- И, тем не менее, месье наполовину граф, это не дает вам право распоряжаться чужой жизнью и свободой только за то, что кто-то не соизволил прочесть писанину вашего папеньки. - Эскот выстреливал слова с неподдельным отвращением. - Между прочим, выражаясь юридически, вы незаконно, с помощью преступного обмана нас всех похитили. Вы натуральный бандит! Вас нужно судить!
Естественно, красноречие режиссера поддержали многие; особенно баронесса Засецкая. Однако Ломонарес, невзирая на реплики, продолжал праздновать спокойствие и невозмутимость. Он лишь скупо улыбнулся Эскоту.
- Я с удовольствием послушаю, мистер полуджентльмен, какими юридическими терминами вы станете оперировать, когда мое внимание коснется вашей ничтожной - если так можно выразиться - личности.
- Увольте меня от ваших гнусных издевок и угроз! - Взъерепенился Эскот, чуть не слетев со стула. - Мне никогда в жизни не доводилось слышать ни про вас, ни про Фантазмагора, ни про Зазу, ни про Луизу, ни вообще про ваших родственников с чертовыми цыганами в придачу!!! - Брызжа слюной, зашелся в своей истерике режиссер. - Вы кем тут себя возомнили!? Ты смотри, мститель молдавского разлива.
- На вашем месте, - властно и твердо заявил граф, - дражайший вы наш служитель мельпомены, я бы так не вскипал: вскорости все узнаете. И вынужден заметить: тут никто никого силой не держит. Ступайте, вы свободны! - Жестом руки Ломонарес указал на дверь. - И силой вас сюда никто не тащил. Вы все, без исключения, добровольно, по моему любезному приглашению согласились на дармовое путешествие океаном. - Он с категорическим пренебрежением махнул рукой в сторону режиссера. - Алчные людишки!
- Пресвятая Дева Мария! - В сердцах Засецкая швырнула на стол платок, которым последние пять минут обмахивала лоснящееся лицо. - Да вы голубчик хам! Неужто вы решили, что нашим творческим, романтическим натурам подвластны низменные, плебейские...
- Брависсимо!!! - Громкими и продолжительными рукоплесканиями граф прервал почтенную даму. - Ну-с, баронесса... - Ломонарес ей интимно подмигнул. - Ваша неестественная привязанность к молоденьким девицам, по моему разумению, вульгарна и постыдна. - Теперь его взор обратился к собранию. - Боже мой! Какая пошлость! Тщательно изучив биографию баронессы Засецкой, за последние пятнадцать лет, мне стало казаться, что девственность юных леди привлекает светскую гранд-даму, как глоток воздуха утопающего. Даже, скорее, их нежные тела.
- Да как вы смеете!!! Негодяй! - Тут же последовал настоящий взрыв. На титулованную особу страшно было смотреть: от светских манер не осталось и следа. Так и казалось, что из безобразного рта полезут клыки, удлинится горбатый нос, а на кривых узловатых пальцах, как у ведьмы, вырастут черные когти. Имитируя недорезанную свинью она неистово вопила; орошая уста пеной; изрыгая потоки чудовищной, неслыханной ругани. Сарре, видимо, еще не доводилось лицезреть маман в таком диком амплуа, от чего девушка испугалась и расплакалась.
Так пронеслись оглушительные пять минут.
- Молчать!!! - Взревел Ломонарес, полностью подавив Засецкую своими децибелами: причем так, что теперь у всех звенело в ушах. - Я нахожу ваше поведение непристойным для дамы. И к слову: Если вы сию минуту не умолкнете, я с величайшим наслаждением и в мельчайших подробностях поведаю публике некоторые пикантные моменты вашего посещения борделя на улице Ферфакс, что на южной окраине Лондона. Я думаю, присутствующим будет любопытно. - Он заговорщически подмигнул баронессе.
Последняя новость оказалась сродни пушечному ядру, которое влетело прямо в раскрытую пасть разбушевавшейся истеричке. Теперь Засецкая замерла как мумия. Проглотив язык, она уставилась в Ломонареса стеклянным, безжизненным взглядом.
- Об этих ваших любовных похождениях я узнал от содержательницы того дешевого притона, и нескольких шлюшек. Но особенной популярностью там пользуется шоколадная мулатка; большие глаза, пухлые губки, шикарный бюст, ровные белые зубы. - Ломонарес опять игриво подмигнул. - Ее зовут Соланш; ваша любимица...
Засецкая бессильно обмякла на стуле. Теперь ее внешний облик олицетворял животрепещущее воплощение стыда. Думаю, читатель в состоянии представить себе неадекватную реакцию, вызванную у слышавших такую новость о человеке, с доселе безупречной репутацией: если не учитывать безосновательные слухи. Американский писатель, в принципе, не придал особого значения такой содомии. Зато консервативные соотечественники, сенсационным разоблачением были шокированы.
