это было то, что описывают как сигарообразный НЛО, – только не размытый, не сияющий белым светом и не скачущий по небу туда-сюда. Он был виден очень отчетливо: неподвижный, песочно-желтый с металлическим отливом. Парил он, навскидку, в километре над землей, дальше к северу за зданием, и был длиной метров сто, не меньше. А может, и больше – очень сложно определять расстояние и размеры, когда объект у тебя над головой. Корабль был виден так же четко, как летящий на небольшой высоте самолет, и сверкал в солнечном свете боковой поверхностью, демонстрируя многоуровневые выступы. В общем, отличный инопланетный корабль, висит и не двигается, так что ну его. У меня полно дел.
В тени под деревом обнаружилось каменное блюдо с мелкими сладкими фруктами. Ну что ж, по крайней мере о пленниках здесь заботятся. Что это за фрукты, я не поняла, никогда таких не видела. Одни ярко-розовые, как редис, с белой рассыпчатой сладкой мякотью, полной мелких черных зерен; другие покрыты плотной темной кожицей, точь-в-точь как баклажаны, только маленькие и круглые. Под кожицей они оказались зелеными, сочными и очень ароматными.
Я как следует наелась и еще раз напилась. Потом разделась, прикинула, где выше и ниже по течению проходит невидимая преграда, чтобы на нее не напороться. И, набрав полные руки травы, которую можно было использовать вместо мочалки, смело отправилась купаться. Воду не назовешь теплой, но после всех преодоленных луж меня низкой температурой не испугать! Наверное, целый час я плескалась, плавала, промывала волосы и терла себя травой. Наконец, чистая и счастливая, принялась стирать одежду. Было очень жарко. Белье и джинсы высохли почти сразу после того, как были разложены на траве. Я постирала колготки, носки, перчатки и шарф, вывернула голенища сапог и вымыла изнутри грязь. Сколько же на мне было одежды – на очереди еще водолазка и кофта! Больше всего времени отнял пуховик, к которому я испытывала дружескую жалость. Что ни говори, а он, как мог, защищал меня в странствии и потому был старательно выстиран и отправлен сушиться на солнышке. Конечно, кровь и грязь почти не отстирались, но все же одежду можно будет использовать. Пока же я продолжала ходить голышом, не переживая о том, что кто-нибудь может наблюдать за мной из дома или с корабля. В конце концов, мне нечего стыдиться своего тела, хотя за два дня испытаний оно заметно отощало. И вообще вряд ли меня теперь можно чем-то смутить. Степь так степь, тропики так тропики. Но все же я старалась не смотреть в сторону камня, который меня сюда доставил. А он смотрел на меня, смотрел во все свои каменные глаза, лежа неподалеку в окружении менгиров. Или кромлехов? Всегда их путаю.
Тут я сообразила, что потеряла сумочку. Она точно была при мне, когда я поднималась на камень, – когда дикарь меня толкнул, я упала на нее. До сих пор бок болит. Пришлось все же подойти к камню и поискать вокруг. К счастью, сумка нашлась почти сразу. Видно, соскользнула с плеча, когда я ползла к ручью. Собравшись с духом, я решилась ее открыть. И, о чудо, она была внутри почти сухая! И даже телефон еще работал! Сети, конечно, не было. Я снова выключила его, нашла зажигалку и убедилась, что она действует. Открыла пудреницу, которая тоже оказалась сухой. Словами не передать, как это меня обрадовало. Для женщины сумочка – самое дорогое, что только может быть! Здесь же пилочка для ногтей, и зеркало, и расческа, и бальзам для губ, не говоря уж о гаджетах, деньгах и прочем. В каком-то примитивном смысле сумка – это моя душа. Так что я сидела на мягкой травке, обнимала свою маленькую отважную душу и улыбалась во весь рот. Подумать только, в своем безумном путешествии я лишилась всего лишь носового платка и шапки! Невероятно! На радостях захотелось курить. Но сигарет я с собой не ношу – на работе стреляю у коллег, а еще сигареты всегда были у Юры.
