не исключено, что она теперь смотрит по сторонам, чтобы не связывать себя

навсегда с такой маловыразительной личностью. А иначе зачем ей работа?

Почему она хочет сдать Обратно в ясли и вернуться в свой разъездной

театрик? Былые успехи покоя не дают, блеск славы? Фиг-то, не было там

никакой славы, да и успеха, пожалуй, не было. Мотались на автобусе по

области, играли какую-то муру перед сельскими тружениками. В итоге —

пневмония и Обратно.

Стоп! — крикнул он сам себе. — Теперь уж точно приехали. Нет у меня

никаких оснований в чем-нибудь ее подозревать. Я сам все придумал. Шире

шаг, ребята, мы шагать пешком не устаем, пускай планета маловата, мы

только песенки поем-ем-ем!»

— А что тебе Жук сказал? — спросила .Наташка, оборачиваясь.

— Жук? — опешил Юра. —Ах да, Жук. Ерунду. Я ожидал большего.

Через две недели будет симпозиум в Ленинграде, там пара докладов будет

по моей теме.

— Поедешь?

— Не знаю.

— Но ведь тебе это нужно.

— А как же ты одна с Обратно?

— Какая разница? Я и так с ним целыми днями одна. Тебе надолго

ехать?

— Дней на пять..

— Продержусь. Обратно уже большой, я могу с ним в магазин ходить

— другие-то ведь ходят. А Светку сегодня попрошу, чтобы приезжала

помогать.

«Она действительно хочет, чтобы я поехал, — подумал Юра, —как

будто ей даже нужно, чтобы я уехал. Может быть, за две недели я что -

нибудь узнаю».

— Ладно, — сказал он, — тогда я, пожалуй, смотаюсь. Это ведь правда

ненадолго. Жалко, что один доклад поставлен на второй день, а другой на

четвертый. А то можно было бы и быстрее вернуться. Но программа уже

утверждена.

(«Ну, я даю! Она ведь теперь будет уверена, что я раньше, чем через

пять дней не вернусь. Лихо это у меня получилось. Наверное, могу

детективы сочинять. А если правда уехать? То есть как будто уехать: Три

ночи переночевать у ребят в общежитии, а на четвертый день вечером

вернуться — второй доклад сорвался, докладчик отравился в ресторане

котлетой, а вы чем тут занимаетесь? Впрочем, это бред, к ребятам в

общежитие нельзя —пристанут с расспросами, сочувствием. На фиг все эти

инсценировки. Но интересно будет понаблюдать эти две недели. А в

последний момент скажу, что симпозиум перенесли из-за гриппа. Тоже

будет интересно».)

А знаешь, —сказала Наташка, — я от Трандофилова сегодня

открытку получила. Он арбузовскую «Таню» собирается ставить. И, знаешь,

кого мне предлагает играть?

— Таню.

— Ты представляешь? Эго же не роль, а сказка, мечта.

— В вашем театре?

— Ну и что? У нас эта пьеса разойдется, в ней действующих лиц

немного.

— Но это же сентиментальная дребедень.

— Сельские труженики любят сантименты. А потом, это вовсе не

дребедень. Это классика.

(«В общежитии появляться нельзя. Три ночи можно и на вокзалах

прокантоваться. Там знакомых едва ли встретишь. Останется, правда, еще

один вариант: кто-нибудь без приглашения является в гости. «А Юра на

симпозиуме в Ленинграде!» — говорит Наташка. «А я его сегодня в

лаборатории видел». Но это один шанс из ста — едва ли на их Смольную

кто-нибудь без предупреждения поедет. Хотя могут и поехать: если в доме

маленький ребенок, то родители по вечерам никуда не отлучаются. Ну и

пусть являются! Пусть Наташка подумает, что у меня какая-нибудь баба

появилась. Может, это на нее подействует».)

— Ты слышишь? Я говорю, что роль отличная.

— Не помню. Я этот спектакль сто лет назад по радио слышал.

— Бабанова великолепно Таню играла! — проявил эрудицию шофер. _

— Не помню, — повторил Юра. — Ты можешь поверять, что я

действительно не помню?

