С рефлексией у лулу Теи столкнулась впервые и была вынуждена внести коррективы в свой план. Она уже нарисовала некую приблизительную модель мира, из которого я пришла, и на первом же занятии оказалось, что эта модель никуда не годится. После того, как я поделилась с нею несколькими версиями происхождения жизни, ей пришлось значительно расширить список вопросов, которые требовалось задать. А передо мною впервые раскрылась многослойная глубина собственных представлений о мире, в котором я живу, и я поразилась, почему ни меня, ни других она никогда не волновала. Удивительно, как много всего я знаю, и удивительно, до чего неточно! Ни в одном своем ответе на вопросы нанья я не могу быть уверена на сто процентов. Даже об известных со школы константах ничего внятного не могу рассказать. Число пи приблизительно равно 3,14, но что такое пи и откуда взялось? Есть астрономическая единица, и есть парсек – это одно и то же или нет? Подобная информация простому человеку не нужна. Если вдруг понадобится, он заглянет в Википедию. И зачем ему знать, как появилась планета, как возник он сам? Я-то думала, что мне эти темы интересны, читала об этом книги, смотрела фильмы. Вот результат – ничего не помню, а Википедии еще не существует.
Мы живем иллюзиями, думала я, рассказывая Теи о вымирании динозавров. Способы документальной фиксации событий появились лишь недавно, и даже они не мешают нашей фантазии создавать мифы вокруг самого недавнего прошлого. Если же временно забыть об истории, то становится еще страшнее. Физика и астрофизика – сплошные вопросы. Биология – нате вам теорию эволюции, которую сами биологи считают полностью доказанной и которую тем не менее миллиарды людей не признают. Культура – боязно начинать о ней разговор. Человек палеолита рисует бизонов в пещерах и вешает раковины на шнурок из бизоньей жилы, а через сорок тысяч лет одних только жанров живописи будет под сотню. Нет ничего незыблемого, на что я могу опереться. Вся моя жизнь ничем не лучше сна.
Теи чувствовала мою растерянность, но не поддавалась ей. Обилие информации ее только радовало, а степень достоверности будто и не имела значения. Предаваясь в душе унынию, я тем не менее успела рассказать официальную версию истории от Большого взрыва до средневековья. Это заняло четырнадцать часов, притом что мы не углублялись в религию и лишь однажды коснулись библейской версии происхождения мира. Помимо автоматической фиксации мой речи Теи использовала для заметок и обычное письмо: не выпускала из рук инструмент вроде карандаша, а записи вела на пальмовых листьях. Я тоже взяла лист и карандаш и по ходу беседы записывала возникающие у меня вопросы. К ночи их накопилось около пятидесяти. Да, я любопытна. Мне хочется знать даже то, что никогда не пригодится. Только поэтому я и дотянула в институте до диплома: все преподаватели знали и по-своему ценили настырную Самойлову, которая на каждой лекции задает кучу нужных и ненужных вопросов и, даже защищая слабенькую курсовую, ухитряется больше спрашивать, чем отвечать. При этом лишь совсем недавно, год-два назад, я научилась анализировать получаемую информацию, делать выводы и использовать их в своих интересах. И все равно мне до сих пор не важно зачем – мне важно как. Отец Анту говорит, любопытство скорее всего и есть то качество, которое позволило лулу подняться так высоко.
А в тот день Теи оставила меня в покое только тогда, когда я в десятый раз зевнула.
– Бедняжка! Вы же спите каждые сутки, никак не могу к этому привыкнуть, – сочувственно пропела она и отпустила меня.
