И я горестно подумал. Это тебе, Евгений, наказание за все, что ты делал с

девушками раньше и за все нехорошие поступки.

Да я готов принять любое наказание, но быть женщиной не хочуууу!...., а еще такой

страшной женщиной!

И тут от стрессов и наверное от переизбытка чувств, просто, напросто вырубился.

Очнулся уже, когда солнце стояло в зените, палящие лучи которого нещадно жарили

лицо и весь я вспотел, истекая влагой.

Сняв куртку, пошел умываться к озеру. Бросив взгляд на копченные куски оленины,

у меня непроизвольно потекли слюнки. Чтобы со мной не случилось, а есть хочется

всегда. Смотрю шаманка оставила мне черный закопченный чайник и на том спасибо,

но посмотрев на свои руки, берущие чайник, меня опять начала душить злоба, уж

как только я не костерил старуху, какие только эпитеты не придумывал, а

когда выдохнувшись, поплелся к озеру набрать воды и попить горячего чая.

Заварка у меня где-то завалялась. Пошел по округе и собрал хворост, потом поставил чайник на огонь и отрезав ножом кусок оленины стал жевать его, заедая хлебом и принялся горестно размышлять.

Получается по сценарию Чернышевского *Что делать*?

Идти искать экспедицию? А смысл? Будь я в своем обличии, тут вопрсов нет, а если

там появлюсь в виде девушки, да еще такой страшной?

Что я им буду говорить, нет, совсем забыл говорить я не могу, а буду мычать, как Герасим в муму? Хотя могу написать на бумаге и смогу все объяснить.

А что я буду объяснять, что сумасшедшая старуха превратила меня за одну ночь

в такое страшилище, в девушку? Бред и еще раз бред. Скорее всего меня примут за

сумасшедшую, сбежавшую из психушки и неведомо как появившуюся в этой лесотундре.

Хорошо, что мама и папа перед отъездом дали мне денег, да я прихватил из своей

заначки кое-что, на первое время хватит.

Надо подаваться в ближайший город, подумал я, доставая из костра закипевший

чайник и кидая заварку в кружку. Там у меня шансов выжить больше, чем здесь в

тайге. Перво, наперво надо выйти к реке, а там поднимаясь вверх по Енисею добраться до Красноярска, дальше видно будет.

Поев и попив чаю стал быстро собираться, чайник тоже надо забрать с собой.

Наметился хоть какой-то план. Достал компас и карту, про них совсем забыл,

определился с примерным направлением и закинув, для таких хрупких плеч неподъемный рюкзак, потопал потихоньку по тундре. Выкидывать из тяжелого рюкзака ничего не стал, теперь я остался один на один с природой, хоть и тяжелый груз, но может

пригодиться каждая мелочь. Единственно, что доставляли неудобство,это ботинки,

на пять размеров больше моей ноги, но я достал из рюкзака нижнее белье и

прежде чем сунуть их в обувь, тщательно обмотал свои ступни.

Вот иду уже третий день, как на автомате передвигая ноги. Ноги все натер и все

чаще и чаще делаю остановки, перематывая импровизированные портянки.

Стараюсь на ночь останавливаться у ручья, чтобы на следующий день запастись

водой. По ночам слышу вой, то ли северных лис, то ли волков. Интересно, когда

под заклятьем шаманки четверо суток ходил по кругу, даже не обращал никакого

внимание на вой. А теперь, оставшись совершенно один, стал пугаться каждого шороха. Первую ночь даже не мог уснуть, все время вздрагивая и просыпаясь от

каждого шума, даже нашел дубинку и обстрогав ее, таскаю с собой. Хоть гипотетическая, но какая-то защита, возможно чисто психологическая.

Почему тундра такая огромная, зеленый ковер из весеннего разнотравья тянулся

куда-то за горизонт. Как не экономил , а куски копченной оленины таяли на глазах.

И что дальше делать и чем питаться, я ни разу ни охотник, а теперь в этом

девичьем теле и подавно? Мох жевать?

Вдруг смотрю на горизонте вроде дымы. Это ж люди, это мое спасение!