- Впрочем, - продолжал граф, - подобные детали вашего безнравственного бытия, никакого отношения к делу не имеют... вернее, почти не имеют. Но вот портсмутское варьете, состоящее в подчинении вашей давней подруги, нам вспомнить придется. Естественно, Луизу там не знали под псевдонимом Зазу, и уж тем более под настоящим именем. Сестра считала: Сменив ресторанную сцену на более солидные подмостки, необходимо сменить имидж. Поэтому, при первом своем появлении в Портсмуте, она представилась Барбарой Морган. - У Засецкой вдруг резко сузился разрез глаз, шустро забегали зрачки. - Вот-вот баронесса, ваша память ассоциирует услышанное имя с не очень приятными моментами ближайшего прошлого. Точнее, с одним моментом, о котором, варьируя меж незначительными деталями, я и поведаю:
В те дни Луиза витала в заоблачных далях от счастья, ведь ее утвердили на вторую роль в мюзикле: для сестры то был немыслимый подарок судьбы. Луиза даже приступила к репетициям, как однажды, в театре появилась очень влиятельная особа. Не догадываетесь? - Ломонарес обвел взглядом аудиторию.
- Ай-яй-яй! - Вытянул Уоллес в фальшивом удивлении физиономию. - Неужели наша сластолюбивая баронесса?
Засецкая не оставила язвительность офицера без внимания. Она одарила Уоллеса таким испепеляющим взглядом, что тот вздрогнул и отвел глаза.
- Вы правы, мой дорогой Бернард. Той элегантной дамой была Ингерта фон Засецкая, собственной персоной. И явилась баронесса в театр не одна, а со своей новой пассией. Ну, конечно, мы можем только догадываться, за какие такие заслуги развратная шалунья потрудилась похлопотать за ту красотку, втиснув объект своего пылкого внимания в актерскую труппу. И по всей вероятности, заслуги те были очень и очень! Ведь баронессу не удовлетворял какой-то там задний план; любовница должна блистать! Короче говоря, тогда, в кабинете театрального агента вы пришли к единодушному мнению, что Барбара Морган абсолютно не подходит на ту роль, на которую ее утвердил режиссер. Зато прибывшая с вами леди просто украсит своим светлым образом всю постановку. Луиза вошла в приемную как раз в момент гомерического хохота в кабинете, над тем, какое выражение лица случится у дурнушки Морган после известия об отставке. Дело в том, что сестра нанесла визит секретарю, дабы вручить платежное поручение из ателье, где должны были шить сценический наряд. Дверь в кабинет оказалась небрежно прикрытой, Луиза все слышала, и к несчастью не сдержалась. Секретарь, миссис Донахью, прекрасно запомнила, какой душевной трагедией приключилась для сестры новость об отставке. Как ее взбесил тот факт, что она стала мишенью для колкостей и острот, причем совершенно незаслуженно. Она все слышала; как неизвестная дамочка называла ее пугалом, не умеющим ни петь, ни элементарно двигаться по сцене - не то чтобы танцевать. "Да у нее не ноги, у нее ходули! Ей нужно в цирк!" - Цитируя, Ломонарес зло смотрел на Засецкую. - Ваши слова, баронесса. Вот поэтому сестра и ворвалась тогда в кабинет, чтобы объясниться с вами. Конечно, в этом опрометчивом поступке сработал горячий мексиканский характер: Луизе бы лучше сдержаться. Но она вбежала и высказала все, что о вас, в тот момент, думала. Ох, и скандалище разразился в следующий же миг. Можете себе представить, как взбесилась баронесса, когда схлопотала солидную порцию нагоняя от особы без роду, без племени. Для чопорной дамы, то было сродни публичной пощечины. Вот тогда-то вы и поклялись приложить все ваши усилия и связи, чтобы карьера Барбары Морган канула в небытие, так и не успев расцвести. Вынужден отдать должное; вы осуществили клятву с дотошным, решительным цинизмом. Благодаря вашему участию, фамилия Морган сделалась сродни проклятию. Никто не желал даже разговаривать с обладательницей такой фамилии, не говоря о приеме на работу. Даже в других городах, таких как; Кардифф, Манчестер, где Луиза пыталась устроиться, агенты и режиссеры шарахались от девушки как от чумы. Вот тут-то ей и взбрело в голову сменить свой старый псевдоним, пользующийся дурной славой, на новый, еще никому неизвестный. Теперь сестра представлялась - Сьюзен Олбрайт.
