Я приняла чёткое решение уйти. Уйти от всех: от человека, благодаря которому я потеряла себя на определённое количество времени, собственно говоря, принимая иллюзию происходящего за данность, не за реальность, а именно за данность; от матери, запершей мою жизнь и сущность в клетку под названием «обязательства»; от человека, бывшего для меня всем: жизнью, честью, совестью, любовью.

Если на счёт первых двух пунктов я была уверенная на 100%, то на счёт последнего я колебалась словно на весах всевидящей Фемиды. В этом и заключалась моя самая огромная оплошность.

***

- Кассандра?

- Прости меня, но мне некуда идти, - этого хватило, чтобы он и так всё понял. Я так любила его за эту черту. Он мог просто посмотреть мне в глаза или же подметить чуть кривую улыбку, чтобы осознать, что меня грызёт очередная выдумка.

- В любом случае, я рад, - пройдя в его, такую до тошноты тихую квартиру, я на удивление себе не почувствовала привычного дискомфорта. Мне нужна это тишина. Убивающая и заново строящая мысли, тишина.

Я была здесь всего два раза, но, несмотря на это я уже подметила мягкий синеватый диван, совсем невзрачный на первый взгляд книжный шкаф с позолоченными ручками и росписью, а также полюбившийся мне шагги цвета морской волны. Я любила сидеть на нём перед камином, с задумчивым видом, над которым он всегда потешался.

- Я вот думаю, откуда у студента деньги на такую квартиру? Ты ведь живёшь один. Или может ты альфонс, обкрадываешь бедных бабушек, за несколько часов ласки и любви?

- Я всегда знал, что ты обо мне крайне недоброго мнения, - протягивая мне чашку любимого персикового чая, он присел рядом и уставился в эту бездну, в которой бесшумно танцевали танго крошечные искорки.

- Спасибо, Нэйт. Что бы я без тебя делала?

- Танцевала бы на барной стойке с Филис.

- Ты слишком плохо знаешь меня, но к счастью слишком хорошо знаешь её.

- Увы, ничего не могу с этим поделать, она же мой босс.

- Только босс?

- А что? Решила приревновать? На тебя это так...похоже, - это была правда. Я всегда в какие-то минуты слабости ревновала его к Филис. У меня было не так уж и много друзей, поэтому в этой области я включала ещё ту валькирию.

- Я ведь люблю тебя, Нэйт. Не нужно удивляться, что я ревную.

- Любишь, но не так как бы хотелось, - в таких ситуациях легко потерять себя, особенно когда не можешь собраться по кусочкам. Возможно, в то время во мне говорили усталость и безнадёжность, но я заметила в нём что-то совершенно иное. Что-то чего я не видела раньше. Волосы были до безумия мило взъерошены, а голубые глаза блестели в отблесках языков пламени. Сейчас он не пытался быть лучше других, не пытался быть милым другом, выслушивающим мои сопли, сейчас он был собой. Тем, кто когда-то показался мне до невозможности притягивающим и в то же время таким отрешенным.

- Ты ведь сам знаешь, что этого достаточно. Ты ведь сейчас не мне это сказал. Где-то в глубине души, ты сам знаешь, кому принадлежит твоё сердце. Скажи ей уже, что же ты чувствуешь, - в этот момент перед глазами всё поплыло. Очертания языков пламени стали неточными, а голос Нэйтана расплывался где-то вдалеке от меня. Я чувствовала лишь тепло его рук и резкий толчок.

Следом возникла молчаливая темнота. К моему великому разочарованию, она рассеялась, как только я почувствовала резкий, но такой знакомый запах. Клиника.

- Кассандра? – через помутневшую пелену я начала различать тонкую фигуру человека, от которого меня и без заболеваний бы тошнило. Видимо у меня сейчас именно такая реакция на неё. Это вовсе не болезнь, это просто ненависть комом стала в области желудка, - можешь не смотреть на меня так? Я тебе помогаю, а не чуму навожу.

- С каких это пор ты научилась помогать людям, Кини?

- У тебя ещё остались силы язвить? – на её лице не было привычной тревоги и неприязни, скорее это больше походило на облегчение.

- Для тебя всегда припасены силы. Меня от тебя даже тошнит. Прям удивительно, даже мой организм на тебя ножи точит.

- Врядли сегодня тебя тошнит из-за меня. Когда в последний раз был половой акт, мисс Валери?

- Что?

- Я спросила тебя, когда у тебя был секс в последний раз? Напрягись, вспоминай, - в этот момент язык так и чесался сказать: недавно, с твоей невестой. Но, то ли слабость, то ли здравый смысл не позволили мне этого сказать. На ум лезли только мысли о Лукасе.

- Около двух месяцев назад.

- А если быть точнее шесть недель, - после этих слов меня словно пырнули в области грудины. Палата гинеколога, обморок, ещё эта...женщина точно обозначает срок...

- Поздравляю, Кэс. Думаю, Лукас будет очень рад этой великолепной новости, - говоря это, она чуть ли не подпрыгивала. Знаете, если бы люди могли бы летать благодаря чувству победы и самолюбованию, она бы уже на Марсе завтракала бы.

- Не говори ему, - я не узнала своего голоса. Паника одолевала мною. Впервые за последние несколько лет, мне хотелось забиться в мамин шкаф, поджать ножки и горько заплакать, выбрасывая всю боль наружу.

- Упс, наверное, твоя мать уже рассказала ему. Она так радовалась, когда я сообщила ей, что скоро она станет бабушкой. Прости, - ах ты язва подзаборная, никогда тебе не было меня жаль, уж точно не сегодня. И, конечно же, мать будет радоваться, ведь ребёнок это залог воссоединения её дочери с богатым женишком.

- Кэс? – она стояла вся такая на удивление хрупкая и разбитая. Вся привычная сталь во взгляде, стане и голосе исчезла. Ей словно было больнее, чем мне.

- Мария?...Браво, Кини, ты и ей сказала, - во мне бушевали два огня: мне было до безумия больно от того, что она об этом узнала, а второй-это боль в её глазах-пустая боль. Словно ей было противно от этой новости. Словно мысль о ещё нерождённом комочке внутри меня, частички меня, душили её. Она была бледнее стены кабинета. И лишь толика отчаяния и растерянности в её глазах доказывали, что она ещё живая.

- Конечно же, сказала, глава клиники должна знать всё о своих пациентах. Особенно если они друзья. Не так ли, милая? – Мария молчала. После слов Эммы, не было понятно на кого она злиться больше, на меня, на неё или же на себя. В какой-то момент мне стало так смешно. Знаете забавная картина: жена, муж и любовница. Только здесь ещё забавнее, непонятно кто жена, а кто любовница.

Встав с койки, я направилась к дверному проёму, в котором словно шкаф, простите, до безумия злой шкаф, стояла моя любовь. С каждым моим шагом она становилась всё обессиленней и беспомощней, что мне захотелось добить её окончательно.

- Конечно, Кини. Она должна за меня порадоваться, ведь мы такие давние...- я добралась до неё. Мы стояли на такой дистанции, которая обычно предлагает выбор: обнять или «ударить» снова, - очень близкие..., - я провела ладонью по её плечу, замечая как от этого «удара» она ломается изнутри, - друзья...