Так оно и шло. День сменялся ночью, следующий день – следующей ночью. Постепенно и у Теи, и у меня вырисовывались смутные силуэты чужих миров – расплывчатые, неустойчивые и невероятные. И, как ни странно, ей было легче поверить. Нанья живут тысячелетия. Это учит их доверять себе, своим ощущениям. Для них не существует чудес, поэтому они легче нас принимают необъяснимое, зная, что обязательно найдут разгадку. Наша наука делает первые шаги и многое пока не может объяснить; знания нанья о Вселенной максимально полны. Большинство людей – мистики. Не в состоянии понять многих явлений природы, они готовы поверить в их непознаваемость либо объясняют все божественным вмешательством. Нанья материалисты, однако их представления о мире, в котором они живут, настолько отличны от человеческих, что их-то как раз с непривычки легко принять за настоящих мистиков. И дело не только в интеллекте и эрудиции! Даже физиология позволяет им знать больше, чем когда-либо сможет человек. К примеру, их глаза воспринимают более широкий диапазон волн. Нанья видят плывущих на большой глубине китов, не щурясь глядят на солнце, невооруженным глазом наблюдают работу огромных машин на Луне. Могут взглядом призвать к себе птицу, мысленным приказом заставить меня подойти или отправить прочь, испугать или обворожить. Тут уже разгадка не в глазах. Подозреваю, что на телепатию работает целый специальный отдел головного мозга – не зря же у них такие вытянутые черепа, в них все устроено куда сложней, чем у нас!
А у новорожденных нанья голова круглая! Помня, что онтогенез повторяет филогенез, рискну предположить: способность к телепатии появилась у моих хозяев не очень давно – по их собственным меркам, конечно. И вот кстати еще интересное соображение. По словам Теи, нанья как вид возникли на полмиллиона земных лет раньше человека. Но ведь если они живут по десять тысяч лет и новое поколение сменяет старое не чаще, чем через девять тысяч, то по числу поколений человечество, пожалуй, их опередило. В таком случае, при условии, что течение нашей эволюции хотя бы в общих чертах совпадает с эволюцией нанья, стремительный прогресс Нового времени – вовсе не аномалия, как полагает Теи, а переход на новый уровень, приближение к опередившим нас братьям по разуму, повторное воплощение того же сценария.
Надо будет поделиться этой мыслью с Теи. Только стоит уточнить сначала, кого она называет «видом нанья». Потому что ведь люди на Земле существовали и до появления вида «человек разумный», и вообще это деление на «разумный» и «не совсем разумный» более чем условно, – так, может, и на родине моих хозяев успешная цивилизация возникла задолго до того, как ее представители обрели мощный мозг, телепатию и долголетие? Может, гордое имя нанья совсем еще молодо?
Думаю об этом и сама себе поражаюсь. Ведь я не верю в нанья, в Высокий дом и в Теи. Я-то как раз законченная рационалистка и вынуждена признать: сумасшествие – наиболее простое объяснение тому, что со мной произошло.
Ну, может, не совсем сумасшествие. Может, это сон. Галлюцинация. Может, я умираю, и все эти две с лишним недели, проведенные якобы в прошлом, на самом деле умещаются в последней секунде жизни моего коллапсирующего сознания. На эту версию косвенным образом работает и то, что я теперь совершенно не представляю себе настоящее. То есть, предположим, все правда и я действительно попала в далекое прошлое. А что тогда произошло с настоящим? Как ни пытаюсь разогнать воображение, могу себе представить только один вариант строения времени: реален лишь миг настоящего, а прошлое и будущее существуют исключительно в нашем сознании. Теория относительности вроде утверждает другое, но я никогда ее не понимала, и вообще – теории теориями, а я живу, опираясь на собственный опыт, который знает одно: вот он, момент настоящего, когда я могу ощущать тепло солнца, вкус еды, могу ущипнуть себя или говорить с другим живым существом. Нельзя протянуть руку и вытащить вещь из прошлого, например, забрать любимую куклу из мая 1993 года, за день до того, как я ее забыла в поезде на пути в Нижневартовск. Не получится заглянуть в будущее и увидеть, какую новую девушку нашел себе Юрка. В материальном мире их нет. Мир там, где я. Мир – это я. И если я, Ксюша Самойлова, каким-то образом провалилась в прошлое, то теперь оно и является настоящим. Истинное же настоящее застыло в том самом моменте восьмого декабря 2017 года, когда я вошла в туман, а сместившееся по оси времени будущее теперь возможно тоже только до этого момента. А дальше…