— Ты просто злишься, — сказала Наташка, — а я думала, что ты хоть

на эту роль меня отпустишь.

— Ни на какую. Никуда я тебя не отпущу. Мы же договорились, и

хватит об этом.

— Это улица Черняховского, — сказал шофер. — Вам куда?

— Можно здесь остановиться.

— Спасибо, — сказал Юра, он передал Обратно Наташке, которая уже

выпорхнула из машины, звонко хлопнув дверцей, — на такси это стоит

рубль.

— Что вы! Я деньги не беру.

— Возьми, — сказал Юра, — слышишь?

Он пожалел, что в этот момент у него не было металлического рубля —

тяжелого кругляшка, который можно было бы швырнуть парню в лицо.

Хотя в чем тот виноват? А в чем он сам виноват? Только в той

ленинградской истории. Но разве он еще не расплатился за нее всеми

своими сомнениями и мучениями?

— Спасибо большое, — сказал Юра и положил ла сиденье смятую

рублевку, — до свидания.

3

Савельевы, как и договаривались, были дома — в своей просторной

обжитой двухкомнатной квартире, казавшейся роскошной по сравнению с

их однокомнатной. Эти посещение, да и не только они,; а вообще вся

дружба с Савельевыми вызывали у Юры. ощущение зависти, тем более

стыдной, что он предполагал, что Савельевы знают о ней. Но как не

появиться этой зависти, если все, за что ни возьмись, у Савельевых лучше?

Ладно, оставим квартиру (хотя она не только двухкомнатная, но и

гораздо более удобная: с просторной передней, большой кухней, высокими

потолками, их кооператив— высшей категории, а у Васильевых — по-

следней, наверное), оставим район (у Савельевых он куда ближе к центру, и

репутация у него гораздо выше). Но оставим все это, возьмем Свету и

Наташку. Они одноклассницы, одну школу кончили в одном году. Светка —

кандидат наук, работает в Институте философии. Наташка четыре года

поступала в театральное училище, окончила его посредственно, три года

сидела без работы (таких актрисочек в Москве завались), пока ее не взяли в

этот разъездной театрик. У Светы — статьи в толстых журналах и поездки за

границу, у Наташки — дребезжащий автобус, на котором они ездят по

Подмосковью, и пятнадцать’ строчек мелким шрифтом в «Вечерней

Москве», которая однажды удостоила их балаган вниманием. Разница в

зарплате соответствующая. У Светы Вера пошла в третий класс, у них —

Обратно, который пока не знает ни одного слова, кроме этого, потому что

ему еще и полгода нет, и, значит, все болезни, беспокойные ночи, ясли-

садики еще впереди.

Конечно, эти доводы ничего не стоят. Наташка ничуть не глупее, не

хуже, она даже красивее Светки, хотя модных шмоток у нее в десять раз

меньше. Но что-то ведь и это значит?

Или взять Виктора и Юру. Виктор с первого захода поступил на

филологический факультет МГУ, а Юре вернули документы в скромном

Станкине — не прошел по конкурсу. Потом Виктор изучал классическую

филологию, а Юра — курс молодого солдата, Виктор ходил на самые

интересные спектакли и выставки, а Юра — на вахту через двенадцать часов

по двенадцать (самое смешное, что Виктор окончил Университет лейте-

нантом, а Юра — все тем же ефрейтором, потому что бывшие солдаты

военную подготовку в институте не проходили).

И дело тут не в том, что Виктор москвич, а Юра из Верхних Серег

(поступил же парень из их класса сразу в физтех). И не в том, что служба в

армии отняла три года (надо же кому-то служить? И очень ошибается тот,

кто думает, что в армии служат только ни на что не способные дурачки). А в

чем же дело?

Но продолжим сравнение. У Светки и Виктора родители москвичи, с

одной стороны — врач и научный работник, с другой — какие-то

театральные деятели. Тут и моральная, и материальная, и любая другая

помощь. У Наташки мать алкоголичка, сходится и расходится с такими же

пропойцами, встречаться с ней — одна мука. Помощи, конечно, никакой —