У Юры. Я хмыкнула, усмехнулась, а потом и расхохоталась. И из-за этого я столько времени страдала?! Из-за Юры?! Теперь-то мне известна истинная цена любовным переживаниям – ведь забыла о них, как только появилось из-за чего беспокоиться по-настоящему. Интересно, а Юра смог бы пройти невесть сколько километров по воде и холоду? Смог бы есть сырое мясо? Смог бы по-доброму проститься с маленьким главарем? У Юрки главарь точно не взял бы шапку!
Я все хихикала и хихикала, а тем временем из дома вышел человек и направился в мою сторону. Я тут же вскочила, натянула трусы, джинсы, водолазку. Стояла и смотрела, как он идет: белокожий – по такой-то жаре! – мужчина, одетый в одну лишь полосатую, неопределенного покроя юбку до колен. Что-то с ним было не так. Только когда он достиг заградительной полосы, поняла, что именно: он был ненормально высок. Аномально высок – на три головы выше меня. Не долговязый, нет. Этот мужчина был сложен пропорционально. Назвала бы его писаным красавцем, если б он не был в прямом смысле слова великаном. Два пятьдесят, не меньше! И голова странная – череп вытянутый, у людей таких не бывает.
У электрической преграды он остановился, сделал руками какие-то пассы и поманил меня к себе. Я не стала сомневаться. Быстро похватала в охапку свои вещи, забросила на плечо сумку и побежала к нему. У полосы остановилась. Поняв мои колебания, великан протянул руку над линией черной травы. Я закинула кофту и пуховик на левое плечо, взяла в левую руку сапоги и обхватила правой ладонью его большой палец. Действительно большой, толщиной почти с мое запястье.
На пути к дому наша пара представляла собой уморительное зрелище. На шаг гиганта приходилось пять моих. Я задирала голову, чтобы заглянуть в его лицо. А он улыбался. Да, улыбался точно так же, как я несколько минут назад, явно находя ситуацию забавной. Я не удержалась и тоже фыркнула. Он тут же наклонился, чтобы увидеть выражение моего лица. Казалось, это веселье его озадачило. Остановился, провел огромной рукой по моим волосам, внимательно рассмотрел лоб, глаза, нос, подбородок, потом ощупал мягкими, осторожными пальцами всю голову и даже, взяв за руку, заставил меня повернуться туда-сюда. На безмятежно красивом, как у фараона Хефрена, лице появилось выражение недоумения: приподнялась бровь, напряглись ноздри, губы что-то прошептали. Я смирно стояла, не сводя с великана глаз, и совершенно не боялась. Поверить в реальность происходящего было невозможно.
Постояв несколько минут в глубокой задумчивости, он как-то странно вздохнул и повел меня дальше.
Внутри здание не было ни оштукатурено, ни украшено. Голый камень даже в жару сохранил прохладу в помещениях. Я щурилась: после ослепительного блеска дня глаза не сразу приспособились к полумраку, пронизанному тонкими лучами света из узких окон. Пройдя через несколько почти пустых помещений, мы остановились в круглом зале, ярко освещенном сверху через стеклянный потолок. Здесь было очень мало мебели, но имеющаяся оказалась подстать обитателям. В каменных стенах вырезаны ниши, в которых стоит аппаратура: щиты с кнопками и крохотными экранами, что-то ровно гудящее, как компьютерные системники, многочисленные разноцветные мониторы и какие-то совсем неописуемые штуковины из светлого матового металла. От одного из мониторов, стоящего на каменном пьедестале, к нам обернулся еще один великан. Бросил на меня равнодушный взгляд и вернулся к экрану, на котором бежали вверх-вниз черные кривые. Он сидел на деревянном табурете, который я вполне могла бы использовать в качестве стола.
