искать по всей тайге.

- Аа! Сучка! - простонал тот, приложив к глазу мокрую тряпку - она меня чуть глаза не лишила!

- Зато ты первый целяк ей раскупорил - смеясь, сказал бригадир браконьеров,

которого все звали Митричем - за первую кровь завсегда надо платить. Давай,

давай , ты из нас самый молодой иди сходи с ней, можешь еще раз ее за это трахнуть - и под ржание мужиков, сидящих вокруг стола и пьющих мой дорогой

*Бефетер* из рюкзака, опрокинул стакан в рот.

Сволочи, варвары мой НЗ уничтожают, его пить надо с джин-тоником, гады, идя

к воде, подталкиваемый Димоном, ругался я про себя. Вода в ручье была холоднющая, но я яростно тер у себя там внизу, пытаясь вымыть из себя всю заразу,

что напустили в меня эти скоты.

Эта сволочь, Димон со мной не церемонился, а все норовил попасть ногой в мой тощий зад, чтобы шевелился и стирал постель быстрей. Уже в темноте, выжав простынь, я повесил ее сушиться на ветку дерева, а сам содрогаясь от холода, пошел в избушку вслед за моим мучителем.

Перед тем как обратно одеть мой камуфляж, меня тщательно осмотрел Митрич, не

знаю откуда у меня появилось это чувство, но мне было стыдно, что вот так

нагло на меня пялится мужик, причем тщательно осматривая все у меня внизу.

- Жеребцы! - вынес, через некоторое время он свой вердикт - мы там ей все

порвали, заживать будет неделю не меньше. Теперь неделю ее никто не трогать,

не моги!

- Но Митрич - начал возмущаться Иван, тот самый кряжистый мужик - как же

мы будем без сладкого?

- Если не хотите, чтоб раньше времени померла девка, ничего потерпите,

неделя не срок, зато потом оторветесь по полной. Все поняли - строго сказал

главный браконьер.

Затем для меня начался настоящий кошмар. На меня взвалили всю женскую работу,

в которой я ничего не понимал и за это был постоянно бит Димоном. Мне кажется

он мстил мне за свой глаз и испуг, которому я оказался свидетелем.

А Иван, все удивлялся моему неумению вести хозяйство.

- Ты только для одного приспособлена - зло выговаривал он мне, варя на всех

обед и пугая при этом - чтобы день и ночь тебя употреблять. Но ничего оклемаешься я тебя

затрахаю до смерти.

Вот гад.

А через неделю для меня начался настоящий ад. Меня имели днем и ночью, кому

когда вздумается и захочется, но и буквально пинками приучали меня к женской

работе. Я научился поварить и стирать, зашивать им порванную одежду.

Вообщем стал полностью их рабыней, как сексуальной, так и физической.

Дважды пытался бежать, но каждый раз они меня отлавливали и били до полусмерти,

после приходил в себя и все начиналось по новой, даже была мысль повеситься, но

они зорко следили за мной, на ночь привязывая к наровым столбикам.

После моего второго побега, третий из них самый молчаливый Михаил, раздул

импровизированный горн и из старых капканов, сковал мне на ноги кандалы, так

чтобы свободно мог передвигаться, поднимая звенья цепи перед собой, но не смог

далеко с ними убежать в тайгу.

Кончался август, я у них в рабстве уже четвертый месяц и просвета для себя не вижу. Они уже так сильно не обращают на меня внимания, потому-что знают, что с

такими гирями на ногах, навряд ли далеко убегу. И я свободно брожу по территории

поляны, вот только моторки свои они пристегивают на замки, вкопав столбы с кольцами на пристани. Знают на лодке еще у меня есть возможность убежать, а пешком шансов нет.

И вот как-то идя от отхожего места я подслушал разговор Митрича с Иваном.

Молодой и Михаил, поехали трусить сети, а эти двое остались и пили самогонку.

Я, взяв в руки цепи, чтобы не дай бог загремели, подобрался тихонько к окну и

пристроившись сбоку, поближе к стеночке, стал прислушиваться к пьяному разговору.

- Митрич, вот скажи, что с этой девкой делать? - слышался голос кряжистого

мужика - попользовались ей мы знатно, но нам на зиму пора сваливать отсюда, а

куда мы ее денем. Здесь оставлять ее нельзя, не дай бог до людей доберется,

тогда нам точно крышка, сколько дней ее сильничали. А оставлять ее живой нам,

ну никак нельзя. Кто на себя этот грех возьмет, а?

- Ваньша! - ответил ему старший - не кипишуй, я все уже продумал,

недаром вы выбрали меня бригадиром. Я недавно был на золотом прииске у Егора.

- Это, что у черных копателей, что ли? - переспросил Иван.

- Да у них самых - подтвердил тот - и уже договорился с ними, что нашу немую

девку отдадим им в аренду на зиму, за золотой шлих.

- Ну и что? - тупо удивился Иван.

- Как что? - горячился Митрич - ты знаешь скока там мужиков? Человек тридцать, не меньше и все до баб голодные. Да они ее там затрахают до смерти,

даже ежели и выживет, все равно забирать ее от них не будем, так и так, они ее

сами и кончат, а у нас руки будут не замараны и грех не придется на себя брать.

- Ну ты и голова! - восхитился его напарник - молодец все продумал, а я бы ни в жизсть не догадался никогда! Давай выпьем за твою светлую голову.

И они чокнувшись, выпили по полному стакану, а я потихоньку отошел и подошел

к пристани. Присев на бревно горестно задумался. Вот ты Женечка и дождался!

И мне вспомнилась моя прежняя беззаботная жизнь в Москве, с ее тусовками и ночными клубами. Сейчас они для меня оказались настолько далеки и нереальны, что

казалось все было неправдой и иллюзией.

Я уже не раз задумывался о себе, о своих поступках. У меня все время перед глазами стоит дочь того полковника, которого оболгали наши адвокаты и говорят позже он

умер от инфаркта, сердце прихватило. И эта девочка, видя вопиющую несправедливость

кинула мне в лицо правду.

- Бог есть! - кричала она, утаскиваемая коллегами полковника -

и за каждый твой подлый поступок он воздаст тебе по заслугам! За все

ответишь!

Вот теперь наверное, бог все расставил на свои места и я заслуженно получаю

кару, выпавшую на мою долю! Почему же к нам понимание приходит тогда, когда мы

сами окунаемся в боль и страдания, и я уже наверное много раз просил прощения у бога и всех кого обидел, даже прощения просил у шаманки, что превратила меня в

девушку. Видать не долго мне осталось ходить по земле и я стал понимать тех

изнасилованных мной девчонок, что они после этого чувствуют, наверное шаманка

увидела это в моей ауре и специально превратила меня в женщину, чтобы я все мог

прочувствовать на своей шкуре. Я взглянул на ночное небо и мне так стало жалко себя, что из глаз у меня невольно полились слезы.

С прииска, за мной приплыли двое на моторке. К этому времени все четверо браконьеров были в курсе планов бригадира и поэтому приготовили для дорогих

гостей таежные угощения, наварили рыбы, нажарили грибов и даже убили молодого

подсвинка и теперь угощали старателей собственноручно приготовленным шашлыком.

Наварили браги из ягод, да и золотодобытчики приехали не с пустыми руками.

Пьянка им предстояла грандиозная.

Сначала все шло чинно и благородно, но по мере дальнейшего употребления горячительных напитков, градус споров повышался, речь шла о сумме моей *аренды*.

Потом на пир притащили меня и заставили раздеться.