Я оказывается чудом нарвался на лагерь кочующих оленеводов. Там меня накормили

мясом до отвала, даже встать со стола не мог. А ночью от съеденного чуть заворот

кишок не получил, хорошо чукчи или коряки, даже не помню кто они по национальности,вообщем оленеводы, меня спасли,перевернули

меня вниз головой, предварительно залив мне в глотку литров пять подсоленной

воды. Чудом выжил, наверное жажда жизни все перевесила и через три дня я пришел в себя. Меня старший оленевод на своем языке все спрашивал, я так думаю,откуда я и

как сюда попала? Я естественно в ответ только мычал, пытаясь языком жестов что-то

объяснить. С грехом пополам объяснил им дать мне карандаш и бумагу.

Хмуря девичьи бровки с трудом им написал кто я и откуда, выдумывая на ходу историю. Но оказывается зря старался, когда бригадир туземцев, взял мою писанину,

то я так понял с русской грамматикой он не в ладах и дал мне понять, что ничего

не понял.

С трудом, он жестами объяснил мне, что им надо кочевать дальше. А я жестами

попросил мне продать в дорогу оленину, суя ему в руки рубли. В ответ тот отрицательно и энергично замахал руками, и мне выделили огромные куски вяленного и варенного мяса, завернутые в фольгу.

Стоя на краю небольшого водоема, я взглядом провожал, уходящее стадо оленей,

вздохнув и поправив лямки рюкзака двинулся дальше по направлению к дельте реки.

К устью вышел на третьи сутки. Мясо, что дали мне в дорогу оленеводы почти

закончилось, остались небольшие куски копченностей. В первую очередь ел варенную

оленину, а копченную оставлял на потом.

Набрал воды и не долго думая пошел вверх по реке, благо солнце все еще было в зените. Смотрю уже ближе к вечеру появились хвойные деревья, ели и пихта.

Это хорошо, если идти дальше по реке, можно нарваться на жилой поселок, а там

у каждого есть моторка, за деньги меня всегда довезут до поселка, где ходит

большой водный транспорт, а там и до города недалеко.

Настроение у меня поднялось и я решил на ужин наловить себе рыбки и сварить уху.

Выломал не толстый кусок ветки и прикрутил изолентой к нему катушку с леской,

закрепил на конце кольцо и продев леску через него, снарядил ее блесной.

Рыбачить я любил, в свое время с отцом в выходные дни ездили на озеро ловить

рыбу. Батя меня и приучил к рыбной ловле. Поэтому знаю с какого конца подходить

к удочке и как ее снарядить.

Первый заброс был пустой, но я не отчаивался. Только на пятый, кто-то крупный

схватил блесну, это был трехкилограммовый судак.

Мне пожалуй на ужин хватило бы одной этой рыбины, но захваченный азартом, я раз

за разом кидал блесну в реку, выхватывая каждый раз приличную рыбину.

Остановился только тогда, когда очередная рыбина, в своем неистовстве допрыгнуть

до воды, не стала бить меня по ногам. Рыбы наловил очень много и сразу понял, я

столько не съем и поэтому лихорадочно стал кидать еще живую рыбу обратно в Енисей. Но задохнувшейся рыбы еще оставалось много.

Поставил на огонь котелок и когда вода вскипела, закинул в нее самую большую рыбу, предварительно распотрошив ее.

Остальную рыбу завернув в фольгу, доставшуюся от оленеводов, кинул в костер печься. Засыпая в спальном мешке, я с надеждой думал, что удочка есть, пока найду

людей, с голода не умру.

Встал утром, по реке еще стелился туман. Потухший костер не стал разжигать,

умывшись, позавтракал холодной ухой. А испеченную рыбу не стал трогать, только

нарвав широкие листья травы завернул в нее фольгу с судаком и кинул в рюкзак,

в обед доем, если не испортиться.

Тайга началась уже ближе к обеду, тогда и начались мои мучения, ни дороги, ни тропки сплошной бурелом. Движение мое замедлилось очень сильно.

Теперь за целый день проходил не более пяти киллометров, постоянно продираясь